цапнув того за, скажем обтекаемо, интересное место, что тот весьма лелеял и любил.
Вы когда-нибудь слышали крики с дна? Я не шучу, прямо с дна. Песчаного, если изволите. Вот и я, мои дорогие, до сего знаменательного дня не слышала. Но узнала много нового, в том числе подтянула свой словарный запас обилием весьма интересной и ёмкой лексики.
Ржали мы всем лесом и всеми водоёмами и реками в округе. Причём громко, и я была в первых рядах, пока одним воскресным утром не обнаружила себя в виде склизкой лягушки, что стало вполне себе достойной ответкой от местной элитарной группы.
Вот тут уж снова. Ржали все. Но не я в первых рядах.
Грустно.
— Эх, — вдохнула я, точнее сказать квакнула, уныло оглядев своё болото, пока подле меня квакали мои подопечные, с удовольствием застыв на чёртовых кувшинках, что больше обычного бесили меня сегодня.
— Ты какая-то неправильная Болотница, ты знаешь? – Вздохнул Леший, как ни в чем не, бывало, сидя неподалёку на берегу, подставив колоритную мохнатую морду под палящее пуще обычного солнце. На болотах нынче все было скучно и чинно, а от того грустно больше обычного. По крайне мере мне.
— Это почему это? – Вскинула зелёную морду я, отчаянно не желая смотреть на своё же отражение в мутной воде. Я хоть и в нынешней ипостаси имела вид премилый, все же мой новый образ а-ля лягушка-квакушка бесил неимоверно.
— Так, какая же Болотница кувшинки любить не будет, — пожал плечами он, хмыкнув.
— А я это в слух сказала?
— Скорее уж квакнула, — прошептал он себе под нос, но от того менее обидно мне не стало. Одно дело, когда ты честен сам собою и принимаешь все как есть, и другое…
«Гад мохнатый!» — мелькнула мысль тогда.
— Шёл бы ты лесом… Да поглубже, — прошипела я в ответ, оскалившись, насколько позволяла мне моя, так сказать, морда, на что мой друг лишь хмыкнул:
— И когда ты успокоишься? Нрав твой уже поперёк горла стоит у всех, честное слово. И шутки твои несмешные. Тебя же все бояться как огня. Вроде взрослая уже… Эх, вот характер у тебя. Так точно замуж не выйдешь.
— Больно надо мне замуж! – Стукнула я лапой по кувшинке, но легче отчего-то не стало: — Нашёл дуру на выданье.
Мохнатый на это лишь головою покачал:
— И когда ты угомонишься?
— Когда облик свой истинный приму?
— Жди, русалочья моя мелочь, ещё неделя. – Но тут же глянул на меня хитро: — Если ещё чего не натворишь от скуки.
— Ты ещё не очень глубоко в лесу?
— По самую макушку, — поклонился он мне одной головою, приложив руку к груди для эффекта.
Убила бы!
— Шёл бы ты…
— Это куда это, позвольте уточнить, многоуважаемая квакушка, вы меня снова изволите послать? Мне… — Хотел было продолжить изгаляться над мною он, но резко вскочил на ноги и обернулся на только ему слышимый звук, как вдруг воздух разрезало что-то быстрое, воткнувшись в ближайшую от меня кувшинку, отчего я испуганно осела, едва ли сообразив, что только что произошло: — Вот тебе на… Это чего это?
Уж больно близко от меня она просвистела, что аж сердечко в желудочке забилось. Мы оба синхронно уставились на кувшинку, откуда торчала нарушительница спокойствия нашего:
— Не знаю. – Приквакнув, пробормотала я: — Стрела какая-то.
— Красивая больно, стрела эта! – Пробормотал он, и я кивнула ему, ведь стрела и правда была искусно выполнена. Даже рисунок на ней интересный имелся. — И бантик шёлковый пришит.
Я подошла ближе, проведя рукою по гладкой материи ткани, сама не отдавая отчёта в том, что делаю, и затаив дыхание.
— Написано может чего? – Спросил меня Леший, оставаясь на берегу, отчего он мог глядеть на все издалека: — Зачем кому-то такими стрелами по болотам разбрасываться? Я что-то пропустил, и до нас мода на лягушачьи лапки дошла?
— Не смешно, знаешь ли, и отвечая на твой вопрос — нет, ничего не написано. – Покачала головою я недовольно, обернувшись на него: — Как думаешь, тут может оставить ее?
Он глянул на меня удивлённо:
— Ты Болотница или где? Кто же мусор на родном болоте оставлять будет?
— Так это же не мусор?
— Как это не мусор? Мусор, причём самый настоящий!
Кровь моя, какая бы она цветом не была в сей знаменательный момент, вскипела окончательно.
— Эх, запарил ты меня, ирод! Просила же не отчитывать меня и не молоть… — Больно нужны мне были его наставления, особенно в тот момент, и я уж было собралась продолжить свою тираду, как неожиданно он испуганно прошептал, приложив пальцы к губам:
— Тише… — И замер, почти не дыша. Но неожиданно резко сорвался с места, отчего я поражённо уставилась на него:
— Эй, ты куда… — Квакнула я, приметив, как он, обернувшись в белку, взлетел по кроне ясеня, и убежал прочь, да так быстро, что и след простыл. Я так и застыла на своей кувшинке, глядя в ту сторону, куда он смылся, не понимая, какого сбежавшего Лешего тут творится, как вблизи раздался голос.
— Ты говоришь? – Спросил меня парень, чьи ясны очи сияли пуще алмазов, и, наверное, стоило бы промолчать, но…
Но это, батенька, не ко мне.
Оттого я упёрла лапы в бока, недовольно зыркнув на него:
— Нет, квакаю, прикинь! – Два кристалла вылупились на меня вполне себе ошарашенно.
Впрочем, самое интересное только начиналось, ведь давненько на наших топях чужаков не видали. Да и ещё таких…
Глава 2. Знакомство с Царевичем
Эх, хорош… Стоит ли говорить, насколько хорош? А то же я знаю вас, девочек, эх! Косая сажень в плечах да рубашка мокрая от бега, отчего видно все кубики, что имелись в полном наличии. Кудри золотистые, вихрявые, а глаза, что смотрят на меня как на говорящую лягушку, ух… Стойте!
Что-то не то! Я покачала головою, стряхнув этот прекрасный морок с себя.
— Тьфу на тебя, совсем меня запутал!
Морок от моих слов ещё больше озадачился:
— Не понял… — Пробормотал он, наклонив голову, отчего глазёнки, два сапфира засияли ярче: — Ты это мне?
— Нет, дереву позади тебя! – Пошутила я, но парень шутки не понял, тут же отпрыгнув от ясеня
