— Значит, вы близки, — произносит Сав.
— Да, мы очень близки.
— У вас была интимная связь? Был секс?
Мы со Станом переглядываемся и закатываем глаза.
— Сегодня странный день. Мы только говорили об этом. И нет, Сав, мы со Станом не трахались, — отвечаю я.
— Но мы целовались.
— Стан! — возмущаясь, бросаю в него подушкой с дивана.
— Что? Это же правда. Мы целовались. И это было странно. Неужели, ты не помнишь наш особый поцелуй, Русó?
Я дёргаю плечом и отворачиваюсь. Придурок.
— Особый? Вы дальние родственники, не так ли?
— Он мой какой-то там кузен на самом деле, но после смерти моих родителей мы переписали историю и сделали Стана и его отца моими самыми близкими родственниками. Это был вопрос безопасности нашего рода, — сухо отвечаю.
— То есть это уже не считается инцестом.
— Это неприемлемо.
— Но вы его любите, Ваше Высочество, — замечает Сав.
— Это что, семейная терапия? Или моё личное лечение? — злобно повышаю голос.
— О-о-о, ты выводишь её из себя мной. Это мило, — смеётся Стан. — Продолжай. Обожаю её бесить. Она сексуальна, когда злится.
— Он извращенец. Он похотливый извращенец, — кидаю ещё одну подушку в Стана, а он смеётся ещё громче.
— Ваше Высочество, давайте, немного успокоимся и вспомним тот поцелуй, который вы отрицаете, как нечто особенное. В этом нет ничего запретного или плохого. Я знаю много историй настоящего инцеста среди нашего вида.
Я недовольно перевожу взгляд на Стана и произношу одними губами: «Доволен?». Он ухмыляется и кивает.
— Расскажите, как вы оба помните тот день.
Я упрямо поджимаю губы и отрицательно качаю головой.
— Я едва не умер. Точнее, я умер.
— Ты не умер, — шиплю я. — Не ври. Ты просто мстил мне, потому что ненавидишь проигрывать девчонке. А тогда ты проиграл. Я пришла первой.
— Я умер. Ты не веришь, но я умер, Русó. Я упал с обрыва, и ветка проткнула мой живот. Я умер. Мои кишки были разбросаны вокруг меня. Я умер. Я это точно помню.
— И что случилось? — заинтересованно спрашивает Сан.
— Я засунула всё его дерьмо обратно, напоила его своей кровью, и он вернулся в мир живых, — говорю без особого желания.
— И он ожил?
— Да. Он ожил. Мы не знали, что в тот день таким образом провели обряд вечной и нерушимой связи. Я дала ему свою кровь, а потом… хм… потом… я…
— Это был я, — перебивает меня Стан. — Я поцеловал Русó. Когда я открыл глаза, то слышал своё сердце. Оно словно принадлежало ей. Я слышал мысли о ней. Я как будто физически был скручен желанием связать себя с Русó. И я поцеловал её. На моих губах и в моём рту была ещё и моя кровь, и Русó попробовала её. Так мы совершили обряд, о котором никому не говорили. Мы были молоды и безрассудны. Сначала я жил этим поцелуем. Клянусь, моё тело болело только от одного воспоминания о нём. С годами сила, с которой я сексуально хотел Русó, стала слабеть, и теперь я ощущаю к ней просто любовь, как к своему дитя или сестре. Но очень сильную любовь. Хотя иногда…
Стан замолкает, и я озадаченно смотрю на него. После того случая на поляне и смерти Стана на несколько минут, нашего поцелуя, который тоже причинил мне боль, мы не успели даже что-то обсудить и поговорить друг с другом, нас наказали и развели по разным частям замка. И да, я тоже считала, что люблю Стана, как мужчину. Безумно люблю. Но потом, когда прошли годы, и мы нашли описание этого древнего обряда, всё встало на свои места. Мы просто совершили то, что делают супруги, а не друзья. Мы немного спутали историю, но смогли сохранить нашу связь, уважение друг к другу и дружбу. А сейчас я вижу, что тот момент не забыт. Стан сглатывает и натянуто улыбается.
— Вы должны это рассказать, князь. Должны, это поможет ей, — настаивает Сав. Я задерживаю дыхание и жду, что произнесёт Стан.
— Это ведь случилось здесь, Русó. Недалеко отсюда, — произносит друг, поворачиваясь ко мне, и я киваю.
— Да. Я помню.
— И… не знаю, как это объяснить, но я больше не приезжал сюда, потому что боялся, что это место сведёт меня с ума. Не понимаю, откуда взялись такие мысли. Но я здесь. Я снова здесь и чувствую… смятение. Я смотрю на тебя, и моя кровь тянется к твоей, но как-то странно. Я словно что-то ищу, именно здесь ищу. Я не хочу тебя, как женщину. Но порой… порой здесь… сны… или фантазии… я не знаю, они сильные. Я не вижу лица, но знаю, что это ты в моих руках, под моими губами. Я чувствую твой аромат. Я знаю его. Я его смакую… и кровь… эта сладкая кровь… она течёт по моим губам, и я ощущаю, как ты кусаешь меня. Наши тела переплетены. Потные. Мокрые. Возбуждённые. Ненасытные. И меня вырывает из тела, как будто это не моё тело. Оно другое. Но я там. Я рядом. Это пугающе странно.
Стан замолкает и отворачивается, опуская голову. В комнате повисает молчание, наверное, от шока. Какого хрена с ним происходит? Я никогда не думала о Стане, как о любовнике после той лихорадки из-за ритуала. Он был моим другом. Всегда другом. Близким мне по крови, желаниям и мечтам. Мы были одним целым. Это словно предательство всех моих воспоминаний.
— То есть это вы, князь, или ваше сознание? — нарушает Сав, такое тяжёлое и даже липкое молчание.
Перевожу на него взгляд, а он внимателен и очень напряжён.
— Я не знаю. Я видел это раньше. Видел после моего возвращения к жизни. Это вроде я, а вроде не я. Мой запах он другой. Он не тот, к которому я привык. Я проживаю это, как видение, но не могу открыть глаз. Они как будто завязаны марлей. Я лишь чувствую аромат свечей, сандала и чего-то ещё. Очень знакомого, близкого мне, но я не могу понять, что это за запах. А когда я возвращаюсь обратно в настоящее, то смотрю на Русó, и у меня нет того безумного вожделения к ней. Я люблю её, как свою сестру, но в этих ведениях я это не я.
— Ты никогда не говорил мне об этом, — подаю я голос.
— Не хотел пугать тебя, Русó, — печально улыбается Стан. — Я же знаю, как ты относишься ко всему, что касается близости. Ты не хочешь любить по-настоящему. Ты хочешь имитировать эмоции, чтобы тебе больше не было больно, чтобы тебя никто не предал и не врал. Так ты защищаешься, и я знаю тебя. Поэтому я хочу быть тебе другом, с которым ты можешь дурачиться и быть собой, как всегда это и было. Там был не я. И целовал тебя не я. Может быть, это последствия ритуала, который мы не должны были проводить. Может быть, это моя совесть или настоящие чувства. Я не знаю. Я запутался, Русó.
— Эти видения постоянны? — интересуюсь я.
— Они были очень активны в темнице, пока я там сидел, и ещё пару десятков лет. Потом стали редкими, на столетия утихли, а здесь… вернулись. И когда ты… тебе… пожалуйста, скажи, — Стан с болью смотрит на меня. Он умоляет меня признаться Саву во всём. Я тяжело вздыхаю и киваю ему.
— Я больна, — спокойно говорю, повернувшись к Саву.
Он замирает на месте.
— Вы все были правы. Я больна, но не хочу, чтобы кто-то знал об этом. Я доверилась вам, Сав, потому что это нужно Стану. А я за его благополучие убью, это доказательство нашей связи. Я больна. Я не питаюсь. У меня отсутствуют эмоции, и физически я чувствую себя плохо. Бывают кошмары, воспоминания прошлого. А также я отключаюсь и могу это сделать в любой момент. Сплю очень много, бодрствую мало. Не больше двух часов в день. Я теряю свои силы из-за отсутствия питания. Я становлюсь бесполезной и хрупкой, как человек.
Сав приоткрывает губы и делает медленный вдох.
— Да, это всё так. И когда у неё происходят эти моменты, страшные моменты, то всё моё тело, словно душа рвётся её спасти. Я не могу спать, есть и разумно мыслить. Мне хочется что-то сделать, а я бессилен. Это что-то внутри меня, то что показывает мне эти видения с Русó. Фуф, теперь мне стало легче, — Стан улыбается так, словно у него прошёл запор.
— Хм, — Сав прочищает горло и потирает кончик носа. — Так… хм. Я обескуражен и немного растерян.
— Мы умеем шокировать публику, — усмехаюсь я, а Стан подмигивает мне.
