Его вопрос подвергает меня в шок. Он не знал?! Не знал, что папа умер?! То есть, эти люди даже не сообщили об этом никому?! Мне хочется разрыдаться. Нет. Мне хочется вернуться обратно на барбекю и вцепиться ногтями в лица этих бесчеловечных людей. Плюнуть и высказать всё, что я о них думаю.
— Открой мне дверь! — дрожащим голосом требую вновь.
Несколько раз я нервно дергаю ручку двери, и Итан, наконец, открывает мне её. Не попрощавшись, я выхожу из машины и, хлопнув дверью, направляюсь к дому. Как только я отворачиваюсь спиной к Майеру, из глаз начинают течь слёзы. Не думала, что на свете осталось что-то, что может ещё задеть меня так за живое, и что я способна на такой всплеск эмоций. Ускоряю шаг, чтобы поскорее оказаться в своей комнате и позволить всей всплывшей боли вылиться наружу.
Я подхожу к двери подъезда, но не успеваю в неё войти. Крепкая мужская рука хватает меня за локоть и разворачивает к себе. Хочу психануть на Итана, сказать, чтобы перестал трогать меня. Сказать, как я его презираю за сказанные им слова, но он не даёт мне это сделать. Крепко обнимает и просит прощения, коснувшись губами макушки моей головы.
— Нам надо поговорить. Давай зайдём в дом, — произносит он тихо.
Миссис Лоран на пару дней уехала в гости к подруге, поэтому я принимаю его слова и приглашаю подняться наверх. С трудом заставляю себя успокоиться и взять себя в руки. Зайдя в квартиру, говорю Итану подождать меня на кухне, а сама иду в комнату, чтобы переодеться и смыть макияж. Возможно, это поможет расслабиться. Оказавшись уже в родных стенах, снимаю с себя платье, надеваю домашнюю пижаму, подхожу к зеркалу и, увидев свой устрашающий вид, начинаю приводить лицо в порядок.
Хочу, чтобы время остановилось. Не хочу разговаривать с Итаном. Мне больно. Будто кто-то вскрыл старые раны, и теперь они кровоточат.
Я вспоминаю всё, что когда-то приходилось пережить родителям и нам, вспоминаю, как тяжело было после их смерти. Мы не нуждались в деньгах, хоть у нас их и не было, но каждый нуждался в родителе. Маму бросили, когда ей было три года, папу, когда ему было двадцать три. Но они оба были одинаково несчастны, так как невозможно быть полноценно счастливым без любви и поддержки мамы и папы. Родителей не стало, и в самый жуткий час, когда хотелось умереть, больше всего я нуждалась в родном плече, которое обнимет и подержит. Но плеча не было. И это разрывает моё сердце на части.
Раздаётся стук в дверь, и она слегка открывается.
— Могу войти? — спрашивает Итан.
— Входи, — отвечаю ему, вытирая слёзы из глаз и отходя от зеркала.
— Тебя долго не было. Решил проверить, всё ли в порядке, — он подходит ко мне, с досадой смотря на моё лицо.
Касается рукой моей щеки.
— Прости. Не хочу, чтобы ты плакала.
— Всё в порядке, — отворачиваю голову, чтобы убрать его ладонь с моего лица. — Ты хотел поговорить? О чём?
— Думаешь, нам нечего обсудить?
— Ты, кажется, сказал всё, что думал, — сажусь на край кровати, так как голова начинает трещать по швам от слёз.
— Ты ведь знаешь меня. Неужели думаешь, я позволил бы оскорбить женщину, назвав её недостойной? — он подходит и садится на корточки передо мной, чтобы наши взгляды были на уровне друг друга. — Своими словами я хотел лишь сказать, что не имеет значение, какой у тебя статус, ведь ты достойная девушка.
— Достойная тебя и твоей семьи? — смотрю на него с недовольной усмешкой.
— Нет, просто достойный человек. Так лучше?
Молчу в ответ, так как не знаю, что ответить.
— Помнишь, я рассказывал про дядю, который приводил меня к мистеру Вернеру?
— Это был папа?
Какая ирония судьбы. В тот день мы говорили и вспоминали об одном и том же человеке. Интересно, почему Уил ничего нам не сказал?
– Женился и ушёл, — вспоминаю его слова, которые он сказал про своего дядю. — Вот так просто, да? Ушёл? — смотрю на него с обидой. — Не выгнали, не поставили перед выбором? Просто ушёл, будто бы хотел именно этого?
— Его никто не выгонял. Уход — это последнее, чего хотели его родители.
— Но поставили его в положение, что он вынужден был уйти. Чего они хотели? Чтобы он оставил маму и жил так, как хотят они и делал всё, в угоду их счастья, наплевав на своё? Это, по-твоему, родительская любовь? По мне, так это простой эгоизм.
— По твоим рассказам, я понял, что вы были близки. Поэтому, думаю, я не открою тебе секрет, что Дионис был помолвлен, и у него должна была состояться свадьба в скором времени?
— Нет, для меня это не секрет. Но и для тебя не должно быть тайной то, что это был брак по расчёту? Опять же, в угоду его и её родителям.
— В любом случае, твой папа был согласен на это. И вот, за пару месяцев до торжества, он приходит домой и сообщает всем, что любит другую, и женится только на ней. Теперь представь реакцию его родителей. Опущу момент того, в какое неудобное положение он их поставил перед семьей невесты. Это формальности. Но подумай. Твоему сыну двадцать три года. Не знает толком ничего ни о любви, ни о жизни. И тут он сообщает, что любит другую и хочет жениться на ней. А знает её месяц. Она сирота, из детского дома. Какая реакция должна быть у его родителей? Естественно, они были против такого опрометчивого решения и думали, что она с ним из-за денег.
— Но это ведь оказалось неправдой.
— Тогда они этого не знали.
— И? Итан, двадцать пять лет прошло. Ты знаешь, как жили всё это время папа с мамой? Знаешь, что твой многоуважаемый дед перекрыл им кислород и не давал папе устроиться на нормальную работу? Знал, что через год после ухода, папа попал в страшную аварию и был прикован к инвалидному креслу на пару лет. Знал, что маме пришлось бросить учебу её мечты, ради того, чтобы заботиться о папе, работать и обеспечивать их двоих? Хочешь сказать — это поведение женщины, которая с мужчиной ради денег? Или хочешь сказать, что твои бабушка с дедушкой не знали обо всём этом? — перевожу дыхание, делаю глубокий вдох и выдох, чтобы успокоится. — Как ты объяснишь мне то, что, когда к ним постучали в дом и сообщили о том, что их сын умер, единственные их слова были о том, что у них нет сына? Итан, — повышаю голос. — Они не пришли на похороны! Они не узнали меня! А знаешь почему? Потому что никогда не видели в лицо! Они знали, что я нахожусь в лечебнице, знали, что пыталась дважды покончить жизнь самоубийством. Им звонил мой лечащий врач, хоть я и говорила, что это бесполезно. И я была права, даже тогда их сердце не дрогнуло! Им было попусту плевать! А сейчас они сидят, смотрят мне в глаза и говорят о том, какая трагедия терять родителей? Что за дешёвый театр?
Глаза наполняются слезами, как бы я не старалась держать себя в руках.
— Как ты можешь поддерживать этих людей? — спрашиваю, сквозь дрожь в голосе.
— Иди ко мне, — он встаёт, взяв меня за руки, тянет вверх и заключает в свои объятия.
— Они не пришли на похороны сына! — продолжаю бубнить ему в грудь. — Неужели, он был таким плохим, что они не захотели прийти с ним проститься?
Душу рвёт от обиды за папу. Я ведь знаю, какой он человек. Знаю, как он их любил. И не могу до конца поверить и осознать, что эти люди так поступили с ним.
— Даже будь он плохим, это не оправдывает того, что они не пришли, — он отстраняет меня от себя, чтобы посмотреть мне в глаза. — Прости. Я не знал об этом всём. Не знал, что он умер. Думал, всё в его жизни сложилось лучшим образом.
Мне было достаточно этих слов, чтобы простить ему все другие. Неожиданно для самой себя, я снова тянусь в его объятия. И он заключает меня в них. На мгновение становится так легко и хорошо на душе, словно и не было неприятной встречи и больных воспоминаний.
Раздаётся звонок на телефон Итана, я отстраняюсь от него и, вытирая слёзы, отхожу.
— Я слушаю, — принимает он вызов.
Я слышу женский голос, раздающийся по ту сторону телефона, но не могу разобрать, что она говорит.
— Нет, не приеду. По работе позвонили. Извинись там перед всеми, нужно было срочно уехать, — отвечает Итан, очевидно, Диане.
