Мне нужно было переварить услышанное, осмыслить, взвесить каждое слово, но мысли путались, а мне хотелось знать только одно:
– Это конец, да?
Мортен молчал, и это молчание было красноречивей всяких слов.
– Значит, мы пойдём вперёд.
– Как скажешь, принцесса.
В полнейшем молчании мы свернули лагерь и погрузили наши вещи в нарту. Всё, что мне было по силам унести, я запихнула в рюкзак. Пусть ноша Мортена станет хоть немного легче, может, тогда мы сможем двигаться немного быстрей.
Подумать только, я всё ещё надеюсь, но на что? Уже и сама не знаю. Я просто иду по инерции, потому что уже долгие месяцы только и делаю, что иду и иду. Не могу остановиться. И сдаться не могу. Нет смысла идти. Но и стоять на месте тоже нет смысла.
Новая метель случилась на следующий же день, но ни Мортен, ни я не стали разбивать лагерь по этому случаю. Зачем он нам, какой в нём теперь смысл?
Я терпела боль, старалась не думать о том, как на лице нарастает ледяная корка, а ветер сбивает с ног. Плевать, ничто в этом мире теперь не имеет смысла: ни борьба, ни упрямство, ни слабость.
Когда всё тело онемело и будто стало деревянным, я не смогла сделать и шага вперёд, а просто рухнула на снег. Всё, не могу больше, силы кончились и не у меня одной. Зоркий тоже оброс снежным панцирем и еле переставлял лапы. Подойдя ко мне, он лёг рядом и свернулся калачиком. Мортен остановился и даже выпрягся из нарты, чтобы подойти ко мне и сказать:
– Вставай.
– Не хочу.
Вой ветра убаюкивал, глаза закрывались сами собой. Такая лёгкость, такая пустота… Вот бы окунуться в неё с головой и больше не думать ни о чём.
Внезапно возле головы хрустнул снег: это Мортен подтащил нарту, чтобы она хоть немного огородила меня от летящего снега. Расстелив рядом шкуру и мой спальный мешок, он заставил меня залезть в него, а сам пристроился рядом, подозвал Зоркого и накрыл нас троих брезентовым тентом палатки. Вот такое наспех сделанное убежище, больше похожее на могилу. Нас завалит снегом, я уже чувствую, как тяжелеет тент. А ещё я чувствовала, как над головой возле нарты под брезент поддувает свежий воздух, в ногах ворочается Зоркий, а рядом Мортен тянет руку, чтобы обнять меня. Теперь мы будем вместе. Навсегда.
– Расскажи, почему ты задумал умереть?
Сейчас, перед лицом неминуемого конца я уже не боялась услышать всю правду о жизни Мортена, его шпионских играх и пропавшей жене. Я знала, теперь и ему ничто не мешает открыться мне напоследок и рассказать всю правду о той боли, что я невольно всколыхнула в его душе своим побегом.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Мортен.
– Когда я сбежала от тебя, ты назвал меня дрянью и сказал, что больше не хочешь бороться за своё честное имя. Ты знал, что наш поход обречён на неудачу, и всё равно пошёл со мной на север. Ты не хотел возвращаться домой. Почему? Это из-за того обвинения погранслужбы? Из-за того, что они считают тебя хаконайским шпионом?
– С чего ты это взяла?
– Я подслушала. Случайно. В Сульмаре.
– Подслушала… – с усмешкой в голосе повторил он. – И после этого не побоялась принять помощь хаконайского шпиона?
– Я и после истории о твоей жене ничего не боялась.
– Что ты про это знаешь?
– Говорят, ты убил её.
Молчание, тягостное и напряжённое, наконец прервалось суровым:
– Кто тебе это сказал?
– Эспин.
– Когда?
– Ещё в поезде, когда мы ехали в Рювелан и я впервые тебя увидела.
– И всё это время ты считала меня убийцей? Общалась, целовалась, подарила свою невинность человеку, который по твоему мнению мог убить собственную жену?
Даже через одежду и спальный мешок я чувствовала, как наливается сталью его рука. Кажется, я непростительно оскорбила Мортена, и нужно было гасить намечающийся конфликт как можно скорее. Я поспешила сказать:
– Я сомневалась, что это может быть правдой, а потом поняла, что всё это просто сплетни. Ты другой, ты не можешь причинить вред женщине, а тем более убить. Скажи же, что я права и не ошиблась в тебе.
Немного помолчав, Мортен произнёс:
– Когда я видел Хельгу перед подписанием бумаг о разводе, она была очень даже живой.
– Так значит, вы просто развелись? – удивительно, но мне даже на ум не приходил такой вариант, и потому хотелось узнать, – А куда же она пропала?
– Она в тюрьме.
В тюрьме? Вот так просто? Не умерла, не исчезла, а просто оказалась в тюрьме?
– Расскажи мне о ней, пожалуйста.
– Что тут рассказывать? Я был молод, только окончил военную академию, поступил на службу в приграничный гарнизон и уехал в провинциальный делагский городок. Благопристойных развлечений там было немного. По выходным офицерский состав собирался на светские вечера в доме местного светила науки, профессора истории. Беседы, ужины, диспуты, музыка – в общем, ничего интересного, кроме профессорской дочки. Собственно, ради её одухотворённого личика, кроткой улыбки, белокурых локонов и бездонных глаз я и терпел все эти философствования и дебаты на исторические и политические темы. Ходил я на эти вечера только для того, чтобы увидеться с ней. Вообще, многие холостяки и вдовцы пытались волочиться за Хельгой, но они её не интересовали. А вот я – да, я ей приглянулся. Да и попробовала бы она отвергнуть мои ухаживания. Я так просто не сдаюсь, даже наоборот, если столкнусь с сопротивлением, ещё сильнее хочу получить заветный приз.
Да, очень знакомая ситуация и знакомое поведение. Прямо как в наших с Мортеном отношениях. То, что он берёт осаждённые крепости измором, я успела прочувствовать на собственной шкуре ещё на пароходе и в Квадене.
– В общем, – продолжал он, – всё зашло слишком далеко, и я понял, что скоро кончается срок моей службы в гарнизоне, потом меня переведут обратно в столицу, а я не могу расстаться с Хельгой – не имею морального права бросать её после всего, что между нами было. Да и просто не хотел я расставаться с этой девушкой. И мы поженились в её родном городке, в приграничье. Её отец благословил наш союз, а вот когда я привёз Хельгу во Флесмер, тогда и начались первые трудности. Мой отец был категорически против нашего брака. Он уже присмотрел для меня дочь министра, потому что министр в качестве тестя намного полезней провинциального историка. В общем, мы серьёзно разругались, я снял для нас с Хельгой квартиру неподалёку от военного министерства, мы переехали и всецело занялись друг другом, нашей маленькой семьёй, нашими отношениями. Пожалуй, это было самое прекрасное время, что мы провели вместе. А потом в охотничьем клубе открылся сезон северной охоты, и я отправился на Полуночные острова во второй или даже третий раз в жизни. Тогда-то я впервые добрался до Песцового острова, побывал в родном селении Тэйми и привёз оттуда Аймо. Пока он был щенком, содержать его в квартире ещё получалось. Но ты и сама видела, что из себя представляют песцовые лайки – они крупнее обычных. И вот встал вопрос о переезде. Я думал снять небольшой загородный домик с садом, чтобы Аймо было где порезвиться, но тут Хельга сказала, что она ужасно скучала, пока меня не было дома, что все два месяца она чуть ли ни на стену лезла от одиночества, а если впредь ей придётся подолгу жить одной в глуши, она и вовсе сойдёт с ума. Я спросил, что в таком случае она хочет, а Хельга намекнула, что неплохо бы мне помириться с отцом и вернуться жить в поместье. Если честно, я не ожидал от неё такого предложения, мне казалось, единственная встреча с моим отцом отбила у Хельги всякое желание видеть его ещё раз. А оказалось, что всё не просто так. Пока меня не было в столице, за спиной отца мама решила наладить контакт с моей женой, и вдвоём они провернули тайную операцию с целью умилостивить отца и устроить воссоединение семьи. Это надо знать мою маму, по-моему, она единственный человек на свете, кто может уговорить кого угодно на всё что угодно. В итоге блудный сын получил всемилостивейшее прощение отца, вернулся в семейное гнездо с молодой женой, а вскоре получил назначение в сайшарынский гарнизон. Я думал, мы уедем туда с Хельгой, но её застаревшая болезнь внезапно обострилась, и мама настояла, чтобы она осталась в поместье, потому что в такой глуши как Сайшарынское предгорье трудно найти хорошего врача, да ещё там нет целебного морского воздуха, который нужен Хельге каждый день. В итоге на целый год я уехал из Флесмера. Не один, а с Аймо. Потом был отпуск, очередная поездка на Полуночные острова, мы с Аймо к ней старательно готовились. Потом я приезжал домой, снова получал новое назначение, снова уезжал, снова охотился. И так все восемь лет.
