— О да, — кивнула Элоди. — Чем больше я читаю работу мистера Троттера, тем сильнее убеждаюсь, что он прав.
Она сменила гнев на милость, и Джеймс был этому несказанно рад.
— Итак, доктор Элоди, — поддразнил её он, — а что же вы предлагаете в качестве лекарства?
Она пожала плечами.
— Просто не пей.
Джеймс расхохотался, и Элоди подхватила смех. Возможно, другого «больного» такое упрощение могло бы задеть, но виконт уже смирился, что ему придется бороться со своими демонами до конца жизни, и ее совет казался забавным в своей простоте.
— А ты сдержишь свое обещание ухаживать за мной, если я когда-нибудь сорвусь?
— Непременно.
Он ухмыльнулся.
— Звучит почти как повод выпить.
Всё веселье исчезло с ее лица. Элоди остановилась на дорожке за дверью, ведущую в гостиную, и повернулась к Джеймсу, заглядывая ему в глаза.
— Я не прощу себе, если из-за меня ты снова будешь искать утешение на дне стакана.
Утешение на дне стакана. Какой поэтичный способ описать то, что с ним происходит, когда он пьет. В этом не было утешения, на самом деле. На дне стакана его ждали только боль и стыд.
Джеймс выдержал взгляд Элоди и как можно крепче сжал ее ладонь.
— Я не сорвусь, обещаю, — сказал он со всей серьезностью. — Это была глупая шутка.
Она кивнула и развернулась, чтобы открыть двери. Их тут же встретил радостный возглас графа Дорсета.
— Вот вы где! И как раз вовремя!
Джеймс напрягся, но послал графу улыбку и учтивый кивок. К счастью, кажется, никто, кроме отца Элоди, не обратил особого внимания на их появление. А значит, что никто не заметит их слегка потрепанный вид и слишком блестящие глаза.
Никто и не будет подозревать, что Джеймс почти сорвал с Элоди лиф…
Увы, взгляд одного человека задержался на Элоди дольше, чем хотелось Джеймсу. И этим человеком была Оливия. Когда гости и семья начали рассаживаться, она пронзила виконта таким убийственным взглядом, который проделал бы в нем дыру, если бы ее глаза тут же не метнулись бы обратно к сестре.
Заметила ли она, что щеки Элоди всё ещё покрыты легким румянцем? Что ткань ее платья немного помята там, где недавно была его рука?
А если заметила, что она будет делать? Побежит ли она к отцу или опять попробует прыгнуть к Джеймсу в постель?
Что бы она не задумала, эта женщина была опасна, и виконт это знал. Но он не собирался позволять ей снова разрушать его планы. Как только представится случай, он предупредит Элоди, чтобы она поменьше слушала сестру. Джеймсу было горько, что придется настраивать ее против родного человека, но выбора не было — в этот раз он просто обязан победить.
Глава 16
Глава 16
Ужин не принес с собой ничего нового, кроме усталости. Глубокой ночью Элоди лежала в своей постели и не могла уснуть. Она глядела в темноту балдахина и снова и снова проживала в уме все самые сладостные и мучительные минуты этого вечера.
Окна были приоткрыты, и в спальню дул легкий ветерок, тихий и приятно-прохладный — такой разительный контраст с тем, что творилось у нее в душе. Там то разгорался пожар, то бушевали грозы, а разум был слишком возбужден, чтобы расслабиться.
Джеймс… Прошло уже почти две недели с тех пор, как он явился на порог ее дома, и тогда она готова была на всё, чтобы заставить его уйти. Теперь же ей хотелось, чтобы он остался подольше. Пусть даже и навсегда.
Элоди закусила губу, вспоминая их поцелуи, которые чуть не стали чем-то большим. Они и значили для нее больше, чем она смогла бы выразить, а Джеймс… О да, он повел себя как джентльмен. Он ведь уже говорил — три года назад он не пытался ее соблазнить, потому что это было бесчестно по отношению к ней. Она ведь такая приличная, такая правильная…
Видит Бог, как же тошно ей было от всех этих правил. Ей скоро двадцать пять, и она устала томиться в вечном ожидании. Плевать она хотела, как джентльмен должен относиться к леди — ей хотелось, что Джеймс отнесся к ней как к женщине, которую желает видеть в своей постели.
Но какие у Джеймса планы? Если он до сих пор ее любит, то почему участвует в этом фарсе? Почему бы ему не пойти к ее отцу и не попросить ее руки?
О, на этот раз Элоди будет умнее — она не станет дожидаться алтаря, чтобы заявить на Джеймса свои права и стать, наконец, последней из его женщин. На самом деле, будь она не такой приличной, она могла бы прокрасться в его комнату прямо сейчас. Оливии ведь не нужно было особое приглашение. И предложение…
Да, если бы Элоди пришла к Джеймсу в комнату, никто бы ничего не узнал. Интересно, а он сейчас спит? Или смотрит в потолок, совсем как она? Может, он тоже вспоминает о том, что было в оранжерее? Ей нужен был хотя бы один ответ…
Тихий стук в дверь был похож на царапание мыши. Кто это может быть в такой час?
А вдруг это Джеймс? Могла ли она призвать его своими скандальными мыслями? Сердце Элоди подпрыгнуло в предвкушении, и она вылезла из постели, чтобы на цыпочках прошмыгнуть к двери.
Но это был не Джеймс. Оливия.
Сестра стояла на пороге и одной рукой сжимала шаль, обернутую вокруг плеч, а в другой держала свечу.
— Ой, Эли, будь добра, поменьше разочарования, — прошептала она. — Ты ждала кого-то другого?
Лив не стала дожидаться ответа и прошла в комнату.
— Уже поздно, — ответила Элоди, закрывая дверь. — Я вообще никого не ждала.
Она и правда не ждала, но, возможно, надеялась.
Стоя посреди спальни, Оливия повернулась к ней. Вся ее поза, весь образ выражали крайнюю степень волнения. Элоди нахмурилась. Она редко видела сестру в таком состоянии.
— Что-то случилось? — встревоженно спросила она.
Ей в голову тут же полезли недобрые мысли. Отцу стало хуже? Или муж Оливии совершил что-то ужасное? А может… О нет, неужели что-то приключилось с ребенком Изабель?
— Мне нужно тебе кое-что сказать! — выпалила Лив. — То, что я должна была рассказать давным-давно.
О Боже. Элоди сразу всё поняла.
Они никогда не обсуждали ту ночь напрямую, и если бы Джеймс не приехал, то навряд ли они бы вообще когда-нибудь коснулись этой темы. Запрятать обиды под ковер — это очень удобно, не так ли?
Но что теперь? Продолжить ли Элоди ломать комедию или пора уже рассказать, что она не просто знала — она видела проделки своей сестры?
Поразмыслив секунду, Элоди решила, что невежество — всё же лучший из вариантов. Во-первых, она могла ошибиться, и Оливия хотела обсудить не то. Во-вторых, не стоит сразу вставать в оборону — Элоди всё еще верила, что сестра не знала об их с Джеймсом помолвке, когда пришла к нему в кровать.
По крайней мере, она хотела в это верить. Это же Лив, ее маленькая, но бойка младшая сестренка. Она могла быть надоедливой, могла быть даже невыносимой, но она вовсе не была злодейкой.
— Давай присядем, — предложила Элоди, указывая на кровать.
— Я лучше постою, спасибо.
Оливия металась по ковру туда-сюда и выглядела, как безумная — волосы растрепаны, плечи подняты, а голова качается в такт маленькому пламени свечи, но всё же… Всё же было в ней что-то еле заметное, неуловимое, что заставило Элоди спросить себя: «Как долго она репетировала?».
Это было несправедливое подозрение, но оно никуда не исчезло.
— Я хочу поговорить о виконте Рочфорде, — сказала Оливия, внезапно застыв на месте.
Элоди заставила себя изобразить удивление и тихо наблюдала, как сестра подходит к прикроватной тумбочке, чтобы поставить свечу.
— А что не так с виконтом? — уточнила Элоди как можно спокойнее.
— Ох, Эли!
Лицо Оливии исказилось неимоверным страданием, а потом она бросилась вперед и упала на колени у ног сестры.
— Мне так жаль, Эли, мне так жаль, прости меня, прости…
Брови Элоди взлетели наверх, и единственный звук, который она смогла выдавить, было слабым:
— О-о…
Оливия сотрясалась от криков, явно переигрывая. На самом деле весь этот фарс был перебором даже для нее, но Элоди осторожно погладила сестру по волосам.
