Едва они въехали в ворота крепости, соплеменники Гиббона выбежали ему навстречу.
Элис поразилась тому, как много было в Камбруне красивых мужчин. Спешившись, она невольно старалась держаться как можно ближе к Гиббону. А вскоре она заметила и не менее красивых женщин — те тоже начали присоединяться к толпе встречавших. Все дружелюбно ей улыбались. Но Элис думала лишь об одном — что не удастся удержать Гиббона подле себя, когда вокруг столько соблазнительных красавиц.
— Мама!
Этот звонкий детский голосок прозвучал для Элис словно чудесная музыка. Повернувшись, она увидела бегущего к ней Донна. Когда он бросился в ее объятия, она едва не закричала от радости. Еще мгновение — и все остальные дети уже были рядом с ней. Они дергали ее за юбки и говорили все разом.
Элис смотрела на них сквозь слезы радости, но не понимала ни слова из их восторженных рассказов. Она лишь видела, что все четверо здоровые и чистенькие. На всех была хорошая теплая одежда, и вид у них был сытый и довольный, словно они никогда не знали голода. Но более всего радовали их улыбки — все четверо были счастливы, даже вечно угрюмый Алин. Было совершенно очевидно, что им ужасно нравилось в Камбруне.
А потом все завертелось и закрутилось, так что у Элис даже голова пошла кругом. Только после того как она приняла ванну и надела чистое синее платье — его принесла жена вождя по имени Бриджет, — Элис почувствовала, что может наконец говорить внятно. Бриджет выглядела не старше, чем Гиббон, хотя, наверное, должна быть ровесницей матери Элис или даже старше ее.
— Миледи, насколько я поняла из того, что рассказал мне Гиббон, в ваших жилах нет крови Макноктонов. Но при этом вы выглядите… очень молодо. — Элис надеялась, что не сказала ничего лишнего, но любопытство заставляло ее спросить: — Получается, что именно кровь Макноктонов делает нас сильными и дарит нам долгую жизнь? И выходит, что мы можем передавать нашу силу через нашу кровь?
— Да, и это наша тайна, — ответила Бриджет. — Мы молимся каждый день, чтобы она не досталась Чужакам.
Элис поежилась при этих словах женщины. Немного помолчав, сказала:
— Я полагаю, что должна присоединиться к вам в ваших молитвах. И если есть уверенность, что Макноктоны могут поделиться своей кровью с другими без вреда для себя, то мы могли бы облагодетельствовать многих страждущих. Но боюсь, люди не готовы принять от нас этот дар.
— Я никогда не думала об этом, — пробормотала жена вождя. — Да, наверное, было бы чудесно, если бы кровь Макноктонов могла бы послужить во благо. Только этого никогда не случится — ведь иначе наша тайна была бы раскрыта. Но главное — ты здесь. И уж если вы с Гиббоном супруги, то тебе не стоит бояться Чужаков. По крайней мере так, как раньше.
— Мы с Гиббоном не женаты, миледи.
— Возможно, вас не венчали в церкви, но со временем мы решим эту проблему. У тебя его отметина на шее, а Макноктоны ставят такие отметки только своим подругам на всю жизнь.
— Его отметина?..
— Да. Ты ее еще не видела? — Бриджет убрала волосы Элис в сторону и прикоснулась к отметине на ее шее. — Посмотри в зеркало. Вот она, видишь?
— Да, это укус. — Элис покраснела при мысли о том, чем они занимались с Гиббоном в то время, когда он оставил эту отметину. Причем он кусал ее не один раз. — Странно, что она не зажила, как все прочие.
— Значит, он ничего тебе не сказал?
— Вы о чем, миледи?
Бриджет лукаво улыбнулась:
— Тогда я не стану тебе ничего говорить. Лучше пусть он сам все тебе скажет. Сами разбирайтесь. — Она снова улыбнулась. — Пожалуй, я схожу за племянником и приведу его сюда. Пора ему исправить свою оплошность.
Прежде чем Элис успела что-либо сказать, жена вождя удалилась. Пожав плечами, Элис приподняла волосы и уставилась на отметину у себя на шее. Почему же эта метка не исчезла? Гиббон не один раз пробовал ее кровь, но все же осталась только одна отметина. Она казалась не слишком заметной, но все-таки можно было понять, что это такое. Причем отметина нисколько не болела и, следовательно, давно уже должна была затянуться.
Бриджет сказала, что таким образом Гиббон сделал свой выбор. «Неужели это правда?» — спрашивала себя Элис. Ах, как бы ей хотелось, чтобы слова Бриджет оказались правдой и чтобы Гиббон выбрал ее своей спутницей на всю жизнь. И все же… Раз он это сделал, то почему же ничего ей не сказал?
Напрашивался только один ответ, и этот ответ не внушал радости. Скорее всего он оставил у нее на шее эту метку в порыве страсти, а потом пожалел о том, что сделал. Понял, что совершил ошибку.
Тут дверь распахнулась, и в комнату влетел Гиббон.
Элис, стоявшая у зеркала, повернулась к нему, и он не увидел радости в ее глазах. Гиббон тяжело вздохнул и, закрыв за собой дверь, осторожно к ней приблизился. Тетушка только что отругала его за малодушие, и он понял, что должен был уже давно переступить через свой глупый страх и серьезно поговорить с Элис, все ей объяснить. А после этого оставалось лишь надеяться, что она своим ответом не разобьет его сердце…
— Бриджет сказала мне, что эта метка — знак супружества, — сказала Элис. — И она думает, мы с тобой супруги.
— Да, это так. Эта отметка означает, что ты моя женщина.
— Но если ты сделал меня своей супругой, то почему же ты мне об этом не сказал? И почему не спросил, хочу ли я принадлежать тебе?
Принадлежать Гиббону, стать его женой — это было ее самое сокровенное желание. Но Элис не хотела принуждать его к браку лишь потому, что в порыве страсти он принял желание плоти за потребность сердца. Она не хотела становиться женой человека, которого привязывала к ней лишь похоть. Она помнила, как жили в браке ее отец и мать, и их супружество было для нее лучшим примером. Ее родители любили друг друга. А она любила Гиббона и хотела, чтобы он любил ее. Но пока она не убедится в том, что это так, она не станет считать его своим мужем, сколько бы отметин он ей ни оставил.
— Я поначалу удивился, когда сделал это, — ответил Гиббон. Он опустился перед ней на колени и взял ее за руки. — А потом я понял, что это судьба. Но я решил, что мы потом во всем разберемся, когда не будем заняты борьбой за выживание.
— И все же ты мне ничего не сказал, хотя у нас было несколько дней, когда нам не приходилось бороться за жизнь.
— Ты права. Я просто трусил.
— Не хочешь говорить мне правду, так не говори, но только не лги — уж я-то знаю, что ты не трус.
Гиббон невольно ухмыльнулся.
— Благодарю тебя за то, что ты так уверена в моей храбрости. Мне приятно, что ты обо мне так думаешь. Но оказывается, я не такой уж храбрец, моя милая Элис. Я очень долго не решался признаться в своих чувствах даже самому себе, хотя и знал, что люблю тебя.
