Да, Матвей Всеславович разбирался в драгоценных диковинках, а под носом своим не разглядел жемчужину. Старый уже стал, потерял чутье.
Листян нравилась ему все больше. Девочка смышленая, живая, веселая. Избалованная, конечно, так и он может себе позволить супругу свою баловать. Первая жена его, Радуница, была совсем другой: тихой, покорной, слова поперек сказать не смела. Он ее любил и ценил, но дома в ту пору редко бывал. А в походах военных кто женщинам верность хранит? Немало рыжих ребятишек по деревням да селам в ту пору бегали…
Потом, когда князем его выбрали, времени и того меньше оставалось свободного. Вольский хотел пользу граду своему принести, коли ему честь такую оказали. Налаживал связи, контролировал все купеческие договора, сам в торговлю ударился, даже однажды за море плавал, в далекую Дарханию, где вот такие звери, как изображенный на шкатулке шлон водились. Славные времена были!
А теперь вдруг оказалось, что жизнь вовсе не кончилась. Рядом с юной женой он и сам словно молодел. Смотрел на все по-другому.
Красивая она, Лисяна. Тоненькая, глазастая, с косами толстыми, словно змеи. Смеется заливисто, зубками белыми сверкая. Любой мужчина рядом с ней от спячки воспрянет. А что в постели смирная, так женщина и должна такой быть. Не хватало еще, чтобы она к удовольствиям телесным стремилась! Как бы не стала тогда заглядываться на тех, кто помоложе да постройнее. Вроде Ольга Бурого.
Отпрыск рода Бурых был для княжеских планов очень нужен. Только вот внезапно Вольскому очень захотелось его куда подальше отослать. Вертелся малой постоянно возле его жены, улыбался слащаво. Хоть сам и уверял, что ему уж очень Вереслава нравится, да только Велеславе с Лисяной красотой и не сравнится! Словом, нашел Матвей Всеславович для Ольга дела в дальних краях. Пущай до моря съездит, на корабли поглядит. И ему полезное учение, и Вольскому спокойнее, да еще и экономия немалая на охране купеческого каравана. С Ольгом удалось два десятка кохтэ отправить — тем более, что они юного княжича считали своим.
***
В Лисгороде внезапно наступила весна. Зацвело все, зазеленело. Деревья усыпало белым и розовым цветом (белый – это яблони, а розовые – вишни, как объяснили девки), трава под окнами терема казалась до того мягкой, что казалось, спрыгни из окна — и упадешь как в перину.
Разумеется, из окна прыгать Листян не собиралась, хотя некоторых отдельных человеков ей очень хотелось отправить в сей полет.
К Вольским зачастили дети Матвея Всеславовича.
Сначала принялся захаживать Данила Матвеевич. Он был самым старшим, наследником отцовским, стало быть. Дородный, рыжевласый, бородатый как и отец его, ходил по палатам хозяином, запугивал челядь и как-то недобро поглядывал на Лисяну. Пришлось ей снова вызывать Сельву и ее десяток. Так было спокойнее.
Был Данила Матвеевич не женат, точнее, вдов. Жена его умерла родами, не выжил и младенец. Жениться второй раз княжич не спешил.
Прознав про то, что Лисяна ожидает ребенка, он, вероятно, обеспокоился. Новый наследник совсем был ему не нужен. Вот и ходил он вокруг княгини, словно кот вокруг мышиной норы: искал, небось, как бы голову откусить той мышке. Степнячка его боялась.
Не иначе как подговоренные старшим братцем, одна за другой явились и дочери княжеские. Обе рыжие, веснушчатые, громкие, страшно похожие друг на друга, они на Лисяну смотрели свысока, хвастаясь нарядами своими и украшениями. Золота и жемчугов на них было больше, чем на кохтской невесте, а шелковые платья явно обошлись их мужьям в немалые деньги. Княгиня не знала, чего они своим визитом добиться хотели, а только Матвей Всеславович на их кривляния покивал головой, да отвел жену в подвал с казною и велел выбрать себе бусы и серьги, какие только понравятся, ибо жена князя должна быть самой богатой в Лисгороде. Забавно получилось, да.
Второй и третий сыновья Лисяне даже понравились. Похожие на отца, очень спокойные, с ней они грубы или насмешливы не были. Оба — корабелы. Неждан по морю ходит, торгует, разыскивает для отца разные диковины, как тот ларец, а Радим корабли строит и чинит. Такое вот у них семейное дело. Были младшие своей работой слишком увлечены, чтобы еще о княгине беспокоится. Оба отцу заявили, что рады за него, что брату или сестричке счастливы будут, подарков надарили и для Лисяны, и для младенца еще не родившегося, да с миром уехали обратно к морю. Понравились они княгине гораздо больше, чем рыжие крикливые девки.
К тому же Радим и Неждан жили далеко, дел у них теперь было немало: начиналась пора судоходства. Порешали свои торговые дела с отцом, золото да товар забрали и пропали до осени. А вот обе дочки — и Варвара, и Гордяна — жили на соседней улице и никуда уезжать не собирались.
Выросшая в женском шатре при сильной и гордой матери, Лисяна прекрасно знала, на что способны женщины, затаившие обиду и зависть. Не обольщалась — любить ее здесь никто не будет, а вот подлостей всяческих ожидать стоило. Князь, конечно, к ней благоволил, но только не стоит заставлять его выбирать между юной женой и родными дочерьми: выбор его может Лисяне ой как не понравиться. Знакомств и связей у Варвары и Гордяны было куда больше, чем у пришлой степнячки, а значит, просто Лисяне не будет.
Хорошо еще, что рядом с княгиней всецело преданные ей Велеслава, Дарена и Сельва с ее десятком. Вот уж на кого можно положиться!
17. Большуха
У моров торговая пора — это или конец лета, или середина осени. Собран урожай, вернулись корабли, наварено варенье, засолены огурцы и капуста. Вот тогда — ярмарки каждую неделю собирают, большие, шумные, многолюдные. Торгуют всем на свете — от лошадей и коров до кружевных платков, но в основном, конечно, зерном, овощами да фруктами.
Но малые ярмарки бывают и по весне. Окрестные рукодельницы и ремесленники привозят в Лисгород все, что за долгую холодную зиму создали: рубахи из беленого полотна, тонкие вязаные чулки, нарядное платье, обувь, расшитые жемчугом коруны и повойники. И еще, конечно, меха. Весной пушного зверя не бьют, волхвы запрещают. Зверь должен потомство вывести и взрастить. Летом тоже охоты нет — шкурки у живности линяют. Лишь поздней холодной осенью выходят охотники на промысел и почти до конца зимы добывают драгоценный мех.
На ярмарку Матвей Всеславович привел молодую жену неспроста: теплолюбивая Лисяна в тереме замерзала. Что будет с ней зимой — и представить страшно. Стало быть, надо справить ей шубу — самую роскошную, богатую, чтобы для нее пошита была, а не с чужого плеча. Все же княгиня она, а не сенная девка.
Смотреть на Листян, с восторгом запускающую тонкие пальцы в меха, было сплошным удовольствием. Юной деве все к лицу — и темная норка, и седой соболь, и белоснежный песец, и рыжая лиса. К лисьему меху тут, конечно, относились настороженно, сами на лис никогда не охотились, но у беров и росомах покупали.
— О деньгах и не думай даже, — строго сказал князь жене. — Самое лучшее выбирай. К чему душа лежит, то и возьмем.
Лисяна просияла. Все же она была молодой и красивой девушкой, любила роскошно одеваться и подарки тоже любила. Выбрала себе белоснежные шкурки для опушки зимнего кафтана, и норку, так похожую на цвет ее волос, и лисицу тоже — не удержалась. Да несколько шкурок выпросила в подарок девкам своим. У них не так уж и много нарядов, а подружки княгинины должны соответствовать своей госпоже.
— А наша лавка где, княже? — спрашивала она мужа, живо оглядываясь по сторонам. — Обещал меня сводить, да все времени не нашел!
Упрек был справедлив: дел у Вольского было немало. Приходили судиться люди, все чаще случались кражи, в основном, продовольствия, да драки безобразные. Люди после долгой зимы вышли на улицы, кто-то вдруг и вспоминал старые обиды. Меняли попорченные за зиму деревянные настилы улиц, ставили наново заборы, латали прохудившиеся крыши — все это делалось за счет княжеской казны, а значит — требовало неустанного присмотра. Ибо человек — существо вороватое. Не уследишь, и половина золота окажется в кармане распорядителя. А еще можно доску негодную закупить или родичу своему приплатить вдвое больше, чем стоит работа. Вот и мотался Матвей Всеславович по Лисгороду целый день, проверяя, контролируя, за руки воров хватая и руки эти самые на площади отсекая потом. Иногда и головы — как купцу Федотову, что зимой на вдове одной зажиточной женился, а потом смертным боем ее на пьяную голову забил.