Я накрыла Мортена своей шкурой. Пусть спит, раз у него получается делать это сидя. Зоркий почему-то не был со мной согласен. Он ткнулся носом в лицо Мортена, затем снова потоптался по его коленям. А потом мне пришлось отогнать его в сторону.
– Не хулигань, – шикнула я. – Нашему Мортену надо отдохнуть. Ты же спал сегодня перед ужином? Вот он тоже хочет спать.
Если бы Зоркий был человеком, я бы подумала, что сейчас он хмурится и неодобрительно смотрит на меня. Но его осуждение во взгляде я терпела недолго. Пёсик решил, что раз хозяин спит, то с хозяйкой ему общаться не о чем, и потому решил побегать по льду в стороне от лагеря. Ну и ладно, пусть разомнётся. А я глянула на часы и решила, что можно заняться готовкой завтрака. Не знаю, сколько ещё проспит Мортен, а я точно скоро захочу есть.
Пока я возилась с примусом и канистрой, то случайно расплескала керосин на лёд. Не так много ценного топлива мы потеряли, но всё равно обидно.
На всякий случай я перенесла примус в сторону и поставила на него котелок о снегом, но не успела я отыскать в нарте подходящий кусочек мяса, как вдали послышался лай.
Зоркий мчался к лагерю со всех лап, но не ко мне он подбежал в первую очередь, а к Мортену. Новая попытка разбудить его снова не увенчалась успехом, и Зоркий кинулся обратно, чтобы обгавкать того, кто собирается почтить нас своим визитом.
Выискивала я взглядом нежданного гостя недолго. В стороне, куда смотрел Зоркий, появился морской медведь. Какой большой… Но он далеко, мы успеем подготовиться к встрече с ним.
– Мортен, просыпайся, – подбежала я к нему и схватила за плечи. – К нам идёт медведь. Ну давай, вставай.
Я трясла его обеими руками, но всё было тщетно. Бесчувственное тело только подалось вперёд, и грудная клетка упёрлась в колени. Мортен не просыпался. Его сон был так крепок, что даже пощёчины не помогли вырвать его из мира грёз.
Так я и знала, несколько дней на ногах плохо для него кончатся. Это не банальные сон, а забытьё, настолько сильное, что до Мортена теперь не достучаться.
Так, что же мне теперь делать, что делать? Без паники, нельзя страху брать верх над разумом. Медведь пока далеко, я должна самостоятельно приготовиться к его приходу.
Первым делом я потушила примус. Вот ведь проклятье, я же разлила керосин неподалёку от палатки! Запах, медведя привлекает дурманящий запах топлива… Ну почему я такая неуклюжая?
Корить себя не было времени, и я отыскала спички и два оставшихся фальшфейера. Махать длинным и тяжёлым копьём у меня не получалось и пришлось вытащить из нарты-байдарки весло.
Так, дожидаюсь, когда медведь подойдёт ближе, поджигаю фальшфейер, машу высоко над головой веслом. Он должен испугаться огня и подумать, что весло, это продолжение моей головы, а сама я очень высокая, а значит, и опасная. А если запах керосина напрочь отшибёт у медведя страх? Тогда весло совсем не поможет.
Пока Зоркий, не отходя далеко от нарты, старательно облаивал обитателя льдов, я готовила спички. Как же совладать со всем этим? Коробок, спички, фальшфейер, а ещё весло – у меня же не четыре руки.
Не успела я разобраться с очерёдностью действий, как Зоркий повернулся и рванул в сторону от нарты. Я подняла голову и поняла, почему. Ещё один медведь. И он не медлил, а грузными прыжками бежал к нам.
– Мортен, пожалуйста, ну проснись же! Их двое!
Я кинулась к нему, желая хорошенько поколотить, чтоб привести в чувство, но ничего не вышло. Он только завалился на бок в нелепой позе, а я не могла оторвать глаз от неумолимо приближающейся туши. Эти чёрные глаза, свирепые и бездушные, они ненавидят меня, желают моей крови и мяса. А ещё они ненавидят белого пса, что посмел повысить на него голос.
Первый медведь медлил, видимо понял, что его опередил более сильный и нахрапистый соперник. А тот бегун притормозил в считанных метрах от лагеря и, не сводя с меня глаз, стал принюхиваться и ступать всё ближе и ближе. Нет, нельзя смотреть дикому зверю в глаза, так он почувствует вызов и нападёт.
Я чиркнула спичкой один раз и сломала её, вторая выпала из рук и погасла на льду. Нет, я не хочу так умирать, я не безрукая неумеха и не закуска для глупого зверя. Не зажгу эту проклятую спичку сейчас, не спасу и Мортена.
Я собрала всю волю в кулак и чиркнула двумя серными головками по коробу. Пока огонь не потух, я бросила коробок и медленно опустилась вниз, чтобы подобрать фальшфейер и поджечь его.
Яркое белое пламя с шипением вырвалось из картонной трубки, а вместе с ним повалили и клубы дыма. Всё, я сделала это, я смогла! Теперь надо выставить шумный огонь вперёд и взять весло. Только почему медведь не спешит отойти подальше? Он же не ждёт, когда я стану тыкать вырывающимся из фальшфейера пламенем прямо ему в морду? Разлитый керосин, вот в чём дело. Этот запах дурманит его и притупляет страх. Зато у меня нервы на пределе. И я не хочу, чтобы белый амбал таращился на меня.
Я кинула фальшфейер точно в то место у палатки, где разлила керосин. От резкого приближения огня медведь шарахнулся назад, а вспыхнувшее на льду пламя и вовсе обратило его в бегство. Картонную трубку объял огонь, но она продолжала выкидывать струи белого свечения. Я испугалась, как бы горючий состав не залетел плевком на палатку, но пламя выстреливало в другую сторону, и отчего-то огонь начал расползаться по льду полоской всё дальше и дальше. Нет, не так уж много керосина я расплескала, чтобы начался пожар. Да и какой пожар может случиться во льдах?
Ничего не понимая, я наблюдала, как пылающая дорожка приближается к Зоркому, обходит его и устремляется ко второму медведю. Тот быстро понял, что нужно улепётывать от странного явления, а вот я поняла другое – лужа возле палатки полностью выгорела, и огонь стал постепенно перемещаться в сторону торосов, словно убегал от меня.
Огненные льды, да вот же они! Как же я сразу не догадалась?! Мы нашли их, нашли то самое место, про которое говорил Яскаляко! Значит, останки дирижабля покоятся где-то недалеко, наверняка, за теми торосами, куда устремился огненный след.
Теперь понятно, отчего все эти дни мы встречали столько медведей. Разлитый и замёрзший керосин, он же ворвань небесного кита – они чуяли его запах, вот и шли сюда. А мы, сами того не понимая, забрели в самое неспокойное место в округе. Теперь всё сходится, теперь мы как никогда близки к месту крушения экспедиции.
Пока я наблюдала за маршрутом беглого огня, Зоркий прибежал обратно и принялся тормошить Мортона передними лапами, чуть ли не прыгая на нём. И чудо свершилось. Со стоном Мортен зашевелился, и попытался подняться, но безуспешно.
Я кинулась к нему, желая помочь, и первым делом услышала путаное:
– Ты кричала, я слышал… Не могу вырваться… что-то тянет обратно.
Зоркий пытался вылизать ему лоб. Мортен часто моргал, стараясь сфокусировать на мне взгляд, а я подставила плечо, чтобы он смог опереться и приподняться.
– Мортен, – поспешила поделиться я, – мы нашли огненные льды. Они прямо здесь. Как будто кто-то проделал дыру в бочке с топливом, прокатил её по льду, а керосин выливался из неё тонкой струйкой. Мы у цели, надо только свернуть лагерь и пройти немного дальше.
– Я видел вспышку в небе, – продолжал он, будто не слыша меня. – Лиловый огонь. Я думал, он заставит меня уйти на север, но я не смог сделать и шагу. Я будто провалился в бездну, а там были голоса…
– Это был просто сон, – я провела рукавицей по его щеке и с улыбкой прибавила. – Никто никуда не ушёл. Зато мы нашли огненные льды. Почти нашли.
Нам понадобилось с полчаса, чтобы Мортен пришёл в себя после болезненного, но слишком короткого сна. Я рассказала ему обо всём, что произошло возле лагеря. Я видела, он злится на себя, а я уговаривала его не переживать о пустом, ведь всё хорошо закончилось. Да, я понимала, что мне просто повезло, и ничего хорошего в нашествии медведей не было, но Мортена я подбадривала совершенно иными словами. Пусть теперь знает, что и без его участия я могу постоять за нас обоих. Пусть он перестанет видеть во мне лишь обузу и неумеху, которую надо охранять от каждого дуновения ветерка. Нам по-прежнему предстоит долгий и изнурительный путь, так пусть Мортен знает, что в этом походе я равный ему и надёжный товарищ, на которого он может положиться в трудный для себя час. Я должна оберегать его, иначе он погубит себя ради меня, а я этого не переживу.