— Мия, послушай, — вяло и уже шатаясь, произнёс Докс. — Мы остались вдвоём, но скоро останется кто-то один. Но… — он говорил с запинками. — Извини за не очень подготовленное знакомство. Просто мы… не углядели. Мне немного стыдно, поэтому я отдам титул чемпиона тебе. Я запросто могу выиграть. Легкотня. Но он твой. Носи его с гордостью, а я пока это… вон то самое.
Он указал на Тесс и с трудом начал подниматься. Сделав пару тяжёлых шагов к подруге, он придвинул её стул ближе к столу, подставил под лоб её ладошку и от нехватки сил сел прямо на пол.
— Чай жестит. Не вспоминай меня как плохого друга. Я Докс, — уже распластавшись на полу, процедил он. — Сокращение от…
И он уснул, возможно, самым приятным из всех виданных ранее снов. Мия из последних сил посмотрела на Тесс, которая отключилась, не сказав ни слова, затем на Кейтлин, чья энергия испарилась за минуту, и, наконец, на Докса, счастливо развалившегося на ковре.
Где-то там, за недосягаемыми границами, находилась её комната с кроватью внутри. Где-то там, в самых непроходимых далях, ещё дальше, чем находился край планеты. Миф, в который сейчас и поверить-то было трудно. А огоньки перед глазами блестели прямо здесь, перед ней. Положив руки на стол, она закрыла глаза, и только щека коснулась тёплой кожи, как лампочка сознания в голове временно погасла.
Проснувшись, Мия сразу поняла, что находится не у себя в комнате. Здесь было совсем по-другому, стоило только осмотреться.
Наибольшее внимание привлекала молчаливая фигура перед ней. Незнакомка читала книгу и что-то в этом человеке точно казалось невесомым. Девушка в бледно-голубом платье сидела на стуле, но в этом не было никакой естественности. Ей бы парить, ходить по воздуху и перелистывать страницы, не прикасаясь к ним, таким лёгким был её образ.
Мия не отрывала взгляда от неизвестного ей человека. Она замечала, как загадочная фигура то и дело отрывает взгляд и смотрит на неё, а затем снова возвращается к книге. Не из-за смятения и не из-за того, что хотела показаться незаметной. На этом лице неловко было представить даже робость, не говоря уже о стеснении. Взгляд оставался молчаливым и взрослым. Сама девушка явно относилась к той, куда более отдаленной части жителей замка, которую Мие хотелось назвать «старшей». И Вилсон вместе с Фридой принадлежали к ней, и даже Хлоя. Их объединяло что-то общее, непонятное. Не плохое, но туманное, о чём становилось страшно даже спросить. В компании Эстер и остальных ничего такого даже близко не приходило на ум. Эти различия играли в голове яркими красками. Простота одних и таинственность других.
Девушка согнула страницу книги пополам и закрыла её. Она обратилась к собеседнице тихим голосом, словно по-другому говорить было запрещено.
— Твои волосы в ужасном состоянии. Тебя бы следовало постричь, Мия. Постричь и переодеть в новую одежду. Но главное — искупать.
— У меня нет другой одежды. — Ответ оказался таким же тихим.
— Знаю. Неприятно ходить в одной и той же одежде несколько дней подряд. Поэтому сейчас тебе лучше зайти в ванну и привести себя в порядок. Вот сюда, — она указала на дверь у выхода. — Лучше очень тщательно покупаться. А затем переодеться в это. Оно чистое. — Незнакомка протянула бумажный пакет, в котором лежала бежевая ночная сорочка. — А после этого я приведу твои волосы в порядок. Надеюсь, ты не будешь против.
После этих слов взгляд говорящей упал на книгу. Она начала рассматривать обложку и медленно водить по ней пальцами. Мия кивнула и несколько раз поблагодарила. Ответа не последовало, поэтому она молча встала с кровати и зашла в чужую ванную комнату.
* * *
— Я до сих пор не знаю, как тебя зовут. — Сложно было не растеряться.
— Глэдис.
После короткого ответа снова возникла тишина. Непросто было сказать что-то уместное, но банальные фразы из разряда «приятно познакомиться» здесь казались совершенно лишними. Оставалось молчать.
Мия сидела на стуле прямо посреди комнаты. Возникло чувство, что в этой комнате всегда так тихо. Словно на двери при входе висела табличка: «Словам вход воспрещён». Мия ничего не говорила, как и человек, который её стриг. Впервые за всё время в замке появилось сомнение, что стоит произносить хоть что-то. Тишина ощущалась чуть ли не физически, и только звуки, которые издавали ножницы, не делали её всеобъемлющей. Не слышалось ни дыхание Глэдис, ни даже собственное, словно это могло нарушить немоту. Когда надоело смотреть в одну и ту же точку, взгляд сам начал искать то, за что бы мог зацепиться.
В комнате практически отсутствовал настоящий свет. Лампа за спиной не считалась — её включили только для стрижки, всего на пару десятков минут. Но ей здесь было не место, и Мия знала, что стоит только переступить порог, как лампа пропадёт. Её спрячут, может даже разобьют и выкинут, потому что жёлтый свет уродовал это место. На самом же деле темноту разбавлял только сумеречный свет снаружи, но он едва просачивался сквозь облака. Даже несмотря на свет лампы, казалось, что в помещении не было насыщенного цвета — всё разбавлял синий, который становился практически чёрным в самом дальнем конце комнаты, но имел яркий холодный оттенок у окна.
Через зеркало можно было рассмотреть человека за спиной. Глэдис была высокой, волосы её прямыми, помада на губах имела синий оттенок, но на лице — ни намёка на улыбку. Её оттенки были мягкими и даже тусклыми, а цветастость оказалась чужда. В серых глазах читалась отрешённость, а в ней то ли сдерживаемая скорбь, то ли полное самообладание. По первому взгляду никак не скажешь, сколько подводных камней и секретов у таких людей.
Ножницы издавали один и тот же звук. Глэдис продолжала молчать, а свет снаружи всё так же погибал, отдавая власть темноте. В комнате не было лишних вещей. Ничто из увиденного не раскрывало Глэдис как человека, не показывало её интересов и казалось прилипшим к стенам и полу. Здесь отсутствовал какой-то уют, но именно в этой комнате его искать не имело смысла. Вместо него ютилось одиночество, о котором никто не привык говорить и которое не являлось чем-то лишним. Тут не оставалось места больше, чем для одного человека, а Мия оказалась скорее почётной гостьей, но временной.
И почему-то возникло чувство, что даже если тебя обнимут и ты ляжешь под самое тёплое одеяло, то в этой комнате тебе будет всё равно холодно.
— Всё, — шепнула Глэдис, и Мия дрогнула. — Не бойся. Тебе, кажется, идёт.
Девушка на пару секунд отошла и вернулась с маленьким зеркалом, которое можно было повертеть в руках. Мия оценила результат работы: волосы стали короче, но выглядели куда более ухоженными. Когда она родилась, то кожа побелела, глаза стали серыми, но волосы остались такими же, первородными. Однажды, когда она поднесла лепестки мака к своим прядям, они слились из-за схожести цвета. Можно было считать, что красный импонировал ей с первого дня жизни.
— Спасибо большое. Я перед тобой в долгу.
Ответом стала улыбка, пусть и не широкая. Мие приятно было увидеть, что этот человек испытывает радость от её слов. Она улыбалась по-своему, не как кто-то из тех, с кем уже довелось познакомиться.
— Нет, не в долгу. Я при возможности поеду и выберу тебе больше вещей.
Тут же захотелось спросить, не составит ли это труда, но Мия решила отталкиваться от того, какие ощущения вызывал человек перед ней. С Глэдис, кажется, всё работало немного иначе, чем с другими. Она предложила не в надежде услышать отказ, не просто ради вежливости. Мия благодарно кивнула.
Снова наступила эта тишина, время в которой текло медленнее. Несколько секунд, которые можно было разобрать на кадры. Взрослая женская ладонь коснулась девичьей щеки, аккуратно, стараясь не обидеть. А взгляд приковывал к себе и словно что-то обещал, чего юность пока не могла понять. Осознанный и уверенный, он казался по-своему запоминающимся. Бледно-голубая загадка, не способная обидеть и отвыкшая от речи. Это была серость в лучшем понимании этого слова.
