— Тебе нужно помириться с Шепардом и сосредоточиться на работе, — наконец сказал Андрей, решив, что моя скованность и бледность из-за работы.
— Не знаю, — я тяжело вздохнула, рассматривая цветы в вазе. С трудом представляя, как вообще такое возможно, наверняка завтра меня ждала еще одна склока по поводу операции. Да какая собственно разница, решила я. Мой контракт после первого полугодия пока не продлен. Срок подходил к концу, буквально на следующей неделе. А мы только что с Марсом все решили и выбрали. Зря я вообще приехала в Лондон. Будет мне, что в старости вспоминать.
— Я хотела бы вернуться домой, в Улан-Удэ, — призналась я, полагая, что лучше сейчас обсудить и подготовиться, чем потом.
Андрей пожал плечами. Я подумала, что его, откровенно говоря, тоже уже задолбало работать батраком в режиме, не подразумевающем ни друзей, ни свободного времени.
— Я не против, — неожиданно согласился он, чем порадовал меня впервые за долгое время.
Подумалось, как будет здорово вернуться домой. Увидеть отца, Курумканского, съездить в Максимиху, пожарить шашлыков, попить кофе с Катькой и снова вязать микроузлы счастья ничего не подозревающим пациентам.
— Тогда на днях попрощаюсь с Алисой, — сообщил Андрей. Хотя мы жили на одной улице, десять минут ходьбы, Алиса никогда не приглашали нас к себе. — С утра же оформлю увольнительную.
Он выдохнул с нескрываемым облегчением.
— Знаешь, я соскучился по дому и прежней жизни.
— Вот и славно, — я отпила кофе, рассматривая, как чинно люди вокруг нас сидят за столом и ужинают.
Муж вел себя крайне молчаливо, задумчиво, так что я не стала возражать о возвращении домой, мечтая забраться в ванну или наконец выпить чашку чая перед горящим камином, разобрать по полочкам ту бурю чувств, что будил во мне Брицкриг. Может быть удастся сжечь в пламени огня все эмоции… И неплохо бы подумать о Шепарде — что предпринять, чтобы хотя бы на время утихомирить его, а заодно выяснить, что он скрывал в отношении донора. Что это за неожиданная конфиденциальность, которая мертвым-то, на самом деле, ни к чему.
Глава 12
Андрей вышел на работу как обычно к восьми. Он долго и тщательно занимался мытьем лаборатории и пробирками. Со скоростью навозного жука двигаясь между столами с реактивами, прощался с уходящими лаборантами, повторно протирал столы и изредка поглядывал на копившиеся в дальнем углу в мусорных баках мешки из толстого черного полиэтилена.
Вечером после ужина Смит прислал ему номера операционных. Он заметил, какая Милена вчера вернулась к столу. Растрепанная, раскрасневшаяся, расстроенная. Он, конечно, не дурак и намек понял, поздно сообразив, что давно уже ничего не дарил жене и вообще не оказывал знаков внимания. Решил, что через пару недель нужно будет цветов подарить. Бабы они вечные девочки — цацки, цветочки, конфетки, и вот она уже лежит в кровати с раздвинутыми ногами и мокрой щелью. Вспомнилась Алиса. Его сладкая и развратная писечка. С того вечера и до ресторана он ее больше не видел. Ужасно соскучившись по ее похабным шуточкам и минету.
Ближе к полуночи он все-таки начал таскать мешки к мусоросжигательной печи, надеясь, что то, о чем попросил Смит, не займет всю ночь. Содержимое мешков тоже было упаковано в плотные пакеты с маркировкой, так что он, вскрыв первый попавшийся и стараясь особо не разглядывать содержимое, начал искать нужные сочетания цифр и букв. И, спустя три часа, нашел.
Опасения Смита он держал в собственных руках. Доноров целиком вырезали, убеждали родственников, что их умершие дочери, сыны или супруги послужат на благо человечества, но трансплантировались лишь нужные из них реципиентам, остальное расточительно сжигалось. Получив доказательства, он пофотографировал на сотовый номера и все сжег, проведя остаток ночи в размышлениях о странностях мира. И все-таки он решил рискнуть с Алисой, теперь об этом можно было думать и мечтать.
Под утро набрал номер Смита и скинул ему доказательства через Ватсап.
Когда он вернулся, Милена уже ушла на работу.
«Двенадцать — несчастливое число» думалось Андрею, когда он решил позвонить позже. «Двенадцать порождает тринадцать», но он, не дождавшись, пошел к дому Алисы, ничего особо не планируя. Не зная, окажется ли она дома.
Пока шел, вспоминал, что было между ними. Ему хотелось, не терпелось напомнить ей о себе. Он даже не подумал, как объяснит Милене, куда делась его зарплата, подумал, что расскажет, как потерял. Та поверит. Милена добрая, чуткая, доверчивая дурочка, всегда верила вракам. Всему, что он говорил. Будто маленькая, она казалась ему временами запрограммированной хорошей девочкой. Ее отец со своими дурацкими дацанами где-то свернул ей мозг, и она всему говорила «да». Никогда не сопротивлялась и не боролась, вот же тряпка.
Карман джинсов оттопыривался острым углом от коробочки с кольцом, украшенным фианитами. В Лондоне цены даже на самое простое кольцо казались непомерными. Было немного страшно и стремно, но он верил — Алиса его женщина. Она создана для него и его члена. От одной только мысли о ней у него вставал и торчал, словно флагшток, вопя о желании.
Дом выглядел похожим на их. Двухэтажный, из красного кирпича, с небольшими палисадниками у входа, коваными оградами. Он сжал ручку, дверь беззвучно подалась внутрь. Немного опешив, он нерешительно постоял на крыльце, дополнительно нажал на кнопку звонка. Никто не ответил, и он, снедаемый любопытством, вошел внутрь.
Алиса никогда не приглашала его, объясняя излишней подозрительностью мужа, словно тот мог унюхать их. Они встречались у него дома, в гостиницах, кафешках, но никогда у нее. Внутри оказалось уютно. Типичный английский особняк в стиле прошлого века. Кресла, камин, тяжелые портьеры. Их с Миленой дом изнутри выглядел куда современней.
Откуда-то из глубины дома доносились полутоны всхлипов, рождая в душе Андрея тревогу. Вдруг ей плохо или она там блюет? Когда он видел ее в последний раз наедине, она выглядела слабой, а в ресторане откровенно наклюкавшейся.
Всхлипы продолжили звучать, он, не особо думая, двинулся на их источник. Поднялся на второй этаж. Под ногами стелилась красная дорожка, а в углах лестницы стояли горшки с зелеными растениями. В коридор выходили двери четырех комнат. Прислушавшись, он направился к той, что приоткрыта.
Посреди комнаты на белоснежном ковре перед обнаженным Плацидом на коленях сидела Алиса. На ней откровенное кожаное белье нижней. У Андрея от зрелища мгновенно встал. В руках она держала кухонный нож. Обыкновенный, длиной сантиметров двадцать, с грубой пластиковой ручкой.
— Режь, — приказал ей муж глухим голосом.
Та, не задумываясь, полоснула по груди мужа.
Андрей, не веря глазам, громко вскрикнул, обратив на себя их внимание.
— Ох, мать твою!
Пара обернулась, и Плацид, не обращая внимания на кровавый разрез, подошел к двери и распахнул. Взгляды мужчин встретились. Суровый и безэмоциональный, перепуганный и оценивающий. Андрей поднял руки к груди, демонстрируя ладони, и попятился назад.
— Я зашел попрощаться, и только. Сорри, если помешал!
— Алиса, перережь себе глотку.
— Да, любовь моя.
Ситуация ненормальная, дикая, высадила его из реальности на один лишь короткий миг. Андрей слишком долго крутил баранку, чтобы не различать игру и реальность. Голос Алисы был излишне апатичным, безвольным, такой, что он ни секунды не сомневался в том, что приказ будет выполнен.
— Эй, стой! Остановись. Мы же друзья, — он сам не верил, но слова лились из него.
— Тогда входи, — выговорил Плацид, кивком приглашая в комнату.
На мгновение тот опешил, не зная, что предпринять. Входить уже как-то расхотелось.
— Я безоружен, — Плацид почти улыбался, насколько вообще это возможно при его флегматичном характере.
— Милый?
Алиса выглядела абсолютно нормальной, может слегка пьяной и какой-то счастливой, безмятежной.
— У нас гость.
