Джошуа кивнул с легкой улыбкой.
— Я знаю, что когда ты рядом с ней, то ничего плохого не случится. Я пойду в школу со Стефаном и Мэри. Конечно, если бы ты отвел меня в школу, то все дети подумали, что ты мой отец, и не посмели приставать ко мне. — Пожал он плечами. — Но Стефан тоже большой. Возможно, это сработает.
— Я уверен, что Стефан отпугнет любых задир. Это хорошая школа, Джошуа, с хорошими детьми. Там никто не носит оружие, и никто не обидит тебя. Если что-то случится, то сразу придешь ко мне и все расскажешь. — Золотые глаза пристально смотрели в голубые.
Джошуа кивнул.
— Я все сказал, Эйдан. — Он усмехнулся и скорчил рожицу. Сэвэдж его успокоил. — Мэри сказала, что обед готов. Она хороший повар, лучше, чем Алекс, но не говори ей, это ее сильно заденет. Вы собираетесь ужинать сегодня с нами?
Эйдан вдруг осознал, что улыбается. Он вдруг впервые почувствовал, каково это — иметь семью. Люди заботились о нем, сохраняли ему верность, это позволяло оставаться частью этого мира, сохранять рассудок. Сейчас у него была отличная возможность проявить свое чувство верности. У него были эмоции, кипящие, разрывающие и согревающие его изнутри. Ему нравилось это, несмотря на то, что это подавляло.
— Мы пока ничего не скажем Александрии об этом. — Согласился он.
Мэри взяла Джошуа за руку.
— Он хвалит меня, я рада. Ему нравится мороженое.
Джошуа сильно покачал своей головой, его белокурые локоны подпрыгнули. Его голос был правдив.
— Нет, Мэри, это действительно, правда. Александрия — ужасный повар. У нее все подгорает.
Сначала она услышала шум, похожий на дробь барабана. Затем скрип дерева, бег воды, шепот бесед, грохот автомобильных двигателей и отдаленный смех ребенка. Александрия тихо лежала, все еще не решаясь открыть глаза. Она знала, что не одна. Она знала, что был вечер. Она знала, барабанная дробь — это стук ее сердца и еще одного, бившегося в унисон с ним. Она понимала беседу, которую слышала очень четко. Хоть диалог и велся далеко от нее, на первом этаже, в кухне. Она знала, что детский смех — это смех Джошуа.
Алекс не знала, откуда все эти знания, и это пугало ее. Она могла чувствовать запах домашнего печенья и специй. И еще ощущала запах… его. Эйдан Сэвэдж. Он был тут, наблюдая за ней своими красивыми глазами цвета жидкого золота. Он проникал насквозь, ничего не упуская. Она позволила себе вдохнуть, прячась, словно испуганный ребенок, и не собираясь ничего менять. Она стала такой, как он. И, так или иначе, Охотник сделал из нее явно не человека. Необузданный голод, появившийся в ее теле, заставил ее задуматься о таком способе питания, о котором она ничего не знала. Вынуждал считаться с собой.
Ее длинные ресницы распахнулись. Первое, что она увидела, было его лицо. Удивительно, насколько он был красив, чисто по-мужски. Она изучала его тщательно, полностью. Он был сильным и мощным. Дикая природа, спрятанная за налетом цивилизованности. Его глаза были как у кота — золотые, пристальные, немигающие, с длинными ресницами. У него был сильный подбородок, изящный нос. Его губы были четко очерчены и манили, зубы сверкали белизной. Волосы спадали золотым рыжевато-коричневым мерцающим каскадом на широкие плечи. Его мускулы были тугими и слегка сокращались, когда он двигался. Но сейчас он был неподвижен, как будто являлся частью обстановки в комнате, и просто пристально наблюдал за ней. Эйдан был великолепным хищником. Она знала, кем он был, и знала, что нет еще одного такого же.
Она прикоснулась языком к своим губам, чтобы увлажнить их.
— И что теперь?
— Я должен рассказать Вам о том, как мы живем.
Его голос был тих и сух. Значило ли это, что люди превращались в вампиров каждый день? Александрия попробовала сесть. Ее тело было горячим и крепким, но не так, как это было раньше. Она попробовала осторожно напрячь свои мышцы, проверяя их.
— У меня нет никакого желания учится жить, как вы. — Она посмотрела на него и быстро прикрыла вспышку голубых глаз ресницами. — Ты обманул меня. Ты знал, что я думаю. Я считала, что снова стану человеком.
Он покачал головой, сила его воли была такова, что ей пришлось посмотреть на него. Расплавленное золото моментально захватило ее пристальный взгляд.
— Нет, Александрия, ты знаешь, что это не так. Ты хотела верить в это, ты так себя убеждала в этом. Я решил не сталкивать тебя с правдой, но никогда не обманывал тебя.
Слабая улыбка мрачно коснулась ее губ.
— Это ты так думаешь? Как благородно избавить себя от любой ответственности.
Он пошевелился. Небольшая дрожь прошлась по его мышцам. Сердце Алекс тревожно застучало. Охотник неподвижно замер, будто читая ее страх.
— Я не сказал, что не несу ответственности. Но я не могу изменить то, что есть. Как и не мог изменить того, что происходило вчера вечером. Поверь мне, Александрия, я многое бы дал за то, чтобы тебе не пришлось пережить того, что сделал вампир. Если бы я мог сделать больше, уменьшить твою боль, то сделал бы.
Его голос был мягок и нежен, в нем слышалась правда. Он казался неспособным к обману. Но разве вампиры не могли гипнотизировать своих жертв? Александрия не знала, что было правдой, но не собиралась отдавать свою жизнь без борьбы. У нее был ум, сила и уверенность. Она давно знала цену терпению, мужеству, навыкам выживания. Сейчас у нее не было достаточно информации, чтобы принять решение.
— Я теперь такая же, как и ты?
Его рот растянулся в причудливой улыбке, тогда как его лицо все еще оставалось холодным, словно маска, а золотистые глаза абсолютно ничего не отражали, кроме нее самой.
— Не совсем. Я был рожден Карпатцем. Мои люди столь же стары, как само время. Я один из древних Целителей наших людей и Охотников на вампиров. У меня есть знания и опыт, накопленные за столетия.
Она подняла руку.
— Я не уверена, что хочу все это знать. Больше всего мне хочется понять, являюсь ли я сама собой.
— А ты думала, кем станешь? У тебя в крови нет больше инфекции вампира, если именно это интересует тебя.
Она сделала глубокий вдох. Ее тянули ощущения вампира. Голод разливался, словно царапающая боль.
— Что касается меня… могу ли я выходить на солнце? Могу ли я есть так же, как люди? Пойти в фаст-фуд с Джошуа и съесть все, что захочу?
Он ответил спокойно.
— Солнечный свет будет жечь твою кожу. Глазам придется хуже всего, они будут раздуваться и разрываться. На дневном свете ты должна надевать темные очки с линзами специально для наших людей.
Она медленно выдохнула.
— Это ответ только на один вопрос. Я пытаюсь успокоиться. Скажи мне прямо.
