горы и чистые водопады, и я летела над ними на черном драконе, воплощении всех стихий.
***
Геррах повернул голову и осторожно, чтобы не разбудить Амедею, спустился со стола. Присел на корточки, вглядываясь в ее тонкие черты с трепетом, которого раньше никогда не испытывал.
Длинные ресницы, изогнутые брови, светлая почти прозрачная кожа. На виске едва заметная голубая венка, над верхней губой ямочка. Он жадно впитывал нюансы ее внешности, подмечая самые мелкие детали.
Темные волосы распушились у висков, ногти на длинных пальцах обрезаны коротко – верно, мешают в работе.
Как вышло, что в грязном жарком городе, полном порочных страстей, вырос такой чистый и нежный цветок? Как так случилось, что ему, изломанному судьбой дракону, не ждущему для себя ничего хорошего, дико и невероятно повезло? Все равно что наткнуться на оазис в пустыне, найти бриллиант в вонючей грязи. Амедея походя вернула ему его самого, не требуя ничего взамен, и теперь он смотрел на нее как на дивное чудо и не мог наглядеться.
Геррах потянулся убрать прядь с ее лица и задержал руку, когда на запястье предательски блеснул рабский браслет. Амедея не позволяла прикасаться к себе, но сама его трогала. Чуткие прохладные пальцы, теплое дыхание на его коже… Она гладила его спину, рисовала диковинные узоры, прислушивалась к чему-то неведомому, звучащему в его теле, умея увидеть его так, как никто другой. Она чинила его, как сломанный артефакт, а заодно коснулась чего-то глубоко в его душе, и теперь там что-то расцветало, что-то красивое, светлое и хрупкое.
Он встал и бесшумно оделся. Амедея прерывисто вздохнула во сне, мягкие губы чуть-чуть приоткрылись. В комнате не было окон, но, сейчас, похоже, глубокая ночь. Геррах глянул на диван, подошел к девушке. Раз Амедея может касаться его, то если, допустим, слегка наклонить стул, и она соскользнет к нему в объятия…
Все получилось, и Амедея оказалась у него на руках, такая легкая, воздушная. Он донес бы ее до самых красных гор и не почувствовал тяжести ноши. Она доверчиво устроила голову на его груди, и сердце забилось сильно и гулко – как бы не разбудить ее грохотом. Геррах перенес девушку на диван, осторожно уложил, поправил под головой подушку. Амедея снова вздохнула и устроилась удобнее, подложив под щеку ладонь.
Геррах же вытянулся на полу, глядя в потолок, свет из-под которого стал мягче и розовее. В печке в углу потрескивало угасающее пламя, таинственно мерцали склянки на полках в шкафу.
«Ты все еще дракон» – так она сказала. Эш-хасса, купившая его на рынке, словно козу.
Он – дракон и скоро вновь расправит крылья. Но отчего-то ему казалось, что он уже парит в облаках.
В дверь громко постучали, и я вскочила с дивана. Так заработалась, что даже не помню, как до него добралась. Геррах оказался у двери первым, одетый и бодрый, как будто давно проснулся.
– Деечка! – донесся тетин голос. – Конрад приехал!
– Не попадайся ему на глаза, – шепотом приказала я Герраху. – Выйдешь через пару минут после меня.
Молли как всегда попыталась сунуть в комнату свой любопытный нос, но я закрыла за собой дверь. Выйти Геррах сможет, вернуться назад – нет. Надо будет проверить, пошел ли у него процесс восстановления. Но сперва привести себя в порядок и не испортить свой собственный план. Остался всего один день. Главное – не вызвать подозрений, быть милой, доброжелательной и спокойной.
– Скажи дяде, я спущусь через пару минут, – попросила я. – Он… один?
Горло сдавило в ожидании ответа.
– Да, – ответила Молли. – Жених не пришел. Амедея, ты не передумала, детка?
Она смотрела на меня с наивным ожиданием, которое вызывало раздражение пополам с досадой.
– А ты? – спросила я. – Решила?
Ее голубые глаза заблестели, она помотала головой, и мое сердце сжалось от обиды. Коты перевесили. Что ж…
– Ладно, – сказала я. – Потом поговорим. А сейчас, прошу, дяде ни слова. Ни про планы, ни про Герраха… Лучше вообще молчи, хорошо?
Тетя Молли повернула у губ воображаемый ключ и выбросила его через плечо.
Я быстро прошла в спальню, переоделась и причесалась, глянула в зеркало – глаза уставшие, но вряд ли дядя поймет, что я полночи лечила дракона. Я быстро умылась и почистила зубы, и побежала вниз.
Тетя Молли сидела в кресле и делала вид, что вышивает, хотя мы обе знали, что рукоделие – это вообще не ее, а дядя расхаживал по гостиной, заложив руки за спину и выставив круглый живот.
– Дея, – скупо поприветствовал он меня, и мое сердце ухнуло вниз.
Конрад выглядел сердитым, и я сразу поняла, что к чему. Точно так же он злился, когда назначал мне мизерное содержание. И когда заявлял, чтобы я и думать забыла о вступлении в наследство раньше срока. И вот теперь, решив выдать меня за Филиппа, Конрад хмурил кустистые брови и обиженно выпячивал нижнюю губу, словно это я виновата в том, что он вынужден поступать так со мной.
– Я не стану тебя уговаривать. У меня нет выбора так же, как и у тебя, – буркнул Конрад, избегая встречаться со мной взглядом.
Вот как? Выходит, не я одна на крючке? Я присела на краешек кресла, глядя на дядю снизу вверх. Тетя яростно тыкала иголкой в вышивку, и я от души взмолилась, чтобы Молли исполнила обещание и не ляпнула что-нибудь не то.
– Я понял, что тебе нравится другой, – продолжил Конрад. – При иных обстоятельствах я бы, возможно, одобрил ваш брак. Хоть Геррах и иноземец, но вроде толковый и, что немаловажно, щедрый…
Я молчала, понимая, что приговор уже вынесен и обжалованию не подлежит. Но я ведь знала, что так и будет.
– Я люблю тебя как родную дочь! – воскликнул Конрад, развернувшись ко мне.
Тут я позволила себе усомниться:
– Ты отдал бы за него Мартицию? Думаешь, Филипп будет хорошим мужем?
– Я желаю тебе добра, – настойчиво произнес дядя, как будто пытаясь убедить в этом не только меня, но и себя. – Филипп Ландо – очень выгодная партия.
Я сжала зубы, чтобы не
