голову. И дальше они оба говорят что-то по-данхарски, я не понимаю этого. Все, что могу понять, это «Кадим», они говорят о нем.
Что-то пошло не так?
Искандер хмурится.
Потом трактирщику уже:
– Пусть присмотрят за лошадьми. Мне нужна комната, еда и две кружки эля… для начала.
Его пожелания спешат исполнять. И комнату спешно освобождают, мне кажется, выгоняя кого-то из его же людей.
– Сюда, господин! Сейчас свежие простыни принесем…
Мы заходим, и он кивком предлагает мне сесть к столу, пока в комнате наводят порядок. Сам стоит у дверей, о чем-то тихо говорит с другим человеком, по-уэйски, но мне не разобрать.
Потом, когда суета стихает и нам приносят эля, он садится за стол сам. Пододвигает к себе кружку, задумчиво поворачивает ее, но не пьет.
Вздыхает.
– Я готов объяснить тебе все, раз моя игра так бездарно раскрылась. Спрашивай, что ты хочешь знать.
Он ненадолго закрыл глаза, зажмурился, и вдох-выдох… Потом снова посмотрел на меня. Усталость в его глазах. Все зря. Наверняка, ноющая боль в руке.
Нет, я вовсе не начинаю его жалеть. Просто сейчас он не выглядит победителем.
Спрашивать «Как ты мог?» – невероятно глупо.
– Ты не похож на данхарца, – сказала я.
– Ты тоже не похожа на северянку, – сказал он. – В моем отце половина данхарской крови, четверть уэйской и четверть рёйгенской. У матери пополам рёйгенской и сайской. А если копнуть чуть глубже, то и еще больше намешано.
Развел руками. Да, для таких, как мы, – важен лишь огонь в крови.
– Племянник данхарского атабека…
– Да, – он усмехнулся невесело. – Но не наследник своего отца, хоть и старший сын. Когда отец отправлял меня в Уэйсвик, вместе с другими мальчиками Данхара, он говорил, что, может, хоть это меня чему-то научит, выбьет из головы дурь, а то через край. Не научило. Вот мой брат – да, всегда был гордостью семьи. – Он немного дернул головой, вздохнул. – Но я ни о чем не жалею.
Усталость в голосе все равно, потемневшие глаза.
Давняя обида?
Его самого отдали в качестве дани Уэйсвику, двадцать лет назад, после войны, когда Данхар окончательно потерял независимость и стал частью королевства. Три мальчика из самых знатных семей, почти заложники, которых легко могли убить, если что-то пойдет не так. Но двое из них добились многого при дворе.
– Что теперь будет со мной? – спросила я.
– Ничего. – Он пожал плечами. – Не думаю, что твоя жизнь теперь должна сильно измениться. Ты моя жена и хозяйка Ормхольма, ты ничего не потеряла в правах, у тебя остаются твои люди, ты сама знаешь, что делать. Не волнуйся, я не стану сейчас принуждать тебя к исполнению супружеского долга. Разве что позже, когда встанет вопрос о наследнике, но пока это не важно, нужно понять, смогу ли я сам справиться здесь.
А если не справится, то и наследники ни к чему.
– Я не пойду с тобой к Камню.
– Я понимаю это, – согласился он. – Точно не сейчас. Ничего, пока я попытаюсь как-нибудь сам.
Еще вчера вечером я засыпала у него на плече…
Наверно, я хочу знать главное.
– В чем именно обвинили моего отца? – спросила я. – Мне так и не сказали. Только то, что он замышлял что-то против короля. Но это неправда.
Искандер вздохнул тяжело, провел ладонью по лицу, потер.
– Отчасти, – сказал он. Поднялся на ноги, прошел по комнате из конца в конец, остановившись у окна. – Не против короля лично, но то, что он делал, ставило под угрозу весь Рёйген. Еще немного, и мы получили бы вторую Эгору здесь. Только Магнус забывал, а может, просто не хотел видеть, что тут другой климат и что справиться с наступающим холодом будет все сложнее.
Вторую Эгору? Я, наверно, не понимаю чего-то важного.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он усмехнулся невесело.
– Если в крови не хватает огня, то есть ритуалы, которые вначале кажутся вполне безобидными… Можно усилить этот огонь ненадолго, обмануть Камень и богов. Твой отец придумал это не сам, ему подсказали. Поначалу это не было предательством в полной мере, и не было злого умысла, скорее от бессилия и отчаянья, Камень не принимал его, твари подступали. Он решился попробовать. Но если ты встал на этот путь, потом отказаться почти невозможно. Только крови со временем требуется все больше и больше. В Эгоре это практикуют уже не один десяток лет и… видимое благополучие, даже богатство, то, что видно со стороны… Но со стороны не видно, какую цену приходится платить, – он нахмурился. – Я пока не знаю, как справляться с этим, зашло уже слишком далеко.
– Ты хочешь сказать… – я не знала, могу ли верить. – Хочешь сказать, мой отец приносил… жертвы? Людей?
Это казалось почти безумием.
Я не верю. Отец не мог…
Поняла, что не могу сидеть. Вскочила, подошла к нему сама. Не знаю зачем. Страшно хотелось ударить, наорать, заставить ответить за ложь.
Но в то же время… Все отъезды отца, все его дела… случайные обрывки фраз. Он говорил, что мне не стоит волноваться и думать об этом, это не моя забота, но…
– Да, – Искандер смотрел на меня. Сожаление в его глазах. – Кровь. Сначала крови нужно совсем немного, можно даже никого не убивать, просто договориться. Потом больше. Поначалу даже куриная кровь подойдет, но потом понимаешь, что лучший эффект от горячей человеческой крови, в которой есть хоть капля огня. Ты ведь знаешь, что твой отец искал по всему Рёйгену тех, в ком хоть немного осталось этой крови. Но вовсе не для того, чтобы найти подходящего мужа для тебя, это лишь удобный предлог.
– Искал, чтобы убить? – сказала я.
Он кивнул.
– И не только для… собственных нужд. Последней каплей стала передача пленников Эгоре, этого Альфред уже не стерпел. Свои резервы Альфонсо Кавали успел основательно истощить, так что теперь смотрит в нашу сторону. Эгоре нужна свежая кровь. И это уже не
