Су Джи приехала в Йемтео в день смерти, но серьги были не готовы, и она остановилась в гостинице. То, что у Су Джи незадолго до смерти был с кем-то секс, ему прямо сердце разбило: в прошлый раз, слушая отчет патологоанатома, он от горя якобы ничего не соображал, а сейчас дошло. Утверждает, что это просто невозможно и она никогда бы так не поступила. Ну эта песня стара как мир: мы просто мало знаем своих близких. – Он глубокомысленно глотнул свой ярко-зеленый, остро пахнущий летней травой чай. – Короче, надо прощупать. Может, «сережки не готовы» – просто отмазка, и Су Джи задержалась на ночь, чтобы встретиться с любовником.
– А что вы на работе сказали о том, почему вас вчера не было?
– Сказал, что пил. Пожурили и забыли.
«Пожурили». Ну и слово! Мужчины в его возрасте только о женитьбе начинают задумываться, а он уже как будто мысленно на пенсию вышел. У него ведь даже морщин почти нет, лишь чуть наметились под глазами и около рта. Я немного зависла, разглядывая его, пока Чан Чон Мин не пощелкал пальцами у меня перед носом.
– Предсказательница Ли, вы меня слышите? У меня новая теория: жених – темная лошадка. Может, он узнал, что у Су Джи есть любовник, и убил ее? Я выяснил, что у него в семье несколько врачей, он мог достать какие-то редкие препараты, способные вызвать инфаркт. Я сразу подумал, что его истерика с хризантемой слишком нарочитая, чтобы быть правдой.
– Нет! Он любил ее и скорбит от всей души.
Чан Чон Мин скептически дернул плечом. Интересно, почему он так равнодушен к отношениям? Жена ушла, разбив ему сердце и всю посуду? Или он из тех, кто цепляет новую девчонку каждую пятницу?
– Бывает, мы убиваем тех, кого любим, – огрызнулся он, подтвердив мои подозрения, что романтика не для него. – Такое случается чаще, чем вам кажется. Так, стоп, а вы с чего так уверенно говорите про жениха Су Джи?
– Я с ним общалась, – брякнула я.
– Что? Когда? Предсказательница, как получилось, что, какого мужчину я ни начну подозревать, вдруг оказывается, вы с ним уже общались?
Я встала со стула. Злость тугим узлом стянулась у меня в животе. Инспектор Чан весь в этом: сначала сделать что-нибудь приятное, а потом испортить впечатление одной беспардонной фразой. Значит, я не ошиблась, он считает меня распущенной. Мне захотелось накричать на него за грубость, а потом я вспомнила, что он имеет право так думать, я сама масла в огонь вчера подлила, и стыд победил. Ладно, вот что. Скажу все как есть.
– Это был мой первый поцелуй, – выдавила я.
– А?
– Вчера. С барменом. – Я слегка поклонилась. – Извините, что создала такое дурное впечатление о себе. Прошу не принимать его всерьез. Я… я обычно не веду себя так.
Спектр эмоций на его лице я частично упустила, потому что, как положено при поклоне, смотрела вниз. Но, когда посмотрела вверх, на лице его было очень настоящее, неприкрытое чувство, которое на секунду показалось мне презрением. Я напряглась, как перед ударом. Он сейчас скажет: «Затянули вы с этим, предсказательница» или: «Ага, как же, верю». Но жесткое, напряженное выражение на его лице почти сразу смягчилось.
– Зря потратили свой первый поцелуй, конечно… – вздохнул Чан Чон Мин. – А вот мой был хорош, если вам интересно.
Как дед, правда! Вспоминает, что там у него сто лет назад было. Я невольно скользнула взглядом по его губам и села обратно за стол. Никто его больше не целует, а то не разрешили бы ему разгуливать в таком виде. Сегодня он, похоже, вообще не причесывался, а о том, чтобы погладить рубашку, и речи не шло. Он был из тех людей, которые гораздо лучше выглядят в униформе, а когда одеваются сами, думаешь: «Вот для таких форма и придумана».
Хотя оно и к лучшему. Я могла бы действительно влюбиться в него, если бы он выглядел как Гиль или бармен, а так буду держаться до последнего. У нас деловые отношения. Помогу ему, и после этого легче будет о нем забыть. Да, точно.
– Возможно, невеста ходила вечером в бар, – прокашлявшись, продолжил инспектор. – Правда, официальный запрос на записи с камер неподалеку от бара мы сделать не можем, дело по-прежнему не открыто из-за отсутствия признаков насильственной смерти.
– Ее могли чем-то уколоть. Она шаталась.
– След от укола нашел бы патологоанатом.
– Или дать ей какой-то яд.
– Его бы тоже обнаружили. Короче, надо понять, в одном ли месте что-то случилось со всеми тремя девушками или в разных. Первым делом поедем в лавочку, где Су Джи заказала сережки. Может, продавец что-то расскажет.
– А зачем вам я?
– Если вы правы и смерти имеют какой-то астрологический смысл, вы лучше меня это заметите. – Продолжить он не успел: ему позвонили. – Да, Гиль. Да соври что-нибудь, я приду! Скоро. – Он убрал телефон. – Мы сегодня в патруле.
Звонок заставил нас обоих поторопиться. Покончив со своими напитками, мы молча доехали до парковки Йемтео. Пошли пешком по шумным историческим улочкам. День был оглушительно жаркий, но туристов это не останавливало, они бродили среди зданий с фотоаппаратами, телефонами, колясками и зонтами. Я всегда любила смотреть на туристов – они такие радостные! Чан Чон Мин, похоже, заметил мое внимание и с усмешкой покосился на меня.
– Вам никогда не хотелось отсюда уехать? Из Андона. Пожить где-нибудь в Сеуле.
Я заколебалась. Я не уезжала, потому что хотела держаться поближе к родителям, которые помогут растоптать первые ростки любви, если те во мне все же прорастут. Но не расскажешь же об этом малознакомому человеку.
– Нет. А вам?
– И мне нет. Андон – мое любимое место во всей Корее.
– О, то есть вы не здесь родились?
– При всех вопросах про свое рождение я буду требовать адвоката.
Лавочка «Знак доброй удачи» оказалась просто загляденье – я редко бывала в этом уголке деревни, поскольку мои обычные пути домой, на парковку или за кофе мимо не пролегали. Как и в моем салоне, здесь создавалось впечатление, что человек зашел в лавку эпохи Чосон: продавец в ханбоке, старая мебель. На красивых столах темного дерева были разложены деревянные украшения тончайшей работы: заколки, браслеты, серьги. Дорогие вещи в единственном экземпляре. В таких местах влюбленные мужчины покупают женщинам изысканные подарки. Сердце у меня тихонечко заныло. Мне подобного никогда не дарили.
Пожилой мастер, сидя за рабочим столом, выстругивал что-то из крохотного деревянного брусочка при свете чрезвычайно современной лампы. Инспектор вытащил из кармана полицейский бейдж, надел его на шею и открыл