Вот они дети из неблагополучных семей во всей красе. Пусть отец хоть трижды будет алкашом, но он единственный родной человек, и мальчик будет за него стоять горой до последнего.
— Да что там думать! — взорвалась Берта сбоку, заставив меня и Фрея удивленно взглянуть на нее, — веди сюда свою сестру, нам еще место ей обустраивать! Чё расселся-то?
Тетушка поднялась со стула и взмахнула руками так, будто отгоняла кур. «Кыш», говорил ее жест, шевелись!
Фрей резво вскочил на ноги, но остановил свой порыв и вопросительно взглянул на меня. Я лишь молча кивнула, и радостный мальчишка побежал на улицу звать сестру, пока мы не передумали.
— Не токмо у тебя сердце имеется! — гордо заявила мне Берта и пошла искать постельные принадлежности для новой постоялицы.
Дааамс, чувствует это самое, мое сердце, что нас ждут большие перемены в семье. И не факт, что к лучшему.
* * *
Скажу сразу, что Фрея не доставляла нам никаких хлопот. Наоборот, мы приобрели бесшумную и безотказную помощницу. Первое время она даже дышать громко боялась в нашем присутствии и старалась во всем слушаться. Теперь уборка стала в разы легче. Также девочка взяла на себя львиную долю стирки и даже попыталась помогать на кухне, но Берта изгнала ее оттуда с позором, заявив, что даже меня сюда не пускает. Разве что только сыр варить. А так королева там только одна и зовут ее Берта Первая и Последняя.
На самом деле тетушка хотела облегчить девчушке жизнь и дать ей больше времени освоиться, что действительно не помешало бы в ситуации с Фреей. Правда, я заметила, что это не касалось шитья. Девушка оказалась фанаткой иголок и ниток и абсолютно забывала кто она и где она, когда садилась шить. А шитье у нее получалось удивительно складно, что даже я, с моим огромнейшим опытом, снимала шляпу перед этой мелкой пичужкой возрастом в шестнадцать лет.
Все у Фреи получалось идеально: и простынки подрубить, и пеленки нарезать и даже платье. Набравшись смелости, день на шестой она попросилась помочь мне его шить. Видя, как жадно сверкают ее глазки на моё «искусство», я без раздумий отдала Фрее свое творение. И не пожалела! В руках девушки оно и правда превратилось если не в шедевр, то в очень достойный наряд.
— Мама, была швачкой, — пальчики девушки порхали над темно-синей тканью, как белые мотыльки над цветами, творя чудеса. Она и сама не замечала, как преобразовывается за любимым делом. Становится более открытой, разговорчивой и какой-то одухотворенной.
— Еще до болезни она такие красивые покрывала шила. И платки, и даже платья. А кружево она так искусно плела, что даже в Фиармонте его с радостью покупали. Меня тоже учила, пока была жива.
Вот на этом моменте девочка погрустнела:
— А почему ты сама не плела кружево и не продавала, если мама тебя научила? — я не могла не спросить Фрею об этом. Ведь внутренняя чуйка уже подняла голову, и знать все обстоятельства было очень важно.
— После смерти мамы и сестричек, отец очень быстро распродал все вещи, включая инструменты и нитки. У нас совсем ничего не осталось и в тот день, когда мы повстречались на базаре, я продавала последнее мамино кружево. Но его никто не взял, а когда я вернулась, ты уже договорилась с Фреем.
И на меня так взглянули, будто бы я святая, что спасла целую страну от страшного врага, при этом умудрившись попутно исцелить всех от чумы, холеры, испанки, коклюша и диареи в придачу. Я даже загордилась собой в этот момент. Глянуть бы в зеркало, не сполз ли нимб с головы.
Кстати, нужно попробовать прощупать, еще и этот рынок. И если окажется, что кружево хорошо идет то, думаю, дело мы Фрее найдем. Да еще и такое, что будет приносить прибыль не только девочке, но и всей ее родне. Если бы еще не этот проклятый папаша…
Он даже с поломанной ногой умудрился испортить нам спокойное течение жизни.
На четвертый день пребывания Фреи у нас, к дому подъехала коляска, в которой сидело два колоритных господина.
Вернее, один колоритный господин, от которого за километр несло чиновником (я таких чую даже за два) и здоровенный косматый детина, что как раз и правил этой коляской.
Я была на улице, мыла посуду, и поэтому мне выпала честь лицезреть, как местный чиновник, брезгливо озираясь по сторонам, спустился с коляски на нашу «грешную» землю.
Пока господин изволил, морщась идти ко мне по весело чавкающей, осенней грязи, сзади подошел встревоженный Фрей, что тоже услышал шум прибытия незваных гостей.
— Быстро иди в дом, спрячь Фрею у меня в комнате, и сидите там, — тихо сказала я парню, а потом, немного подумав, добавила, — и скажи Берте пусть вынесет мой кошелёк.
Парень, умничка какая, не стал спорить и быстро скрылся в доме, откуда так же быстро появилась Берта, но было уже поздно…
— Мира, я так понимаю, — то ли спросил, то ли утверждал господин чиновник, подойдя ко мне поближе и даже не соизволив поздороваться, — на тебя поступило две жалобы. Что ты силой удерживаешь девушку Фрею у себя!
Одна от папеньки, я так понимаю, а вторая, похоже, от того самого вдовца — упыря, что очень любит служанок и не очень любит жен. Ладно! Я оценивающе прошлась по заплывшей фигуре чиновника, красным, налитым щекам и глазкам, что вот-вот должны были стать поросячьими, но видно не судьба. Для того чтобы оплыть окончательно, нужна должность поважнее и взятки побольше. Славная птица и такая знакомая.
Я мило улыбнулась поросеночку-чиновнику и проворковала:
— Это ужасная ошибка господи…
— Кармел, господин Кармел, королевский исполнитель, — господин Худая Свинка приосанился и выпятил грудь уверенного второго размера вперед.
— Да-да, конечно, — продолжила я сладко петь, — так вот, как я и говорила, произошла ошибка, господин Кармел. Фрея, на самом деле, пошла ко мне в услужение, и никто даже в мыслях не держит ее силой.
— Не правда! — это подал голос верзила, что так и не рискнул подойти к нам, но судя по всему слышал разговор прекрасно. — Девушку ее отец отдал в услужение мне! Я за нее заплатил пятнадцать серебряных монет, господин королевский исполнитель! А эта ведьма ее украла!
Я тут же более внимательно взглянула на громилу. Вот ты какой, северный олень! Высокий рост и крупная, жилистая фигура, здоровенные ручищи и явный трус. Так как боится спускаться и подходить к нам (наслышан, наверное, про Ингеборгу от папаши-алкаша). Чем вам не скрытый домашний тиран и садист. Даа, если бы даже у меня когда-то и мелькнула тень сомнения, отдавать Фрею или нет, то теперь у нее нет и малейшего шанса. Единственная, кого я могу отдать этому упырю на парочку часов, была Ингеборга. В полное ее пользование, так сказать. В смысле пусть коза поразвлекается, так как после перевоспитания папеньки Фрея и Фреи у нашей монструозины так поднялось настроение, что даже меня она пинала в разы меньше. А так будет двойная польза: веселая Ингеборга и грустный вдовец-упырь.
Недобро прищурившись на местного Синего Бороду, я снова повернулась к чиновнику и, сладко улыбнувшись:
— Повторю еще раз, господин Кармел, девушка у меня работает, и здесь произошла ошибка. Отец Фреи наверняка забыл, что уже пообещал девушку в работницы мне и взял плату с этого «господина».
Сделав знак рукой Берте, я быстро взяла у нее кошелек и достала оттуда пятнадцать серебряных монет.
— Но я очень верю, что господин королевский исполнитель сможет разобраться в этой ситуации и расставить все по своим местам.
Не стесняясь, я сунула Кармелу монетки, и он, также не стесняясь, их пересчитал, под возмущенное «Эй!!!» верзилы-садиста.
— Кхм… — крякнул Свинка, пряча монеты в карман, — так оно и есть, госпожа Мира, но аргументов для Вашей версии маловато. Обратно же, бумаги поступили и зарегистрированы по всей строгости. Да и пострадавшие есть в этой истории.
(Ого, я уже госпожа!) Королевский исполнитель кивнул на своего спутника, что метался между желанием спуститься и схватить меня за шкирку и страхом перед неизвестным, красноглазым чудовищем, что обитало на нашей ферме.