— А со мной можно?! — взвизгнула я, вскакивая.
Платье тут же обвило даже мои ноги. Я себя вдруг почувствовала мамашей, которая бросает дитятю, а оно за ноги цепляется, отпустить боится.
— Рассказывай уже, гуманоид ты нечеловеческий! — воскликнула я с надрывом, глядя на Ардэна, как утопающий на вероломную соломинку.
— Нервная какая, — передернул плечами паршивец и подошел ко мне, вдруг обняв с невероятной нежностью.
Я так опешила, что перестала паниковать. Платье еще несколько секунд липло ко мне, и подол неожиданно ослабил хватку.
— Вот и все, теперь старайся быть спокойней, — терпеливо, ласково улыбаясь, пояснял главная язва корабля, вдруг став похожим на нормального человека. — Херосский шелк — очень ценный и дорогой материал. Грейн тебя балует, — вдруг опять сбился с темы Дима, и мне показалось, что в его голосе мелькнула ревнивая нотка. — Дорогой материал, — тут же вернулся командир к своему повествованию. — Он мыслит, чувствует своего хозяина. В первый раз его нужно надевать совершенно спокойным, стараться думать о чем-то нейтральном. Он тогда легко скользит по телу и начинает привыкание к хозяину во время носки. Ты, должно быть, была перевозбуждена, потому шелк начал паниковать, не зная, что от него ждут.
Я вспомнила свои трясущиеся в жадном предвкушении ручонки. Наверное, я бы себя тоже испугалась. Эта мысль вызвала усмешку, и платье окончательно перестало на меня давить. Я отстранила от себя руки Ардэна и приподняла подол. Платье тут же занервничало и потянулось к ногам.
— Тихо, — строго велела я. — Я тебя смотрю.
Паника в бирюзовых рядах прекратилась.
— В будущем, когда ваш симбиоз будет окончен, платье будет чувствовать, когда ты нервничаешь, когда смеешься, когда к тебе будет приставать кто-то…
— Насильник, типа? — я тут же вскинула голову, и Дима, мгновение подумав, кивнул.
— С тебя его даже при помощи ножа тогда не снимешь. И наоборот, само соскользнет, если ты будешь не против, — с порочной ухмылкой сообщил мужчина, разом вернув назад старого доброго Ардэна. — Ну и прочие мелочи: артериальное давление, холод, жара. Оно под все будет подстраиваться. Сама разберешься.
— Круто, — резюмировала я, с все возрастающим интересом рассматривая обновку. Ромочка, маньячина моя ненаглядная, раскоше-елился. Чуть слезы умиления на глаза не навернулись. — Отличный гаджет, мне подходит. А точно не переварит?
— Ткань не настолько живая, — усмехнулся Ардэн и уверенно вцепился мне в руку. — Готова? Идем.
Руку я отняла, глазками сердито похлопала, показывая всем видом, где видали мы таких хватких гуманоидов.
— Ты же хотела информацию, — искушающе протянул Дима.
— Кстати, об информации. На фига Рому забанил? — Ардэна перекосило от усиленной работы мысли. — Как вы мне надоели, непонятливые мои, — вздохнула я. — Зачем его заблокировал?
— Спешил, — пожал плечами командир. — Весь запрос закрыл разом. Могу тебе лучше системы все рассказать.
— И показать, — криво усмехнулась я.
— Даже дать пощупать, — осклабился еще один озабоченный извращенец.
— Накося, выкуси, — фыркнула я и ушла на кресло. — Я дама почти замужняя, чужих пушек не трогаю, дальнобойность не проверяю, калибр не разглядываю. Катитесь, дяденька, колбаской по малой Спасской, — козырнула я маминой любимой фразой и независимо посмотрела на Ардэна.
— Ничего не понял из того, что ты сказала, но договор есть договор. Так что, вперед на ужин. Живо! — рявкнул Дима, и я подскочила на месте с перепугу.
И только я собиралась выдать какую-нибудь гадость в ответ, как Ардэн замер и поднял руку, указывая молчать. Я чуть не лопнула от желания выдать заковыристую тираду о зарвавшихся инопланетянах.
— Сейчас буду, — отчеканил Дима и ушел без всяких объяснений, оставив меня сопеть и пыхтеть от несказанной вслух гадости.
Оставшись в одиночестве, я оглядела весь бардак на кровати, вздохнула и попыталась снять платье. Но не тут-то было. Умная шмотка опять запаниковала и прилипла так сильно, что я еле могла вдохнуть.
— Да буду я тебя носить, — сипела я. — Буду! Но надо же и остальное перемерить, отлипни, херовский шелк, ы-ы-ы.
Платье не отлипло. Я скривилась и захныкала в полном бессилии. Это как так? Целая гора обновок, а меня первая попавшаяся не отпускает. Платье! Не отпускает! Да у кого мозгов на такое извращение хватило?! На мгновение представила, что отныне буду носить только это, и тут же почувствовала приближение инфаркта миокарды. Это ж какой обломище, у-у-у… А вещей сколько других пропадает… Нет, я на это не подписывалась!
— Ладно, попробуем лаской, — вслух решила я.
Попробовала расслабиться и подумать о чем-то приятном. Тут же вспомнился спайлер…
…Вот я тянусь к застежке комбинезона, пытаюсь расстегнуть ее, но рука Ромы накрывает мою, отрывает от злосчастной мешковины и подносит мою ладонь к его губам, нежно коснувшимся кожи. Мой тихий вздох нарушает тишину «автомобиля», а губы скользят дальше, целуют запястье, щекочут дыханием, и я уже не вздыхаю. Первый стон, едва слышный срывается с моих губ и тонет в поцелуе тягучем и сладком, как мед. И в который раз у меня мелькает мысль, кто же научил его так целовать, что перехватывает дыхание, и оно переходит во всхлип.
Кресло вдруг оказывается в горизонтальном положении, но я не замечаю этого, как не замечаю, что комбинезон уже ползет вниз с моих плеч, и ткань сменяют губы, покрывающие легкими поцелуями шею, плечи… Рома спускается ниже, и я уже не могу думать, потому что его губы и язык творят нечто невообразимое с моей грудью. Это так потрясающе, что, кажется, я готова взорваться фейерверком прямо сейчас, только от одной этой ласки.
И взрываюсь вскоре, когда комбинезон оказывается полностью снят, и проворные мужские пальцы начинают вырисовывать узоры на внутренней стороне моих бедер, подбираясь к средоточию моего желания.
— Рома… — задыхаюсь я и двигаю бедрами ему навстречу, моля скорей погасить разгорающийся пожар моего жаждущего лона.
Синеглазый мужчина смеется, и теперь узоры сходятся все ближе, приближаясь к источнику моего желания, уже заполненного влагой. Мгновение, и я выгибаюсь дугой от первой вспышки острого удовольствия, пронзившего, кажется, каждую клетку моего пылающего тела. Я распахиваю глаза и ловлю восхищенный взгляд голодный синих глаз.
— Рома, — шепчу я, и он вновь захватывает в плен мои губы, терзая их, выпивая каждый стон и каждый вскрик. — Рома, Ромочка…
Его дыхание рваное, он уже сам начинает постанывать от возбуждения. Я слышу его жаркий шепот, но не разбираю слов, потому что сейчас все неважно. Есть только он, я и то, что рождается между нами, наша страсть, наше желание и что-то намного большее, что я ощущаю почти физически.
