— А куда это ты ездила, Лорочка? — соседка смерила мой чемодан взглядом прищуренных глаз, задержалась взглядом на багажной бирке с латинскими буквами и выразительно поджала губы. — Неужто, за границу?
— Во Францию, Антонина Петровна. В Париж.
— В Париж… — старушка задумчиво почмокала губами. — Вот тоже, взяли моду молодые. Отчего бы на наш, советский, курорт не съездить? Сочи вон есть, Анапа, Крым. Чудесные курорты. Ничуть не хуже заграничных. Ан нет, в Париж ездиют.
Конечно. Всю жизнь мечтала сгонять на Новый Год в Крым. Только вот что делать зимой на летнем курорте — непонятно.
— Так там же сейчас холодно, Антонина Петровна. Купаться нельзя.
Щёки болели от улыбки. Я, не разрывая контакт глаз, просунула руку за спину и продолжила борьбу с замком, молясь всем чистым и нечистым, чтобы дверь пропустила меня прежде, чем начнутся неудобные вопросы.
— Так и в Париже ведь холодно, — удивилась она. Затем подозрительно прищурилась. — Или ты не просто так в Париж поехала? Ухажёр там у тебя, что ли? Араб какой-нибудь?
Я поперхнулась и закашлялась. Ну вот они и начались… А ведь если она вобьёт себе в голову какую-нибудь ненужную сплетню, я потом от этой самой сплетни не отделаюсь. Нужно было срочно разуверить соседку в моих якобы отношениях с якобы арабом, пока не пошёл какой-нибудь особенно нелепый слух.
— Нет, что вы, Антонина Петровна! Я же просто в отпуск ездила! Не было никаких ухажеров! Ни арабов, ни французов, ни афроамериканцев! Никого не было! Да и нет у меня никого, вы же знаете!
Она, конечно же, знала. В нашем маленьком подъезде на двадцать квартир все были в курсе не только кто когда уходит и возвращается с работы, но и у кого кто бывает в гостях. Если не подглядывали сами — слышали от других. У всех были свои секреты… И я из кожи вон лезла, чтобы не давать им поводов для сплетен. Возможно, именно поэтому старушка и пыталась сейчас ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы не так скучно было обсуждать меня с соседями.
— Афроамериканцев, говоришь?.. — покачала головой старушка. — Негров, значит… — Она пожевала губами, словно пробуя слово на вкус, и я мысленно застонала. — Ну что ж, часики тикают, ты уже не молодая. Можно и с негром, конечно. Но только детки чёрные бегать будут, таких же и не разглядишь в темноте.
Мой мозг решительно отказывался следовать за непонятным ему потоком мысли старой знакомой. При этом рука машинально продолжала подкручивать замок. И, внезапно, моё упорство было вознаграждено! Ключ зацепился, провернулся, дверь поддалась, и мне с трудом удалось подавить победный клич. Навстречу мне сразу устремился застоявшийся воздух, неся запах столетней пыли из бабушкиного настенного ковра. По полу потянуло сквозняком, а скупые лучи лестничной лампочки мазками осветили прихожую.
Соседка замерла, глядя поверх меня. На лице проявлялась оторопь, смешанная с живейшим любопытством, но не удивление, из чего следовало, что она действительно заходила в моё отсутствие, и уже успела познакомиться с моим новым приобретением. Мне даже стало интересно, что она себе навоображала, обсуждая нравы эксцентричной молодёжи с соседями. Впрочем, спрашивать я не стала.
— Всего доброго, Антонина Петровна, — оскалилась я, отступая в темноту квартиры и втаскивая за собой чемодан. — С наступающим Вас!
Я захлопнула дверь, наощупь повернула ручку замка, набросила цепочку, задвинула щеколду, прислонилась лбом к двери и выдохнула. С лестницы послышалось бормотание:
«Настоящий медведь, ну надо же… Ну и молодёжь пошла.»
Что ж, оставалась призрачная надежда, что Карл перебьёт в её голове мысль о негре… Хотя с чего бы — она же его уже видела. Я усмехнулась и позволила себе на секунду расслабиться, впитывая запахи родного дома. Воздух пах шерстью, пылью и ржавчиной. Где-то капал кран, мирно гудел за стеной ветер, а единственным источником света было окно в ближайшей комнате.
Я не боялась темноты. Часто я слышала, как люди оправдывали свой страх тем, что когда выключается свет, у них возникает ощущение, будто там, в темноте, прячутся неведомые твари… Что ж, у меня не было подобных ощущений — я знала наверняка. Они там были. Но свет их тоже не пугал.
Резко выдохнув, я, наконец, щёлкнула выключателем и, чуть прищурившись от вспыхнувшего света, повернулась к виновнику переполоха.
— Привет, Карл, — весело поздоровалась я с медведем, скалящим на меня клыки из кладовки. Медведь промолчал, как и положено любому уважающему себя чучелу. Я смерила его долгим взглядом, прикидывая, не стоит ли нарядить его в костюм Деда Мороза для придания особенно праздничного настроения всем, кто захочет заглянуть без приглашения, но решила ограничиться праздничной шапочкой.
Шапочка нашлась тут же, за спиной Карла, на полке кладовки. Украсив таким образом входную зону, я скинула верхнюю одежду и босиком направилась вглубь квартиры. За мной по пятам катился многострадальный чемодан. Стоило, конечно, разобрать вещи, но, боюсь, даже целый взвод Дедов Морозов не заставил бы меня сделать это сегодня.
Я, не останавливаясь, пересекла гостиную и зажгла свет в спальне. Чемодан занял временное место возле шкафа, а я обернулась, чтобы оценить свой внешний вид. Из тройного зеркала на туалетном столике на меня смотрели три Лоран. Тёмные волосы до плеч спутаны и отливают жирным блеском, под светлыми глазами — тёмные круги. Да, неплохо вдарила по мне дорога вкупе с недосыпом. Что за дурацкая идея — давать мне отпуск прямо перед Новым Годом? Со всеми этими итоговыми графиками и последовательностями для Нового Года, Католического Рождества и Хануки, я едва ли раза три покинула съёмную квартирку.
Я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли.
— Рюрик? — позвала я, нащупывая в шкафу халат и полотенце. — Ты где потерялся?
— Было бы ради кого вылезать, — проворчал домовой, возникая на пороге кладовой. — Неужто, про работу вспомнила?
Я закатила глаза. Ворчливый и недовольный, как всегда. А сам наверняка все десять дней проспал. Даже пыль вон не вымел.
— Я и не забывала, — парировала я. — Работа отпуску не мешает.
Ещё как мешает. Всю тяжесть лежащей на плечах ответственности ощущаешь, когда накануне Католического Рождества пытаешься выпечь имбирное печенье на крохотной кухне со сломанной духовкой. Вместо прогулок по живописному городу.
Я передёрнула плечами, вытаскивая из чемодана тапочки. К счастью, к Новому Году выпекать ничего не придётся. Так — салатик порезать… Легко сказать, салатик. Не дай, Боже, перепутать грудку с колбасой или наоборот. Размер горошка тоже имеет значение…
Помрачнев, я выудила из чемодана шампунь и устремилась к ванной, изо всех своих скромных сил надеясь, что горячую воду сегодня не отключили, и мне всё-таки удастся помыться.
Ожидания оправдались. Из хлипкого крана тонкой струйкой текла рыжеватая вода. Зато тёплая.
После душа мне потребовалось не только полотенце и махровый халат, но и тёплая пижама с шерстяными носками: из окон нещадно тянуло холодом, а вяло текущий душ помог разве что промокнуть, но отнюдь не согреться. Обхватив себя за плечи, и костеря всё на свете, я распахнула дверь в кухню и включила обогрев. Инфракрасная лампа под потолком тут же едва заметно засветилась, излучая мягкое тепло. Стоило сделать это раньше. Или попросить Рюрика. Потому что этот домовой никогда ничего не делал добровольно.
Единственным человеком, которого он на моей памяти уважал, была моя бабушка, и он не уставал сравнивать меня с ней. Пока что я проигрывала по всем статьям: и одевалась не так, и колдовала иначе… Вернее, вообще не колдовала — это его особенно сильно раздражало. По его собственным словам, если я не могу до конца использовать Дар, то я не до конца его хозяйка.
— А вот Фрося сначала работу делала, а потом уж омовением занималась, — донеслось из угла.
Лёгок на помине.
— Да сделаю я работу, нечистый, сделаю! — пробурчала я, входя в помещение.
Кухня быстро прогревалась, и я задёрнула занавески — чтобы медленнее уходило тепло. С этими стенами не справлялось ни утепление, ни стеклопакеты. Всё равно откуда-то тянуло холодом.
