— Радуйся жизни, — проговорила я, глядя ему в глаза.
Он кивнул, будто понял, о чем я.
А женщина снова улыбнулась и протянула ко мне руки. Ее морщинистые кисти накрыли мои, и я ощутила не физическое прикосновение, а дуновение энергии, когда ее ладони прошли сквозь мои. Но она все тянулась и не оставляла своих попыток приблизиться ко мне и соединиться, с каждым разом ее руки становились все ближе и настойчивее, и я поняла, что мне пора уходить. Я резко встала, отшатнувшись от нее и снова пожалев, что не осталась с парнем, предложившим мне кофе.
Очнулась я от стука в дверь. Откуда-то я понимала, что это пришла уборщица, но совершенно не знала, где нахожусь. Поднявшись с постели в крохотной комнате с тусклым окном и нагромождением мебели, я, пошатываясь и заворачиваясь в пеньюар, на цыпочках отправилась в путешествие к двери. Голос за дверью ругался и кричал, говоря, что прекрасно знает, что я дома. Потом чертыхнулся и стал удаляться. Пока крики совсем не затихли, я боялась пошевелиться, потому что мне казалось неправильным быть застигнутой врасплох в нижнем белье с всклокоченными волосами и заспанным лицом незнакомой женщиной, когда я даже не понимала, где очутилась и куда выпал целый кусок моей жизни. Придерживаясь за стену, я завернула за угол и обнаружила компактную кухню со всей необходимой утварью. Первое предположение о том, что я в гостинице, оказалось неверным. Поднапряг мозг, я смутно припомнила, что эту квартирку мне снял мой новый знакомый. Он еще тогда, на скамейках, спрашивал меня, почему бы мне не остаться, и говорил что-то о том, что вполне мог бы обо мне позаботиться. И тогда это почему-то не казалось неправильным, как и предложение обеда. Но почему он так ко мне отнесся и вел себя, как со старой знакомой — этого я понять не могла. Пошатываясь, подошла к тускло освещенному зеркалу и убрала волосы с лица. На меня смотрело абсолютно чужое лицо девушки лет двадцати трех — пяти, с темно-каштановыми волосами и карими глазами. Ничего в нем особенно примечательного не было, но когда мои пальцы коснулись щек, руки в отражении коснулись лица девушки. Это была я. В ужасе я сжала кожу одеревеневшими пальцами, пытаясь осознать происходящее. Это была не я. Я помнила себя настоящую и попыталась восстановить свой образ в отражении. Мое истинное лицо возникло там на какую-то долю секунды и также благополучно растаяло, вновь вернувшись к первоначальному варианту. В отчаянии я ощупала свою голову, и ощутила страшный провал в задней части черепа. Тогда я с утроенной силой стала пытаться выбраться из чуждого мне образа, пытаясь удержать себя настоящую. Это была страшная схватка: иногда мое лицо задерживалось в зеркале на несколько секунд, но потом вновь плавилось, превращаясь в чужое.
— Я должна вернуться в настоящую жизнь! Я хочу прожить свою судьбу! — орала я зеркалу, сражаясь из последних сил. Голова раскалывалась, задняя часть черепа, казалось, вот-вот взорвется, так я стремилась возвратиться к своей привычной жизни.
И вот я, наконец, вздрогнула и открыла глаза в постели, ошалело моргая после сна и тяжело дыша. Кошмар — это был самый настоящий кошмар, из которого мне удалось вырваться неимоверным усилием воли.
— Давай, я хочу услышать это от тебя, — глаза Пресли горели. Ребята прозвали его в память о легендарном кумире за смешные баки, которые он носил, независимо от моды. В остальном же у Пресли не было больше ничего общего с его именитым тезкой.
— Что? Что ты гений? Выкладывай уже, что хотел, — с досадой произнес Коэн, глядя на своего эксцентричного коллегу. В отличие от пухлого Пресли он был высоким сухим мужчиной с резкими чертами лица. И действовал всегда четко и методично. Разглагольствования в духе Пресли зачастую выводили его из себя, ибо он предпочитал голые факты и холодный расчет.
— У носителей изоморфов наблюдается повышенная температура, — победно изрек Пресли, глядя прямо в безразличные глаза Коэна. — Ты слышишь меня? — переспросил он, не наблюдая никакой реакции.
— Пресли, это все, чем ты меня хотел поразить?
— По-твоему, этого мало?
— И на основании чего ты сделал эти потрясающие выводы? Одного несчастного изоморфа? Ты слышал о таком явлении, как простуда, грипп и ОРВИ? — продолжал напирать на Пресли обозленный Коэн. Он не для этого трусился в самолете два часа, чтобы слушать теперь весь этот бред неуравновешенного исследователя. Он уже жалел, что в свое время поручил Юлии отыскать человека для работы в лаборатории. Ее совершенно не волновали черты характера кандидата, она лишь просматривала резюме и задавала профессиональные вопросы, на которые у нее заранее были подготовлены ответы. И что он получил в итоге? Самовлюбленного неуравновешенного человека, считающего себя незаурядным ученым.
— Грипп, — с презрением выдохнул Пресли, но затем как-то нервно затеребил свой бак, из чего Коэн сделал вывод, что был не так уж далек от истины насчет обоснованности выводов. Хотя где им, черт побери, было взять изоморфов? В этом и заключался замкнутый круг: они не могли вычислить изоморфов, потому что слишком мало о них знали, и не могли ничего узнать, потому что не могли их вычислить. За исключением одного ублюдка, обосновавшегося в Голландии более нескольких месяцев назад и наведывавшегося все в том же теле в соседние страны. Этот изоморф, казалось, совсем никого не боялся, и был расслаблен настолько, что не заметить изменения в Гае Нуде мог только слепой.
— Так что там? — махнул рукой в нетерпении Коэн, падая в кресло напротив Пресли.
— Мне кажется, — немного неуверенно и без прежнего апломба начал тот, — что организм человека-носителя борется с захватчиком, но достаточно вяло. И, тем не менее, это вызывает постоянную чуть повышенную температуру, — не наблюдая никакого интереса в глазах Коэна, Пресли уточнил: — субфебрилитет.
— Замечательно, — прокомментировал Коэн, закидывая ногу на ногу и смахивая невидимую пылинку со своих брюк. Он был редким педантом в плане одежды, и все его костюмы были безупречны. Вообще Коэн считал, что как урожденный британец, очутившийся посреди всего этого сброда, просто обязан поддерживать соответствующий стиль. — И что это нам дает?
— Как что? — громко выдохнул Пресли. — В сумме с изменившимся поведением, интересами, привычками, это дает нам практически стопроцентную гарантию того, что перед нами изоморф.
— Да, но как вы предлагаете их выявлять? — возмутился Коэн, начиная сердиться. Ведь близкие не бежали в полицию с заявлением только из-за того, что кто-то в их окружении резко изменился. Более того, они зачастую могли найти это привлекательным или наоборот, вообще не придать значения.
