Что тогда делать?
Идти домой пешком? Ждать Призрака возле машины?
Я выбрала последнее и, всхлипывая, поплелась по извилистой дорожке мимо ухоженных круглых клумб и пушистых кипарисов-пирамидок. На полдороги меня догнал Рейг. Хлопнула дверь, раздался топот ног по искусственному камню тропинки, и по нервам ударил хриплый окрик:
— Агвид!
Услышав голос зверя, я вздрогнула и еще больше сгорбилась.
Секунда — и мы пошли рядом, почти соприкасаясь руками. Поколебавшись, Призрак снял пиджак и набросил на мои плечи, хотя ночь была теплой: я не мерзла, а задыхалась от невыносимой духоты. От этой заботы все внутри сжалось, съежилось, мучительно заныло. Пиджак казался тяжелым, словно не куском ткани меня накрыли, а положили на спину бетонную плиту.
В гнетущем молчании мы добрались до машины, припаркованной на обочине, у высокой изгороди из туй. Все так же без единого слова Рейг открыл дверцу, захлопнул ее, когда я села, и устроился рядом, в водительском кресле. Краем глаза я заметила, как его широкие ладони крепко, почти отчаянно стиснули руль. Играя желваками, Призрак смотрел вперед, в ночную темень за ветровым стеклом.
Тишина давила на нервы, напряжение росло, в конце концов я почувствовала, что не выдержу больше ни минуты этого тягостного молчания, и нарушила его первой.
— Прости. Прости я…
— Ты слишком часто извиняешься, — вздохнул Рейг и опустил взгляд на свои руки, терзающие руль.
— Безобразная получилась сцена.
— Вечер явно не удался, — согласился зверь, избегая смотреть в мою сторону. Это упорное нежелание встречаться взглядами тревожило и одновременно успокаивало: говорить, не глядя друг на друга, было проще.
Я кусала губы, пытаясь найти в себе силы для опасного признания. Снова тишина разрасталась между нами как бездонная пропасть.
— Молли — моя дочь, — нырнула я с головой в омут, когда Рейг завел машину, чтобы тронуться с места. Обсуждать такие темы во время движения — плохая идея. Лучше поговорить, пока мы не в дороге. — Твой брат сказал правду. У меня есть ребенок. Я была… была замужем и…
Рука на коробке передач дернулась, Призрак напрягся, а я в безотчетном порыве отодвинулась от него подальше, испуганно вжавшись плечом в дверцу машины.
— Кровь, — шепнул зверь, невидящим взглядом гипнотизируя приборную панель. — У тебя была кровь.
— Операция. Они заставили меня сделать операцию.
И снова молчание. Тишина хрупкая, как стекло, готовая в любой момент закончиться взрывом.
Напряженная, я смотрела на Призрака, на его профиль, очерченный тенями, и пыталась по выражению лица понять эмоции, но передо мной была гипсовая маска.
Мышцы у острых скул дрогнули, зверь вернул руки на руль, и машина тихо двинулась по пустынной дороге, с двух сторон освещенной уличными фонарями.
— Я знал, — неожиданно выдал Рейг. — Это было в документах, что нарыл Кент. Я только не понимал, почему после первого раза у тебя была кровь.
Он знал? Почему тогда молчал? Ждал, пока я признаюсь во всем сама?
А я продолжала врать.
С протяжным вздохом я отвернулась к окну и уставилась на проплывающие мимо пейзажи. В тишине гудел двигатель. Я слышала, как крутятся колеса автомобиля, сцепляясь с асфальтом, темный салон машины наполнял мерный гул.
Что еще ему известно?
— И даже потом я сомневался, — снова заговорил Призрак. — Никак не мог решить, кому верить, тебе или тем бумажкам. По правде, сомнения мучали меня давно. С самого начала. Еще в клетке. Ты пахла, как… как молодая мать. Но кровь… Кровь ввела меня в заблуждение. — Он нахмурился и добавил: — Не ожидал, что ты из семьи тех самых Бьернов.
Тех самых? Что особенного было в моей семье, раз он употребил в отношении родителей такое странное выражение: «Те самые»?
— Отец не рассказывал мне об оборотнях.
— Разумеется. Саян узнает о нашем мире, только после того как входит в семью мужа. — Призрак крепче стиснул руль, словно подумав о чем-то неприятном. О чем-то, что его разозлило.
О Брифе.
Я должна была стать женой его брата.
— Кто такие саян?
Рейг поджал губы, явно не желая обсуждать эту тему, но затем глухо и неохотно начал свой рассказ.
— Я уже говорил, что женщины среди оборотней — редкость. Но не потому что они не наследуют звериный ген. Просто в семьях перевертышей девочки почти не рождаются. Только сыновья. В общем, представляешь, какой из-за этого перекос. На двадцать половозрелых, готовых к спариванию самцов всего одна самка.
— Но, если я правильно поняла, для продолжения рода необязательно, чтобы женщина была зверем.
— Верно. Необязательно. Но спутница жизни должна быть надежной. Нельзя, чтобы в большом мире узнали о нашем существовании. Начнется охота, открытый конфликт. Двуногие попытаются нас истребить или запереть в лабораториях, таких как та, что ты видела на базе. Жениться на женщине с улицы опасно. Еще опаснее — впускать постороннюю в наш закрытый мир. А если развод и утечка информации? А если дама сердца проболтается подружкам или родне? Скрывать свою природу от жены, постоянно держать себя застегнутым на все пуговицы тоже не вариант. В семье хочется расслабиться, быть собой, а не следить за каждым своим словом. Тем более с рождением ребенка правда по любому выйдет наружу.
Машина неторопливо катилась сквозь ночь. По лицу Призрака скользили тени от веток деревьев: вдоль дороги, по которой мы ехали, росли тополя.
— Есть несколько приемных семей, в которых выращивают будущих жен для оборотней.
Я вздрогнула, стиснув в руках ремень безопасности.
— Хансены, Моллисенты и…
— Бьерны, — закончила я тихо и закусила губу.
О боже, мои родители мне неродные. Меня удочерили! Как уложить в голове эту информацию?
— Да, Бьерны, — кивнул Призрак, глядя на дорогу. — На самом деле очень распространенная фамилия. Я думал, ты из других Бьернов. Последние двадцать лет я провел за границей и не контактировал с местным сообществом.
— Расскажи, — глухо попросила я. — Расскажи про мою семью.
Неродные…
В груди заныло, словно огромная дыра разверзлась на месте сердца.
Интересно, что стало с моими настоящими родителями? Кем они были? Почему меня бросили? Живы ли еще? А может, умерли?
Призрак глубоко вздохнул и вернулся к прежней теме.
— Такие семьи берут на воспитание ребенка из сиротского приюта. Не совсем малюток, девочек лет пяти. В таком возрасте уже понятно, вырастет девчушка красавицей или дурнушкой. Детскую память легко корректировать, да и редко кто помнит себя до пяти лет.
— Это отвратительно, — вздохнула я, вжимаясь в спинку сиденья и обнимая себя за плечи. — Смахивает на торговлю живым товаром. Их же потом продают, верно? Будущему мужу.
— Верно, — поморщился Призрак. — Когда саян достигает совершеннолетия, в тайне от нее проводят торги. Потом девушку ставят перед фактом. Иногда саян растят для конкретного оборотня. Если ты богат, то можешь заказать себе жену, внеся аванс.
Как Бриф?
— Меня растили, чтобы продать, — я покачала головой и, всхлипнув, зажала ладонью рот. Неприятно. Омерзительно. Тошно. — Ни о какой любви не было и речи.
Если подумать, и мать, и отец всегда относились ко мне прохладно. Других детей родители обнимали, хвалили, баловали — меня нет. Зато постоянно требовали быть идеальной во всем.
Теперь я понимала, почему Магнус так тщательно подбирал мне круг общения: все мои подруги, вероятно, были из саян. С самого детства меня постепенно вводили в мир оборотней, готовили стать частью этого мира. Но я не оправдала надежд — принесла в подоле, и родители просто вычеркнули меня из своей жизни, выбросили испорченный товар в мусорку.
Интересно, что происходит с саян, если ее муж вдруг встречает истинную пару? Этот вопрос я задать не решилась, хотя он заевшей пластинкой крутился в голове. Вот отдали тебя незнакомому мужику, а потом он взял и потерял разум от другой женщины…
— В этом районе живут в основном оборотни и их спутницы, — Призрак проводил взглядом ряд притихших домов за окном. — Мы специально стянулись в одно место, чтобы чувствовать себя свободнее.
