Отдав букет на попечение горничных, я поспешила скрыться в своих покоях прежде, чем придворные дамы успели нагнать меня. Их трескотню и восхищения нежной серенадой принца я слушать не хотела. И без них голова уже раскалывалась от многочисленных впечатлений дня.
Чтобы отвлечься, попыталась рисовать, и мне почти удалось успокоиться, выводя кистью мелкие детали, но вскоре я добралась до участка полотна, на котором надо изобразить лицо мужчины.
Рука дрогнула, кисть выпала из ослабевших пальцев. Горничная тут же подняла её и подала мне. Я кивнула ей и отложила инструмент — желание рисовать испарилось, стоило мне вспомнить о том, чье именно лицо я собиралась запечатлеть.
Может, нарисовать не Наварро, а кого-то другого? Впрочем, это будет не честно по отношению к графу. Не бросать же картину только из-за того, что её главный герой — Армандо?
Я выгнала горничных и опустилась на софу. Взглядом привычно побежала по длинным теням, которые бросало на ковёр закатное солнце. Тёмные полосы смешивались с цветочными узорами, искажались и преломлялись, перебираясь на резную мебель, и раньше наблюдение за ними успокаивало меня, но теперь, кажется, я вообще забыла, что такое покой.
Стоило расслабиться, как на ум приходила навязчивая мысль, которую я гнала уже несколько дней: неужели я влюбилась? Да не в кого-нибудь из принцев, а в графа?!
Армандо
Мы с Бранном еще вчера вечером договорились, что сегодня встретимся в старой части сада на закате.
Не то, чтобы я горел желанием ещё раз сражаться с варваром и отбивать его сильные атаки, но очень уж хотелось побеседовать с ним на счёт того кабана. Да и отказ от очередного спарринга мог быть воспринят знатью как трусость, а выставлять себя в дурном свете не только неприятно, но ещё и опасно для карьеры.
Бранн уже разминался на поляне, когда я добрался до полуразрушенной крепостной стены. Заметив меня, он оскалился — вроде бы добродушно, — и бросил мне затупленный тренировочный меч.
Я сделал пару взмахов, приноравливаться к новому оружию, и посмотрел на Бранна. Тот ответил мне хмурым, задумчивым взглядом.
— Я рад и даже благодарен вам да то, что вы выбрали именно такой способ отыграться, — процедил северянин сквозь зубы и внезапно атаковал
Я едва успел увернуться, хоть двигался Бранн медленно — настолько сильно удивили его слова.
— В тот вечер возле охотничьего коттеджа вы были правы: раздувать политический скандал я бы не решился, — я сделал ответный выпад, но варвар без труда его отбил.
— В тот вечер я был пьян. И как-то позабыл, что в вашем обществе конфликты решаются иначе. Прошу простить, — Бранн иронично улыбнулся и низко поклонился, широко разведя в стороны руки.
Я, воспользовавшись мгновением его слабости, атаковал снова, но вождь тут же выпрямился и ловко увернулся. Я продолжил наступать, но короткая серия ударов не принесла успеха. Пришлось отступить на пару шагов.
— Зачем вам понадобился этот кабан? — спросил я, не особенно надеясь на ответ.
— Хотел сделать охоту… Немного интереснее. А заодно показать Её Высочеству свои навыки. Поверьте, граф, я не желал ей навредить, — пояснил Бранн и снова атаковал.
Я ушёл из-под удара и быстрым манёвром, которого не применял на турнире, выбил меч из его руки. Оружие упало на траву, и северянину пришлось бы сделать три шага вправо, чтобы поднять его. Я быстро встал между мечом и Бранном, направив затупленное острое прямо к горлу противника.
— Неужели вы думаете, что таким образом могли бы заслужить благосклонность Лучины? — ярость давила на грудь, но я старался не показывать эмоций. Этот дикарь ради забавы поставил под угрозу жизнь моей госпожи, и теперь говорит об этом так спокойно!
— В тот момент мне казалось, что это хорошая идея, — Бранн примирительно поднял руки и улыбнулся, как мне показалось, со снисхождением. — Её, кстати, предложил принц Лайонел.
Оброненная будто в случайной задумчивости фраза так удивила меня, что клинок опустился к земле.
— Если так, то может, по его призу подкупили мальчишку, который всё испортил, — тихо подытожил я, и Бранн кивнул.
— Я тоже так подумал, но доказательств не нашёл. Однако будьте начеку. Я уже понял, что трона здесь не добьюсь — мне он больше и не нужен. Однако портить отношения с Таорани я не намерен.
Я отошёл в сторону, давая Бранну возможность подобрать меч. Надо срочно сообщить обо всём Лучиане, ведь именно принц Базиль вернул ей украшения: что, если он же и организовал их кражу? И поссорил свиту Бранна со слугами Карима, чтобы выставить их в неприглядном свете? Пока это лишь подозрения, но если сложить их с тем, что в спутниках Лайонела — преступник из Алии, то мои догадки обретают некоторый вес.
Тем же вечером я приказал шпионам внимательнее наблюдать за принцем Базилии, а утром отправился к Её Высочеству. Привычно вошёл в зал — ту часть королевских покоев, куда ещё иногда пускали посторонних. Тот факт, что я мог беспрепятственно появляется здесь в любое время дня, — уже показатель огромного доверия. И я должен его оправдать.
Я передавал принцессе слова Бранна с лёгкой опаской. Мне казалось, что ухаживания молодого, красивого принца наверняка тронули её душу, но, выслушав меня, Её Высочество осталась спокойной. Причём она не играла роль: на неё новость в самом деле произвела мало впечатления.
— Я не могу полностью довериться вам сейчас, пока нет доказательств, но в поведении Лайонела чувствуется какая-то фальшь, — медленно произнесла она, подходя к окну.
Только сейчас, когда принцесса отошла от мольберта, я заметил, что из-под куска белой ткани, которым накрыта картина, виднеется задняя половина кабана. Ошеломляющая догадка скользнула на окраине мыслей, но я тут же отмёл её как нечто невозможное.
Я с любопытством посмотрел на Лучиану, волосы которой сияли в ярком солнечном свете, образуя вокруг неё что-то вроде золотого ореола. На светлом фоне стекла её тёмная изящная фигурка казалась нарисованной. Тонкий профиль, соблазнительно обтянутая корсетом талия. Я ненадолго залюбовался принцессой, пока она в задумчивости смотрела в окно, но вскоре одернул себя и спросил, чтобы разбавить молчание:
— Могу я взглянуть на картину?
— Нет! — принцесса повернулась быстро и даже несколько нервно. — Она ещё не закончена, — пояснила она, вздернув тонкий носик.
— Я имел в виду ту, на которой изображена болотная топь, — тут же исправился я.
— Ах, ту, — Лучиана равнодушно махнула рукой в сторону портьеры, из-за которой виднелся зелёный уголок холста.
Я подошёл и отдернул тяжёлую ткань. Мне казалось, что картины, написанные Её Высочеством, должны были храниться в более подобающем месте, но сама Лучиана, похоже, так не считала и, судя по тому, что здесь же, на полу, лежали работы меньшего размера и грифельные наброски, банально распихивала свои творения по углам.
Я бегло оглядел стену — ту самую, которая, если верить плану замка, когда-то вела в потайной коридор, но ничего подозрительного не обнаружил и опустился на одно колено, чтобы разглядеть картину.
В прошлый раз меня не впечатлило мастерство Её Высочества, но сейчас пейзаж меня удивил. Вместо банальных лужаек и водопадов передо мной простиралось душное болото. Поваленные или высохшие деревья покрывал мох, на тонкой паутине почти высохли капли росы, по воде расходились круги — следы невидимых, но опасных насекомых, а через плотные кроны высоких деревьев, которые крышей нависали над топью, пробивался в левом краю полотна единственный солнечный луч. От картины одновременно веяло духотой и свежестью, и — безграничным спокойствием.
— В прошлый раз я недооценил ваш талант, — искренне признался, я, поднимаясь и отходя на пару шагов, чтобы взглянуть на полотно с другого ракурса.
— Что вы чувствуете, когда смотрите на неё? — Лучиана подошла ко мне ближе и кивнула на картину.
— Как ни странно, уют, — констатировал я, стараясь собрать в единое целое всю гамму впечатлений, которые вызывал этот простой на первый взгляд пейзаж. — Но всё же — почему именно топь?
