Тильда на секунду обомлела. Но только на секунду.
– Голос мой ты услышал, – сбавив тон, произнесла она. – Еще что-нибудь?
– Чем ты сейчас занимаешься? – кажется, Мортон заканчивать разговор не собирался.
– Спать укладываюсь.
– Я недалеко от твоего дома. Могу заехать.
– Не стоит, – ответила Тильда. – Если на этом все, я вешаю трубку.
– Почему ты так себя ведешь? Я, между прочим, пытаюсь хоть как-то мосты навести.
– Да, они у нас с тобой разводные, Мортон. И сейчас как раз разведены. Если на этом все – до завтра. Заедешь за мной в десять. Или не заедешь. В общем, ты понял. Пока! – он отключила вызов и бросила телефон на диван.
Внутри предательски защемило сердце. Эта скотина только что кувыркалась с Кристин Инри, а теперь, вдруг, возжелала продолжить секс-марафон с инвалидкой?
– Хрена с два тебе, Мортон Норама! Хрена с два!
***
Мортон швырнул телефон на сидение. Твою мать… Твою ж мать! О чем он думал, когда через весь город мчался к ее дому? Как же, спать она укладывается! Вон, во всех окнах свет горит!
Если сейчас с ней этот жеманный инструктор – он прикончит обоих!
– Господи… – Мортон прижал ладони к лицу и согнулся.
Что с ним творится? Ревность – это не про него. Он никогда не ревнует. Никогда не теряет самообладания. До вчерашнего дня не терял, по крайней мере. А сейчас в голове туман, и острое желание вылезти из машины и проверить, чем занята Тильда. Ведь она врала. Врала, когда утверждала, что укладывается спать. И отбрила его, как подростка. Тоже мне, мальчишку нашла. Весь день по ушам о связи ездила, а теперь что?
Не пойдет он к ней. И проверять ничего не будет. Не хочет хотя бы попытаться отношения наладить – и не надо! Он и без отношений как-нибудь протянет. Главное, чтобы она с этим упырем не кувыркалась… Господи, только не с ним…
Мортон вышел из машины и размашистым шагом направился к дому Тильды. Позвонил в звонок.
Тильда открыла сразу, как будто ждала под дверями, когда же он соизволит вылезти из машины и заявиться на порог. Естественно, спать она не укладывалась. Замерла перед ним в своих велосипедках и короткой майке. Уставшая… По лицу видно, что уставшая…
– Мортон, у тебя с головой все в порядке? – произнесла она.
– Похоже, что нет, – упавшим голосом ответил он. – Войти можно или ты уже спишь?
– Сплю с открытыми глазами и кошмар вижу. Чего ты хочешь?
– Поговорить.
– Говори! Я слушаю! – она оперлась рукой о дверной косяк.
– То есть впускать меня ты не собираешься, – сделал вывод Мортон.
– Чего ты от меня хочешь? – медленно и четко повторила Тильда.
– Ничего, – прошептал он и опустил голову. – Я ничего от тебя не хочу, – развернулся и пошел обратно к машине.
Тильда громко захлопнула входную дверь. Вот и проверил. Вот и поговорил.
***
Эйлин с минуту топталась у порога дома Далия, не решаясь позвонить в звонок. Приехать к нему в такое время, чтобы поделиться подозрениями касательно поведения отца? Кажется, она врала себе больше, чем сама думала.
Дверь перед ее носом внезапно распахнулась сама. Эйлин даже отшатнулась, испугавшись.
– Я увидел, что машина подъехала, – Далий указал рукой ей за спину. – Тебя Пауль привез?
– Да, сегодня его смена. Могу я войти?
– Это плохая идея, – упавшим голосом произнес он.
На Далии была помятая майка и спортивные штаны. Волосы взъерошены, и щетина появилась. Вполне себе вечерний «домашний» внешний вид, не считая того, что Эйлин при виде некой небрежности в его облике возбудилась.
– Я и раньше бывала у тебя дома, – Эйлин обогнула его в дверях и вошла без приглашения.
– Раньше мы были помолвлены. И ты никогда не приходила ночью.
– Одиннадцать – это не ночь.
– А что тогда? – он запер дверь.
– Ладно, ночь, – согласилась Эйлин. – В доме горел свет, и я посчитала, что не разбужу тебя, – она сняла куртку и повесила ее в шкаф.
– Если ты хотела поговорить о том, что произошло, то это целиком и полностью моя вина! – начал тараторить Далий, что было ему совершенно не свойственно. – Я беру на себя всю ответственность и уверяю тебя, что это останется только между нами. Мне очень жаль, что я обидел тебя… – он осекся. – Этого больше не повторится, – добавил, спустя короткую паузу.
И тут Эйлин поняла, что совершенно не нервничает. Наоборот, нервничает он! Господи… Вогнать Далия в краску и заставить выдать целый абзац из предложений?
– Я не собиралась поднимать эту тему, – призналась она, – но раз ты начал…
– Я уже закончил, – перебил он ее.
И тут Эйлин разозлилась.
– Вообще-то, делать минет в машине – это не мое ремесло! – взвилась она. – Я не какая-то там… Я не шлюха! Я… Я никогда не делала этого прежде!
– В машине? – уточнил Далий, и тут же понял, что сморозил глупость.
Эйлин побагровела от ярости. Она сделала шаг ему навстречу и зашипела.
– Я – девственница! Да, в моем возрасте это уже не то, что «немодно», а даже странно! Но принцессами тоже не все рождаются! И я никогда не делала минет! Ни в машине, ни где-нибудь в другом месте! А если ты и был удостоен моего первого раза, так гордись этим и помалкивай… – Эйлин поняла, что сейчас разревется.
Что она делает? Зачем приехала? Дура, какая же она дура!
Эйлин полезла в шкаф за своей курткой.
– Что ты делаешь? – занервничал Далий.
– Ухожу.
– Куда?
– Домой! – гаркнула она.
– Зачем?
– Не хочу тебя больше видеть!
– Ясно, – выдохнул он, перегородил ей путь и обнял.
Эйлин не шевелилась.
– Хочешь, я сделаю тебе кунилингус? – тихо прошептал он.
Такого ей еще не предлагали. Такого слова в ее присутствии даже никто вслух не произносил! Пока Эйлин пыталась обдумать ответ, Далий медленно уводил ее вглубь коридора. Ее куртка осталась где-то на полу. Кажется, она просто выронила ее.
Он завел ее в гостиную, усадил на диван и встал перед ней на колени. Она как будто со стороны смотрела, как он снимает с нее кроссовки, расстегивает ее джинсы, как стягивает их с нее, как снимает с нее трусики и бросает их куда-то за спину, как рывком пододвигает за обнаженные бедра к себе, наклоняется и…
– Только не нужно этого делать потому, что я сделала тебе минет! – выпалила Эйлин.
Он хмыкнул, пряча улыбку.
– Тебе смешно? – не поняла Эйлин.
– Делала, но не закончила… …делать, – ответил он.
– Да как ты сме-е-е…
Теплое дыхание согрело плоть, губы коснулись ее и Эйлин не договорила. Она начала прерывисто дышать, ощущая каждый миллиметр его языка, каждую шероховатость рельефа поверхности его губ, каждый градус его дыхания, каждое движение, одновременно нежное и дерзкое, сокровенное и вызывающее, вгоняющее в краску и возвышающее. Он укусил ее за клитор, и Эйлин охнула. Она откинулась на спинку дивана, окончательно расслабляясь и позволяя ему продолжать.
Далий, что же ты с ней делаешь? Что ты творишь? Озноб бил тело, а пальцы заплутали в его волосах. Может и мечтала она о том, чтобы ее так порадовали, но что радовать будет Далий?! Замкнутый, тихий, сдержанный и уравновешенный блондин с волосами цвета платины и глазами темно-синими, как океан?
Он начал втягивать в себя ее клитор, и Эйлин застонала. А как бы она вела себя, если бы он был внутри? Господи, ему противопоказано об этом думать. Фийери уничтожит его, если узнает, что Далий залез на его дочь. И если узнает, чем они занимались в машине – ему тоже конец. И чем сейчас занимаются – конец, конец, конец! Но он уже давно ей опьянен, а жизнь его давно катится по наклонной. Неделя, две – и его, конечно же, с позором уберут с должности и отправят охранять порядок в какое-нибудь захолустье Великобритании, подальше от глаз и ушей королевской семьи. И годы спустя, когда боль от того, что Эйлин вышла за другого, утихнет, Далий обретет, наконец, покой. Тильда была права, когда рассуждала об этом. Но признаться сестре в том, что он уже семь лет знает, чем закончится его история, Далий не мог. Предсказания Эльзы нельзя трактовать дословно. Эйлин уже спасла его от одиночества. Когда держала за руку, пока сестру пытались вытащить из-под завалов. Когда сидела рядом всю ночь, пока врачи боролись за жизнь Тильды. Когда нашла для нее лучшего протезиста и договорилась с «Кольдом», чтобы те разрешили этому человеку изготовить для Тильды протезы. Лучшая клиника реабилитации, лучшие специалисты в своих областях. Она всегда твердила, что сделать несколько звонков ей нетрудно, но Далий знал, что за каждый звонок, за каждую просьбу она расплачивалась перед отцом, изливающим гнев и ненависть за чужие грехи на нее.
