Его дочь. Короткое, но ослепительно яркое и болезненное видение: на дне глубокой ямы или расщелины – не разобрать – гладкие черные валуны, над которыми неясным маревом клубится морок. Узкие языки его, извиваясь, хватают пустоту, тянутся вверх. Катя медленно падает на них спиной. Так медленно, что между ударами сердца он успевает увидеть, как распахиваются ее глаза, как их заполняет сперва недоумение, а следом ужас. Еще один удар – ресницы дочери дрогнули, а с губ сорвалось беззвучное «папа». Этот момент ранил больше всего. Отвлекал и не позволял увидеть главное – когда и где это происходит.
Вот и сейчас он опять отвлекся на неумолимое падение дочери и беззвучное «папа». Сердце зашлось, когда голодный язык черного морока сомкнулся на худых лодыжках дочери, утягивая вниз, а эхо подхватило его беспомощный крик: «Катя!»
«Эхо, – отметил, выбираясь из забытья. – В этом месте есть камни, есть эхо».
Стряхнув оцепенение, Велес пытался оценить его характер и звучание. Не гулкое, какое бывает в пустых замкнутых помещениях, не раскатистое, какое можно услышать в горах. Протяжное, вытянувшееся тоскливой нитью и потерявшееся за горизонтом.
«Такое бывает над водой», – предположил.
Место действительно походило на высокий морской берег.
«Но откуда там столько черного морока?»
Сбрасывая с плеч остатки задумчивости, посмотрел в окно: его фаэтон свернул в проулок и остановился у здания русского посольства. На крыльце мелькнула красная ливрея дворецкого, а в следующую секунду дверца кареты распахнулась.
– Ваше величество, – учтиво поклонился дворецкий.
Велес ступил на мостовую, вздохнул. Сегодняшний день – не для официальных визитов и душной церемониальной атмосферы; сегодня надо мчаться над волнами, ловить золотые брызги и мечтать о чуде.
– Брат мой! Как скоро ты добрался! – Велеса повело от сладости голоса появившегося на крыльце ослепительного красавца. Золотые кудри, завитые волосок к волоску, аккуратная бородка-эспаньолка, на губах застыла подчеркнуто-благостная улыбка, а в глазах плескался настороженный интерес. – Здоров ли?
Велес кивнул, пробормотал уклончиво:
– Да, добрался.
Взбежав на крыльцо, он тут же попал в раскрытые объятия младшего брата, проворчал:
– Ты так хорош, будто решил сдать пост бога войны и заменить леля на ниве наслаждений и плотских утех. – Велес не преминул подколоть брата, но тут же пожалел о сказанном: сегодня день поиска союзников, а не воскрешения старых обид, поэтому тут же примирительно похлопал брата по плечу, сводя свои слова к безобидной шутке. – Не сердись, Яромир, – добавил тихо он, намеренно обращаясь к брату домашним именем.
– Ты делаешь комплименты с медвежьей учтивостью, – тот усмехнулся, довольный получившимся каламбуром. – Так и не научился…
Велес мрачно отозвался:
– Это я просто привыкнуть не могу, что ты слишком хорош для бога войны Перуна.
Яромир снова усмехнулся и сделал приглашающий жест:
– Я думал, возглавить русское посольство ты направил меня именно поэтому, ладно, пойдем уже.
Они поднялись по лестнице, вошли внутрь здания посольства Русского царства в Византии.
– Встречу перенесли, – сообщил Яромир. – Флавий ждет нас к трем часам.
Велес остановился посреди холла:
– Так рано? Почему изменилось время?
Яромир пожал плечами:
– С величайшим почтением и нижайшей просьбой…
– То есть если бы я задержался в Семиозерье, то встреча прошла бы без меня? – Велес пристально взглянул на брата.
Тот прищурился, ничего не ответил, но взгляд не отвел.
После смерти Велидаря четыре года назад представители посольской службы Русского царства в Византии сменялись один за другим: то отравление, то душевное расстройство, то болезнь близкого родственника, препятствовавшая несению службы, – никто не задерживался здесь больше чем на полгода. Пока это место не занял самый неподходящий для дипломатической работы человек – Яромир Святовидович, а вернее, бог войны и повелитель молний и огненных стихий Перун. Выставив охрану в посольском замке, он перестал являться на аудиенции к императору, немало растревожив тем самым придворную знать: все решили, что Русское царство готовится к объявлению войны.
А Перун выжидал.
Доведя византийский двор до истерики своим молчанием, он явился на прием и в нарушение протокола вручил Флавию верительную грамоту всем видом демонстрируя, что не рожден для дипломатии. Он ослепительно улыбался и поигрывал бицепсами, подмигивал придворным дамам и поглаживал идеально подстриженную эспаньолку, свысока рассматривая византийскую знать.
Как потом донесли Велесу, император позеленел от злости, но грамоту принял.
Велес не поверил в сговорчивость Флавия, но версию младшего брата не оспаривал – его безмятежная веселость на какое-то время отвлекла византийцев от Перуновых щитов, найденных в том самом караване, и спрятанного от них же Залога власти.
– Что думаешь, будет сегодня сказано? – Велес посмотрел на брата, не в силах скрыть тревоги.
Тот улыбнулся и тут же помрачнел.
– Я толмача [1] разговорил, – Перун почесал кончик носа и отвел взгляд. – Говорит, Флавий будет беседу с тобой наедине вести. Для чего, собственно, и задуман этот неофициальный ужин.
– И для этого перенес встречу, чтобы я на нее не попал?
Перун выразительно изогнул бровь:
– Это очевидно. Опоздав на встречу, ты бы запросил повторную…
– Думаешь, предложит условия мира?
Брат покосился на него, криво усмехнулся:
– Ты знаешь, я лопатками чувствую будущую войну… Ее не миновать. Понял ли?
Велес медленно кивнул:
– Понял. Выходит, ждем ультиматума.
* * *
За четыре года с момента возвращения Катерины в мир людей, Велес привык жить словно на пороховой бочке. Вече, прознав о жизни царевны в Красноярске, требовало объяснений и не уставало слать запросы на участие Кати в официальных мероприятиях как наследницы Русского царства. Он отнекивался, тянул с ответом, изо всех сил выполняя уговор с дочерью. В конце концов, она в безопасности, и это главное. Чем дальше она от этого мира, тем слабее с ним связь. И тем сложнее ее найти шпионам Флавия. А уж заметать следы и наводить морок они с Мирославой научились за эти годы отменно: любой кто бы ни смотрел на Катю в упор, за руку бы ни держал, а не увидел бы, что она – это она.
Хотя Мирослава все чаще заговаривала о том, что так они постепенно теряют свою дочь.
Белеса сильно настораживало, что после того, как ее тело покинула душа Гореславы, Флавий будто бы потерял интерес к своей несостоявшейся невесте. На пирах поговаривал даже, что готов вернуть русскому царю заветное слово и освободить от обета.
Слова, слова… Велес не верил ни единому обещанию императора: усилить род такой магией, которой обладала Катя, – слишком большой соблазн.
Но случившуюся передышку он использовал с умом. Укреплял границы, договаривался с соседями, находил новых союзников, ссорил их с Византией. И готовился к войне: запасы лунанита на небольших приисках, принадлежавших Византии, продолжали истощаться, а следом за ними и власть теряла свои позиции. Стоимость сырья на бирже за последние два месяца возросла втрое. Поэтому поводом для столкновения могло стать что угодно.
«Быть войне», – с тоской и обреченностью думал Велес, поднимаясь по широкому крыльцу домашней резиденции императора. Высокие мраморные колонны, обрамлявшие вход, небесно-голубое кружево росписей, золото и хрусталь. Здесь, на этой самой анфиладе, стало плохо Велидарю. Но даже тогда он думал об отечестве, прислав царю предупреждение на луноскоп. «Темновит». Что оно означало? Что узнал Велидарь тогда, что увидел? Обстоятельства смерти посла так и остались нераскрытыми.
Одно было ясным: в том деле уже тогда был замешан Темновит.
Велес поднялся на верхнюю ступень; личная гвардия императора и слуги почтительно склонились в поклоне.
