— Но мы не можем прекратить разбирательство. У меня под носом происходит демоны знает что, а я буду сидеть и ждать помощи? Или собственной смерти?! — взвилась принцесса, вскакивая на ноги.
По столь неожиданной и не свойственной Её Высочеству вспышке гнева я понял, что она боится. Тут же поднялся вслед за ней, подошёл ближе и аккуратно взял её ладони в свои.
— Ваше Высочество, вам ничего не угрожает. Если желаете, я могу ещё усилить охрану, выпишем из замка в столице новых гвардейцев, шпионов, хоть весь полк, — сказал я, не сумев сдержать прорвавшиеся в голос эмоции.
Поняв, какую глупость совершил, поднёс руку Лучианы к губам и поцеловал, но именно так, как того требовал этикет, а потом отступил на шаг и постарался принять невозмутимый вид, хоть впервые в жизни мне удавалось это с трудом.
— По моему мнению, охраны сейчас более чем достаточно. Гвардейцев хватило бы, чтобы выдержать небольшую осаду, — отшутилась принцесса, явно удивлённая моим порывом.
И судя по ехидной улыбке, она хотела как-то меня поддеть, но её прервал гвардеец, стоявший на страже у двери кабинета.
— Ваше Высочество, к вам советник принца Карима Хишама! — прогремел он, а затем отступил, пропуская в кабинет старика с меткой.
— Добро пожаловать, — принцесса холодно улыбнулась и снова опустилась в кресло.
Я кивнул гвардейцу, и он вышел, громко хлопнул дверью.
Советник, укутанный, как обычно, в три ярких халата, с подозрением покосился на меня.
— Я рассчитывал на приватную беседу, Ваше Высочество, — меченый скривился, отчего его жидкая бороденка задрожала.
— Не волнуйтесь. Граф Наварро полностью лоялен ко мне. Вы можете сказать в его присутствии всё, что хотели.
Лучиана нагнулась к старику, глядя в его блеклые глаза. Несколько мгновений они боролись взглядами, а я бессловесной тенью остался у стены и наблюдал за странной молчаливой схваткой.
Наконец, старик первым отвёл глаза и нервно дёрнул бровью.
— Ладно, буду краток. При всём уважении к принцу Лайонэлу и его очевидной к вам страсти, Ваше Высочество, его свита вызывает… некоторое возмущение. Она столь разнородна, будто калейдоскоп. В ней есть и варвары, и даже преступник из наших краёв: человек с выжженной на запястье монетой. Вы ведь знаете, что это значит? — старик прищурился и перевёл взгляд с Лучианы на меня и обратно.
Принцесса кивнула.
— Вор. Не самая достойная компания для принца, — задумчиво протянула Её Высочество, подпирая маленьким кулачком подбородок.
— Не просто вор! — всплеснул руками советник. — Такие метки, как у него, ставят тем, кто крал из казны, у Короля или его визирей!
Глава 12
Лучиана
Мысль о том, что человек из свиты Лайонэла мог оказаться виновным в краже, казалась абсурдной. Мы с Армандо ещё немного порасспрашивали советника, но он ничего толкового больше не сказал. Только сыпал возмущениями по поводу того, что ему приходится жить под одной крышей с варварами и преступниками.
Так что в свои покои я возвращалась в полной растерянности. Граф Наварро заверил меня, что в его распоряжении теперь отличные шпионы, которые вытянут из меченого правду, но это меня не успокоило. К смутной тревоге за собственную безопасность с недавних пор добавился ещё и лёгкий страх за здоровье и жизнь графа. Один раз его уже избили — и самое возмутительное, что ни я, ни он ничего не можем сделать. Но разумеется, после такого поступка кандидатуру вождя Бранна я больше не рассматриваю.
Вернувшись в тихое убежище собственной спальни, я тут же подошла к холсту. Широкие мазки масла — основа картины — очерчивали её общий силуэт. Понадобится ещё несколько дней, чтобы дополнить её деталями, и тогда деревья покроются листьями и хвоей, кабан ощетинился и обзаведётся клыками, а лицо героя обретёт вполне конкретные черты.
Я коснулась пальцами засохших неровностей краски, другой рукой потянулась к коробочке с кистями. При первом же взгляде на их изящную отделку стало и тоскливо, и тепло на душе одновременно. Грусть от осознания того, что забота графа обо мне — лишь дань вежливости, смешивалась с неясным, приятным волнением, которое теперь возникало каждый раз, когда я вспоминала об Армандо.
Всё ещё сжимая в руках одну из кистей — самую тонкую — я опустилась на низкую софу и глубоко вздохнула то ли от удивления, то ли от возмущения, когда постепенно начала понимать, что со мной происходит. Всё совсем не походило на описания в книгах, о «правдоподобии» которых так часто говорят: ни бабочек в животе, ни пожара в груди я не ощущала, лишь радость и печаль смешивались, сменяя одна другую, порождая невиданную прежде какофонию эмоций.
Из глубины чувств меня вырвала трель лютни. Я вздрогнула и оглянулась, но никого, кроме меня и пары горничных, в покоях не обнаружила. Однако нежный звук продолжала литься, и пойдя на него, я вскоре добралась до открытого окна. Стоило мне отодвинуть штору и выглянуть наружу, как снизу раздался мужской голос.
Сначала я отметила хорошо поставленный тенор, и только потом разглядела под пёстрой шляпой из перьев лицо Лайонэла, который уверенно распевал одну из знакомых мне серенад.
Отвори окошко, и мы снова будем вместе.
Я для тебя пишу стихи и песни.
Мы пойдём гулять, и лунная дорожка
Укажет путь мне и моей невесте.
Пошлость какая. И… что он только что спел? Какой ещё невесте?!
Я спустилась в холл первого этажа так быстро, как могла, быстрым шагом вышла из замка в сад и направилась в сторону принца, ярко-красный кафтан которого виднелся сквозь густую листву. Возмущение вытеснило все остальные чувства, но я не могла разразиться криками: во-первых, какую бы глупость Лайонел ни совершил, они всё ещё принц и его титул требует уважения, во-вторых, слуги и придворные, заинтересованные спектаклем, уже выглядывали в окна. С досадой я заметила графа Наварро, который с улыбкой, хоть и какой-то печальной, наблюдал за мной из своего кабинета на втором этаже.
— Ваше Высочество, извольте объясниться, — спокойно потребовала я, оказавшись на полянке под собственным окном.
Лайонел обернулся, взглянул в моё лицо и на миг ошеломленно замер. Видимо, рассчитывал увидеть на моём лице восхищенное обожание, а не гнев и раздражение.
Но надо отдать должное Его Высочеству — с эмоциями он справился быстро. Отвесил глубокий поклон, не столько из уважения ко мне, сколько из желания немного потянуть время, и лишь после этого ответил.
— Небольшая глупость влюблённого. Не думал, что она вас так расстроит, — с очаровательной улыбкой — вернее, её картинной пародией — произнёс Лайонэл.
Ох и права оказалась маменька, когда наказывала мне повнимательнее отнестись к тому, чтобы принцы усвоили наши обычаи.
— Я… могу понять ваши чувства, — как можно громче начала я, чтобы мои слова долетели до всех придворных, греющих уши в округе. — Но не мне напоминать вам, что вы прежде всего принц, а я — принцесса и будущая королева. Я ценю ваш… романтический настрой, однако впредь подбирайте тексты песен более осторожно. Чьей я буду невестой — решится после финального испытания и ни днём раньше.
Я выдохнула и огляделась. Эх, сплетен не избежать, но пусть лучше в историях, которые уже вечером разлетится по городу, я стану бессердечной стервой, которая отвергла красивые ухаживания, чем дурочкой, упавшей в объятья первого попавшегося красавца. Люди в любом случае осудят, так пусть сохранится хотя бы моя репутация непорочной, благочестивой девы.
— Прошу меня простить. В Базилии моё поведение сделало бы любой даме честь. Я забылся, — с очередным поклоном сказал принц, а потом один из его пажей поднёс мне букет цветов — ярко-красных роз, конечно же. — Дарю вам их в знак своего глубочайшего раскаяния.
И снова драматическая сцена, но не ради выражения сильных чувств, а для того, чтобы впечатлить меня и придворных.
Я с холодным кивком приняла цветы и, резко развернувшись, направилась обратно в замок, всем своим видом выражая спокойствие и равнодушие. Даже если бы Лайонэл и в самом деле нравился мне, показывать этот сейчас всё равно нельзя: переступив порог летней веранды, я заметила, как недобро смотрят на принца Бразилии Карим и Бранн, стоявшие в дальней части сада.
