Стул Зака заскрипел, когда он поднялся из-за стола.
— Вот дерьмо.
— Сядь, — приказал Морган.
— Она не может говорить мне что делать.
— Конечно может. — Голос Моргана сочился презрением. — Она кормит тебя, одевает тебя, защищает тебя как ребенка. Сядь.
Зак шлепнулся на стул. Лиз нахмурилась. Не то, чтобы она не оценила поддержку, но она отвечала за дисциплину в этом доме.
— Я не нуждаюсь в твоей поддержке.
Морган долго и прохладно посмотрел на нее.
— Ты — женщина. Это между мужчинами.
— Я — его мать, — сказала она возмущенно.
Он продолжал на нее смотреть.
— Точно.
Она чувствовала себя голой, все ее слабые места, все ее недостатки в качестве родителя были раскрыты. В ее сознании возник образ Моргана, стоящего в полицейском участке, как ангел-хранитель, одетый в черное, а Эмили цепляется за его ногу.
За столом Зак наблюдал за ними с сосредоточенным вниманием, которое он обычно оставлял для своих видеоигр. Любым другим вечером, после любой другой борьбы, он был бы в своей комнате с закрытой дверью и музыкой, сотрясающей стены.
Лиз глубоко и судорожно сглотнула.
— Могу я с тобой поговорить? — спросила она Моргана. — На кухне.
Он сверкнул зубами.
— Я в твоем распоряжении.
Морган проследовал за Элизабет из столовой, его кровь гудела. Весельем, раздражением или желанием. Она шла длинными, гладкими шагами, качая бедрами, плечи готовились к сражению. Если она ищет драки, то он может дать ей ее. Он пробежал языком по своим зубам. Он был готов дать ей любые вещи. Она повернулась к нему лицом, желтый свет над раковиной сверкал по ее гладким волосам цвета красного дерева. Подушечки его пальцев покалывало.
«Ожидание», — понял он. Оно гудело в его крови, сжимая его живот. Он был бессмертен, но она заставила его почувствовать себя живым. Она скрестила руки на груди.
— Ты не можешь просто войти в жизнь Зака и начать действовать как его отец.
— Я — его отец. Он — мое семя.
— Он не какой-то ребенок из пробирки, — отрезала она. — Он — человек. Он — мой сын.
— И мой сын тоже.
— И это ничего не значит без каких-либо обязательств.
Это означало все, если мальчик был финфолком. Морган поднял брови.
— Ты спрашиваешь о моих намерениях?
Она выпятила подбородок.
— Относительно Зака, да.
Если он скажет ей, она вышвырнет его вон. Он пожал плечами.
— Я хочу узнать своего сына.
— Любые отношения у вас с Заком должны быть по его выбору.
Он восхищался ее решимостью защитить свою семью, хотя у него не было намерения мешать ей.
— И ты доверяешь его мнению.
Она покраснела.
— Нет. Это означает, что я не доверяю твоему.
— Пока я был внутри тебя, — прошептал он в основном для удовольствия, чтобы увидеть, как вспыхивают ее глаза.
— Тогда я была глупа. Сейчас я не буду такой глупой. Не тогда, когда безопасность моих детей поставлена на карту.
Он был раздражен.
— Я не охочусь на детей.
— Я говорю не о физической опасности, — сказала она. — Но они эмоционально уязвимы. Зак переживает трудное время прямо сейчас. Я не хочу, чтобы ты запутал его еще больше.
— Может быть, я понимаю мальчика лучше, чем ты думаешь.
— Если бы я не рассматривала эту возможность, мы бы сейчас не разговаривали, — сказала она откровенно. — Но по-настоящему ты не знаешь его. Ты не воспринимаешь его как личность.
— Конечно он — личность. У меня есть только один сын.
— Послушай себя. «Один сын». «Мальчик». У него есть имя. Ты мог бы попробовать использовать его время от времени.
Он уставился на нее, как ни странно, он пришел в замешательство. Он когда-либо называл мальчика по имени? Он не мог вспомнить. Он не был уверен, почему это должно его волновать. Ее волновало. Элизабет. Ее страсть освещала ее изнутри, пока она лучилась материнским теплом и гневом. Яркая. Желанная. Опасная. Чтобы отвлечь ее, чтобы удовлетворить свои желания, он приблизился к ней, подталкивая ее спиной к раковине.
— Закари, — он сказал неторопливо. Он положил руки на стол, удерживая ее бедра, наблюдая дикие удары ее пульса под челюстью. — Элизабет.
Опустив лицо к ее шее, он вдохнул резкие ноты ее раздражения, сладости ее возбуждения. Он придвинулся еще, дразня ее своим телом, позволяя ей почувствовать, как она на него действовала.
— Ты довольна? — подразнил он ее.
Она резко вдохнула, ее грудь вздымалась, он поднял голову и коснулся губами ее открытого рта. Он почувствовал вспышку жара, триумфа, восхитительного трения, прежде чем ее пальцы напряглись на его руках, и она укусила его нижнюю губу. Сильно.
Он дернул головой. Рыча, он встретился с ней взглядом. Ее глаза были темными и большими, а рот — решительным. Он был достаточно уверен в ней, в его собственном умении и опыте, чтобы полагать, что все еще может получить ее. Он почти снова поцеловал ее. Но она остановила его, ударяя ладонью в грудь.
— Мое удовлетворение — не проблема. Мы говорим о Заке. Он на первом месте.
Конечно, мальчик был на первом месте. Иначе Моргана здесь не было на этом острове.
Он подался немного назад, его губы дрожали, его телу было тесно.
— И?
— И. — Ее дыхание вырвалось коротким и дрожащим.
— Любые личные отношения между нами, любые физические отношения — все усложняют.
Нетерпение лизнуло его.
— Без наших отношений в физическом смысле… Закари, — сказал он осторожно, — не существовал бы.
— Тебя не особо волновало его существование. Только несколько дней назад.
— И ты держишь это против меня. Используешь это против меня.
Она открыла рот, чтобы возразить.
— В значительной степени.
Удивление на мгновение лишило его дара речи. Удивление и уважение.
— Не похоже, что у тебя есть прекрасный послужной список торчания поблизости, — продолжала она. — До тех пор, пока я не буду уверена, что ты не навредишь Заку, будет лучше, если все будет делаться медленно. Наши отношения начинаются и заканчиваются им.
Сильные слова. Она была сильной женщиной.
«Но уязвимой», — подумал он.
Он осмотрел ее лицо. Ее взгляд был ясным и бесстрашным, ее щеки пылали чем-то, возможно, это был гнев. Но под углом ее челюсти, он снова поймал, то крошечное, предательское трепетание пульса.
— Ты защищаешь мальчика? — пробормотал он. — Или себя?
Сердце грозило вырваться из ее груди.
«Ты защищаешь мальчика? Или себя?»
«Обоих», — подумала она отчаянно.
