Мужчина продолжал лежать тихо, неподвижно, не открывая глаз: прислушивался. Почувствовал рядом неестественно прямое, напряженное тело жены. Услышал ее дрожащее, учащенное дыхание. Понял: жене снится кошмар. Не раздумывая, потянулся, поймал ниточку сновидения, скользнул вдоль этой ниточки по запутанным лабиринтам бессознательного.
Понимая, что уже близок к цели, к тому месту, где находится сейчас сознание Лайоны, на ходу накинул на себя четвертую степень защиты — прозрачность. Превратился в бестелесного незаинтересованного свидетеля и одновременно оказался в мрачном темном помещении с кирпичными стенами, в котором маленькая девочка смотрела с немым ужасом на властного высокого незнакомца — угрожающе-красивого, темного не только глазами и волосами, но и самой своей сутью.
«Уйди!» — услышал он полукрик-полувсхлип ребенка, скованного немотой.
«Ты сама придешь ко мне, Лайона», — уловил последние слова неизвестного мужчины.
Валлиан не смог ничего предпринять. Он даже незнакомца не успел толком разглядеть. Сон Лайоны прервался, и Валлиана резко выбросило в реальность из сумрачного мира сновидений.
Мужчина зашевелился, потянулся к жене, обнял, подул легонько в лоб, желая развеять остатки кошмарного сновидения, прижал к себе все еще напряженное, замерзшее тело, желая утешить, успокоить. Девушка не проснулась, но постепенно согрелась и расслабилась от тепла родных рук, от мягких, ласковых поглаживаний по спине.
…Любимая женщина снова спала — спокойно, глубоко. А Светоч Валлиан лежал и задавал себе один за другим непростые вопросы.
Кто был этот мужчина, незнакомец, который приснился Лайоне?
Как он связан с ее прошлым? Ведь во сне она видела себя ребенком десяти-одиннадцати лет.
Какую власть имеет этот незнакомец над сердцем Лайоны, над ее душой?
Почему девушка так сильно боится его?
Опасен ли незнакомец сейчас, или это только сохранившиеся воспоминания из неизвестного ему, Светочу, прошлого жены?
И как, ради всего Святого, получить ответы на эти вопросы? Рассказать любимой, что подсмотрел ее кошмарный сон? Простит ли она его за такое вмешательство?
Вопросов было много, поэтому уснуть Валлиану до утра уже так и не удалось.
2. Планета Монастырь. Школа Инквизиции
Лайона проснулась свежей и отдохнувшей, выглядела, как обычно, бодрой и спокойной.
— Как спалось на новом месте, родная? — осторожно поинтересовался Валлиан.
— Спасибо, хорошо, — ответила девушка.
Валлиан присмотрелся к жене, понял: она не помнит. Сон, каким бы он ярким и страшным ни был, остался скрытым где-то в глубинах ее подсознания.
Интуиция Светоча зашевелилась, намекая на что-то, и Валлиан задал жене следующий вопрос:
— Лайона, слушай, а почему ты никогда не рассказывала мне о своем отце? И в разговорах с матерью и сестрой вы ни разу о нем не упоминали, во всяком случае, при мне.
Лицо девушки напряглось. Брови нахмурились. Вопрос явно вернул ее не к самым приятным воспоминаниям. Но она все же ответила:
— Отец развелся с мамой пять лет назад, когда мне было двадцать три года. Как раз в том году я закончила медицинскую академию и начала работать в Центральном Военном Госпитале Милангмы. После развода отец почти перестал общаться с нами. Где-то через полгода после развода сообщил, что уезжает с какой-то добровольческой миссией в одну из вечно воюющих стран на другом континента. А еще через несколько месяцев мне, как старшей дочери и наследнице, прислали извещение о том, что отец пропал без вести. Вероятнее всего, погиб.
Муж смотрел на Лайону с искренним сочувствием:
— Вы сильно переживали, когда все это случилось? Наверное, это было для вас всех большой потерей?
— К тому моменту мы уже успели смириться с тем, что он почти исчез из нашей жизни. Мы с Мейрой злились на отца за то, что он бросил мать, хотя и ожидали, что это случится. Родители никогда не ладили, не жили мирно. Вроде бы и не скандалили, и не ругались ежедневно, как бывает во многих семьях. Но между ними постоянно висела стена из взаимного непонимания и недовольства. Так что их развод не стал для нас с Мейрой неожиданностью. Хорошо, что первое время, до отъезда на другой континент, отец продолжал помогать Мейре, оплачивал ее содержание…
Лайона замолчала, встав у окна и глядя куда-то в пространство. На лице застыло выражение горького смирения с судьбой и одновременно — мрачной решительности, словно девушка согласилась с тем, что произошло, но не собиралась позволить этому сломать свою жизнь и жизнь своей сестры.
— Каким он был, твой отец? — прозвучало в напряженной тишине.
— Жестким. Иногда даже жестоким. Властным. Взрывным, хотя и не признавал этого. Утверждал, что все свои взрывы прекрасно осознает и контролирует.
— Он наказывал вас с сестрой? Бил?
— А кого не били? — вопросом на вопрос ответила девушка. — Нам не доставалось регулярных колотушек, нет. Отец поднимал на нас руку редко, но при этом как-то неожиданно. Непредсказуемо. Без предупреждения. И вот это пугало по-настоящему: никогда нельзя было предугадать, когда и по какому поводу тебя вдруг схватят за шкирку и размажут по стене…
Валлиан содрогнулся, услышав это короткое повествование. От того, что говорила Лайона спокойно, почти без эмоций, рассказ становился еще страшнее.
— А внешне? Как внешне выглядел твой отец?
— О! В молодости он был очень красив. Да и в зрелости — тоже. Правильные черты лица. Карие глаза под бархатными черными ресницами. Чувственные губы. Темные вьющиеся волосы… С возрастом его лицо стало более сухим, жестким, мне иногда чудились в нем какие-то дьявольские черты. Но на многих он производил располагающее впечатление. Вызывал доверие…
Валлиан слушал и понимал: этой ночью во сне к Лайоне приходил ее отец. Живой или мертвый, порожденный страшными воспоминаниями или вполне реальный, но это был он. Тесть. Мужчина, подаривший жизнь замечательной женщине, которая теперь стала его, Валлиана, женой.
Валлиан встал, подошел, обнял девушку за плечи:
— Прости за расспросы, родная. Я не хотел портить тебе это утро. Но что-то заставило меня задуматься над этими вопросами именно сейчас.
— Ты имеешь право знать, — просто ответила Лайона.
Валлиан вдруг припомнил, как в первые дни знакомства жена боялась его, замирала или даже отшатывалась при внезапных встречах.
— Девочка, родная моя, скажи… В глубине души… ты все еще боишься меня?
Мысли Лайоны можно было читать на ее лице, как в открытой книге. Вот она задумалась, почему муж вдруг задал ей этот вопрос именно сейчас… Вот связала его с разговором об отце. Вот поняла, что встревожило стоящего рядом мужчину. Отступила на пару шагов, окинула пристальным взглядом, словно вспоминая, сопоставляя, сравнивая…
— Ты думаешь, я пугалась тебя, потому что ты похож на отца? — выдала задумчиво. — Вообще, у вас разные типы лиц. Разное телосложение. И ты выше отца. Намного выше.
Валлиан слушал ее рассуждения, замерев, тщетно борясь с ощущением, что вот сейчас может что-то рухнуть. Развалиться. Рассыпаться в пыль. А жена продолжала думать вслух:
— Но для детских воспоминаний ваша разница в росте не так существенна. Вы оба высокие. Темноволосые и темноглазые. По-своему величественные и властные. Вполне возможно, что… что я и в самом деле боялась тебя в начале знакомства, потому что ты напоминал мне отца…
— А сейчас? — сдавленным голосом напомнил Картадель.
Ох, эта ее честность! Она не бросилась тут же утешать его, успокаивать, уверять, что вот ни капельки не боится! Нет. Женщина замерла, ушла вглубь себя, прислушиваясь к себе, к своим чувствам. Что-то там проверяя… Не замечая, что своим молчанием разрывает его вдруг заледеневшую душу. Наконец все же подняла глаза, произнесла уверенно:
— Нет. Сейчас не боюсь.
И только теперь, вынырнув из собственных воспоминаний и чувств, заметила состояние мужа. Вскинула удивленно брови:
