– Оформи на себя и Герраха, – сказала я. – Принесешь потом в мою… в другой мой кабинет, куда никто кроме меня не ходит, я поставлю печать и подпись.
– А… а браслет?
– Сниму, – пообещала я. – Сколько вам потребуется денег на дорогу домой?
Эврас покраснел еще сильнее, став равномерно розовым.
– Мы сами найдем средства, госпожа, – с достоинством сказал он.
– Хорошо, – ответила я. Потому что денег у меня и так оставалось немного.
Тетя, билеты – лучше выкупить за два места, чтобы не делить каюту с кем-то еще, запас на первое время… Жизнь в Эркайе может оказаться куда дороже, а я знала, как быстро могут утекать деньги.
Оставив Эвраса за письменным столом, я пошла к себе в лабораторию, и здесь на меня накатила горькая волна осознания предстоящей потери. Здесь было мое место. Здесь я творила и чувствовала себя счастливой. Я знала каждую склянку и содержимое каждой пробирки. Я могла взять с полки любую книгу, открыть наугад, и строки будут мне знакомы. Если тетя не могла расстаться с котами, то мои любимцы были здесь.
Я выбрала несколько книг, которыми пользовалась особенно часто, и сложила их стопкой. Вытащила из ящиков моток железной проволоки, коробочку с золотой и серебряной стружкой, прочные тонкие стержни, которые Ленни добыл по моему заказу. Может, сходить к нему напоследок? Вдруг он продаст мне еще чешуи? Я бы сделала артефакт для себя – ожерелье, которое согревало бы даже в лютые морозы, или, может, браслет, который защищал бы меня от дурных людей. А может, я бы просто сложила чешуйки так, чтобы поймать ту самую мелодию, что звучала в Геррахе.
В дверь постучали, и я откликнулась:
– Уже готово?
– Да, – ответил мне Геррах. – Это я, Амедея. Позволишь войти?
Я зачем-то пригладила волосы, покусала губы и попыталась расправить складки на платье так, чтобы не было видно мокрых пятен от слез тети Молли. Надеюсь, она не высморкалась мне в юбки. Открыв дверь, посторонилась, впуская Герраха.
Он вошел и положил на стол две бумажки, исписанные круглым почерком Эвраса.
– Что это значит? – сердито спросил Геррах. – Вольная? Ты меня отпускаешь? Я думал, что буду тут еще год, пока ты не достигнешь возраста наследования.
Я взяла из шкафа печать и чернильное перо. Поставила подпись на обоих листах и оттиск в виде фонтана – герб нашей семьи.
– Ты как будто недоволен, – заметила я.
Геррах угрюмо глядел на меня, и я спохватилась:
– Дай проверю, как твои крылья.
Он потянулся к пуговицам на рубашке, но я остановила его:
– Раздеваться не надо.
Я ждала обычных шуточек, вроде «как же так, Амедея, ты же вечно заставляешь меня оголяться», но Геррах молчал, словно бы в нем что-то переменилось.
Я обошла его, положила руки на широкую твердую спину, и от драконьей мелодии перехватило дыхание. Я слушала ее и не могла оторваться, хотя сразу поняла, что все сделала правильно. Контур замкнулся, энергии потекли свободно, узор рун набирал силу, а еще…
Геррах повернулся и посмотрел мне в глаза, и я не могла отвести взгляд от теплых искр, вспыхивающих вокруг его зрачков.
– Амедея, я хотел сказать…
Он коснулся моей щеки, ласково заправил выбившуюся прядь за ухо и, нахмурившись, убрал руку.
– Погоди. Браслет все еще на мне, и ты не давала разрешения…
Вслух – нет. Но, видимо, я хотела его прикосновений, хотела понять – не ошиблась ли, правильно ли поняла тот новый мотив, совершенно особенный и звучащий лишь для меня одной.
Я быстро отошла от Герраха, но через мгновение он оказался рядом. Такой высокий и сильный, он двигался с легкой стремительностью хищника. И, кажется, он тоже все понял. Его ладони легли на мою талию, неуклонно привлекая меня к крепкому телу, теплые губы коснулись виска, щеки, уголка губ…
Сердце затрепетало как глупая птичка, попавшая в клетку, в груди стало тесно.
Наверное, если бы Геррах был слишком напорист, я бы нашла в себе силы его оттолкнуть. Но губы моего дракона оказались такими упоительно нежными…
***
Он целовал меня неспешно и сладко, а ладони гладили мою спину так бережно, точно я какая-то хрустальная ваза. Меня подхватило и понесло ласковой волной ощущений, закручивая в водоворот желаний, где имели значение только теплые губы, целующие мои, и руки, в объятиях которых было так надежно и просто.
Всю мою привычную жизнь смело ураганом, а Геррах был такой уверенный, твердый, и эта мужская сила в нем звала меня, предлагала опору, защиту, и я обхватила его плечи, словно утопающий – скалу.
Он оторвался от моих губ и покрыл поцелуями шею, оставляя горящие метки на коже. Снова вернулся к губам, раздвинув их языком. Слегка потянул меня за волосы, массируя затылок, пропуская пряди между пальцами.
Драконья песнь звучала так чарующе, и я слышала новый мотив, который пел о любви. Это была магия, древняя как сама жизнь. И сейчас она шептала мне о том, как естественны и правильны мои желания.
Я была хозяйкой дома, артефактором, дочерью и племянницей, рабовладелицей, в конце концов, но сейчас это все казалось таким наносным и неважным точно пыль, которую смыло тропическим ливнем. Я женщина, а со мною рядом мужчина. Наши языки и тела сплетаются в извечном танце, и правильней этого нет ничего. В его глазах пылает желание, и его руки и губы знают, как пробудить во мне ответный огонь. Так зачем мне противиться и вспоминать запреты, придуманные кем-то другим?
Поцелуй стал настойчивее, жарче, горячий язык толкнулся глубоко в мой рот, и я задрожала всем телом, приникая к Герраху теснее. Жадные руки огладили спину и легли на ягодицы, вжимая их в крепкие мужские бедра, и мне показалось, что огонь дракона проникает в меня, рассыпается искрами по коже, заставляет кровь кипеть, а сердце биться быстрее в такт мелодии, что звучала в нем.
– Шехсайя, – прошептал он, прикусывая мочку моего уха, а его пальцы аккуратно, но настойчиво потянули лямки платья.
Наверное, именно это слово привело меня в чувство. Я так и не выяснила, что оно значит. Геррах – мой раб, чужеземец, я знаю его всего пару дней и у меня, в конце концов, планы!
– Хватит! – выпалила я и, вывернувшись из его рук, метнулась по другую
