— Жить в тайне, внутри горы? Без лесов? Никогда не чувствовать на лице солнца? — Занятное место для посещения, но… — Скажем так, я рада, что мне не нужно беспокоиться о возвращении Дакийского.
— Говорю тебе, он вернется. И если ты когда-нибудь отправишься в Дакию, я увяжусь за тобой, — заверил ее Салем. — Да и, кстати, твоя постоянная клиентка связалась с нами, она хочет что-нибудь новенькое. Нечто «убийственно соблазнительное».
Еще один заказ? Беттина затрепетала. Она продавала ювелирные изделия на протяжении нескольких лет, но не ради вознаграждения; родители оставили ей немалое состояние, которое Раум продолжал приумножать для нее.
Если первой целью в жизни Беттины было ощущение безопасности, то второй: проходя по оживленной улице, видеть кого-то, кто носит ее творения. Она мечтала об этом, задаваясь вопросом: как будет реагировать на это.
После нападения Беттина сменила направление и стала создавать украшения двойного назначения… с одной стороны это ювелирное изделие, с другой — оружие.
Она вручную моделировала не только такие старые, надежные средства защиты, как кольца с ядом… но и ювелирные изделия для тела: сетчатые топы, отражающие удары меча, защитные броши, ожерелья со встроенными лезвиями.
Чародейки страстно желали заполучить такие аксессуары, но найти детали высокого качества, как правило, было трудно.
Беттине нравилось называть свои работы «убийственная роскошь» или «кровавый шик». Салем, смеясь, называл их «убойный шик», открыто заявляя, что «Смертоносный — это современный черный цвет».
Каждый раз, ощущая тревогу или задумываясь о своей трагедии в мире смертных, Беттина шла в мастерскую и исступленно творила.
Впервые увидев ее в таком состоянии, Салем поглумился:
— Посмотри-ка на Киблер-эльфа[6] орудующего резаками!
Позже он заинтересовался ее творениями и обеспечил ей первого клиента… за солидное вознаграждение, конечно же.
— Плохо то, — сказал Салем, возвращая ее к действительности, — что она хочет его через две недели.
— Так быстро?
Беттина поспешила в мастерскую и внимательно осмотрела ювелирные станки. Она гордилась своей мастерской так же, как изделиями, изготовленными здесь.
Она собрала комплект профессиональных резцов, шлифовальных машин, буров и сверл. На одном станке устаревшая кузнечная наковальня и пробойник находились рядом с современным пропановым паяльником и химическим карандашом.
На другом станке лежали эскизы и панель, заполненная катушками с золотыми цепочками. Здесь же стояли манекены, демонстрирующие украшения.
Чтобы подбодрить ее после происшествия, Салем иногда заставлял их танцевать.
— Две недели? Что же мне делать?
Салем ответил:
— Отдай ей проверенный в деле браслет, если сможешь очистить его от вампирской вони. До сих пор не могу поверить, что ты добилась того, чтобы пружинный механизм сработал.
Беттина рассказала ему о том, как удачно пронзила руку Дакийскому.
— Я хочу сохранить его.
Хотя Клиентка и была законодательницей моды… и внушающей страх женщиной… Беттина не могла расстаться с браслетом. Он символизировал маленькую победу, первую после нападения.
— Тебе решать, но, на твоем месте, я бы больше боялся разочаровать Клиентку, чем крестную. Кстати, о ней…
— Я тоже ее чувствую.
— Оставляю вас, дамы, прихорашиваться.
Со словами: «До скорого, голубка» — Салем исчез, оставив Беттину одну.
Когда двери в ее башню со свистом распахнулись, она поспешно вышла из мастерской.
* * *
Сильнее, чем притяжение дома, для Треана было только любопытство о своей Невесте. Да, он решил вернуться в Рун, но только чтобы раздобыть побольше информации.
Или он просто убедил себя в этом. Я ведь уже упаковал вещи?
Пробежав пальцами по корешкам драгоценных книг, Треан задумался: не сыграл ли с ним рассудок злую шутку, придумав как хорошо ему было с Беттиной?
Те мгновения удовольствия просто не могли быть настолько совершенными, как ему представлялось. Ее искусное оружие и чертежи не могли быть столь захватывающими.
Тем не менее, Треан приготовился к любому повороту событий, собрав вещи и предметы первой необходимости. Под плащом он хранил древний шелковый красно-серый штандарт, символизирующий кровь и туман… королевства, которое он любил больше всего на свете.
Треан еще раз окинул взглядом свои апартаменты. Если он выберет Беттину, то ему придется оставить тысячелетние накопления… целое состояние в золоте, огромную коллекцию оружия, произведения искусства, около двухсот тысяч книг.
Он оставит свою историю, свою самобытность.
В конце бессонного дня, Треан все еще не принял окончательного решения. В одном он был уверен наверняка. Я бы убил, чтобы еще раз почувствовать ее в своих руках.
Инстинкт ревел в нем, и это оказалось весьма некомфортным для логичного Дакийца… потому что инстинкт едва ли логичен.
Да, отец говорил ему быть примером. Но Треан сильно сомневался, что отец имел в виду быть примером того, как делать не следует.
— Дядя Треан? — раздался нежный голос.
Он переместился на звук и обнаружил свою «племянницу» Космину, с обеспокоенным взглядом остановившуюся возле его сумки.
Космина и Мирча были последними из Дома Смотрителей, стражей замка. Сердца королевства.
Космина была сплошным противоречием. Совершенно невинная в вопросах любви и крайне застенчивая. Она всегда скромно одевалась… сегодня на ней было традиционное платье в пол с воротником почти до подбородка. Но, в тоже время, она являлась повелительницей оружия… и беспощадной убийцей.
Треан помогал ей тренироваться. И подозревал, что каждый из кузенов втайне приложил руку к повышению ее мастерства. Я еще многому могу ее научить. Но после сегодняшней ночи он может никогда больше ее не увидеть; поскольку кузены выезжали за пределы Дакии, но Космина никогда не покидала ее каменных границ.
— Дядя Виктор сказал, что вы уезжаете.
Она застенчиво взглянула на Треана из-под белокурой челки.
— Не волнуйся. Возможно, я скоро вернусь. Как обычно, я иду лишь понаблюдать. — Он нахмурился. — Мирча ведь не подозревает, что ты здесь?
Чаще всего Дакийские не встречались наедине… если только не для того, чтобы сразиться. Мирча с мечом в руке, стремящийся защитить жизнь сестры, последнее, что ему сейчас нужно.
Можно подумать я смог бы причинить ей боль. Треан сжал переносицу. Недоверие и страх отметили их семью, словно проклятие.
