-А папу, его нам отдадут? Я должна похоронить его по-человечески.
-Я узнавал, девочка,- вздох и тоскливый взгляд мужчины в сторону рассказали о многом. Этот военный действительно был его другом.- К сожалению, нет. В данном случае мне отказали.
-А может быть попробовать мне, его дочери?- Я приподнялась на локтях, но тут же Марфуша, наблюдающая за нами со стороны подбежала и уложила меня обратно.- Я сегодня же схожу к императору, пока не поздно!
-Ярослава,... сказали, что его уже захоронили на тюремном кладбище, а туда как знаешь, вход запрещен даже мне.
-Но как же мне быть?- Слёзы сами полились по лицу, кажется, я в последнее время только и делаю, что переживаю и плачу.
Но мне ведь нельзя! Я утёрла щеки ладошкой, прекрасно понимая, что истинные леди так не делают.
А кто я теперь? Ярослава Огарёва, беременная девица (да и не девица вовсе) с испорченной репутацией и дурным ореолом? От которой многие будут воротить нос, хотя ещё вчера считали за честь, если я с ними просто перекинусь парой пустых слов?
-А вот с этим проблемы вообще нет. Будешь жить у меня.
-Нет-нет, что вы, у меня ведь кое-какие драгоценности, могу купить где-нибудь маленький дом,- придумала я с ходу, потому что до этого времени даже не задумывалась. Всё шло своим чередом, я где-то витала, в надежде, что папу оправдают и выпустят.
-Значит так, - насупленные брови Якоба Хадерсона выражали крайнюю озабоченность и какую-то торжественность одновременно,- живёшь у меня, пока не подыщем чего-нибудь подходящего. К сожалению, не думаю, что тебя оставят в покое - уж если Алекс им не дался, то ты ближайшая его родственница, а значит, что-то могла видеть. Я не говорил тебе, Ярослава, но секретаря отца и ближайших помощников тоже задержали. Тайная канцелярия не поясняет свои действия, а многие боятся восставать, выражать открыто свой протест, боясь оказаться там же, в застенках. Ну, а те немногие драгоценности, что удалось взять из дома, побереги, пригодятся ещё. Когда нового жениха найдёшь. И не хмурься, будет и на твоей улице праздник. Помяни опытного вояку, отбоя знать не будешь. А если какой решит понаглеть - обращайся, мы его приструним живо!
-Спасибо, - прошептала я преисполненная благодарности к этому человеку, что в срок меньше недели стал для меня ближе всех родных. Да и нет у меня родных, сирота как сеть.
Не считая того маленького человечка, что живёт теперь и растёт внутри меня. Моё сокровище.
И пусть его отец оказался не тем, кого я возносила мысленно два этих года, кого любила искренне, как только могла...впрочем, зачем кривляться, я и теперь его люблю, но как-то это чувство стало тускнеть. Нет того прежнего восторга при мысли о Даниэле. Грусть и боль, перемешанные с толикой негодования.
Спустя некоторое время появился доктор из знакомых полковника, который, естественно осмотрел меня и подтвердил все мои догадки.
Беременна.
-Вам бы, дорогая, не в обмороки падать, а побольше гулять на свежем воздухе, а ещё лучше за городом. Так и передайте своему мужу, - торопливая речь доктора прервалась, и он мельком взглянул на мои руки, что лежали сложенными на коленях. Я мысленно усмехнулась, отметив, что многие люди вначале говорят, а потом думают. Кольца нет и не было, как и мужа.
-Да, спасибо, так и поступлю, непременно,- вежливая улыбка, это я могу.
Моя оболочка это всё, что осталось от прежней Ярославы Огарёвой. А глаза... вряд ли они столь беззаботны, как это было всего пару месяцев назад, до того момента, когда папа уехал на переговоры в Аравию.
Доктор ушел, о чем-то потолковав с полковником, а я всё это время просидела у окна занавешенного легкой прозрачной тканью. Высматривать было некого, да и честно говоря, узнать кого-то из знакомых, не хотелось. Их нет, и не будет. Меня, прежней девчонки, девушки - тоже нет.
-Знаете, я должна вам кое-что рассказать,- произнесла я совершенно спокойным голосом в тот момент, когда Хадерсон присоединился ко мне, только у другого окна.
-Слушаю внимательно, Ярослава,- он в полуоборота развернулся в мою сторону, терпеливо ожидая продолжения.
-Так получилось, что то, что вам сейчас расскажу, я хотела поведать отцу,- судорожный вздох пришлось задавить, чтобы суметь спокойно продолжить. Хорошо,что Марфа вышла, было бы сложнее. - Я беременна.
-Гринвич?- Глаза полковника недобро сузились, а обветренное лицо мужчины приняло злобное и даже жестокое выражение лица. Вероятно, с таким видом Хадерсон воевал, придавая себе свирепости и воинственного настроя.
-Он,- я покраснела, как могла.- Но вы не переживайте, мы вам в тягость не будем, я сегодня же пошлю Марфу узнать, не сдаётся ли где уголок, а ещё лучше домик.
-Ярослава,- прошипел мужчина, - мы уже этот вопрос обсудили! Ты живёшь тут и точка!
-Нет, простите, это неудобно,- мне было стыдно и очень.
Конечно, я знала, что некоторые знакомые девушки встречались с молодыми людьми, но всё это проходило мимо меня. Одобрять подобное не принято, а потому мнение о таких женщинах не самое благоприятное, а порой и весьма неприязненное. И вот сейчас полковник подумал наверняка невесть что, обо мне.
- Теперь я тебя точно никуда не отпущу, да и раньше не собирался. Эх, ты, - он покачал головой и как-то по-доброму усмехнулся,- домашний ты ребёнок, хоть и замуж собралась.
-Уже нет,- буркнула я, чувствуя, что невидимые клещи отпускают, а по щеке покатилась слеза.
-А это правильно,- одобрил Хадерсон, - после его поступка, я бы к такому на войне спиной точно не повернулся. И в разведку с ним не пошёл, уж поверь мне, Ярослава.
-Верю,- я тут же согласилась, вторя полковнику.
Ему виднее в таких делах.
Но и я теперь учёная, и даже если нам суждено встретиться с Даниэлем, то его слова о прерванном половом акте, злобные глаза навсегда запомнятся, это точно. Малышу глупые слова Дана пересказывать не стану, не надо унижать ребенка, а то, что нам без такого папы будет лучше - в этом я точно уверенна.
Неделя тянулась и вместе с тем прошла странно, непривычно.
Мысли об отце были основными. О нём я думала утром, когда просыпалась, днём, едва садилась за стол и выпивала стакан молока (как всегда любил отец), вечером, стоило лечь в постель и прикрыть глаза. Мне было невыносимо больно и страшно, а ещё в душе присутствовало то тупое и щемящее ощущение безнадёги, словно завтрашний день и вовсе не должен наступить.
Наступит и завтра и послезавтра тоже, вот только своего самого родного папочку больше не увижу. Одно знаю точно - малыш, когда родится, он обязательно узнает о том, что мы не нужны были отцу (про храброго вина, погибшего смертью храбрых врать не буду, Дан не заслужил), а маленькие воспринимают подобную информацию с детства куда как легче, ежели это всплывёт много позднее. А вот про то, что у ребенка был самый лучший в мире дед, про то, что он самый умный, сильный и красивый и погиб он действительно по чьему-то оговору - это скрывать не стоит.
