Зак тонул. Его подмышки были мокрыми от пота, он не мог дышать, и у него в голове ревело, он кувыркался в океане снова и снова, его качало и затягивало. Он задохнулся. Передвинулся.
— Зак. — Холодные пальцы Стефани обхватили его запястье. Она потянула его руку от своей голой груди. Его пальцы рефлекторно сжались. Она чувствовалась так хорошо, как атлас, как бархат, как ничто, что он когда-либо чувствовал прежде. Она извивалась под ним на качающейся скамье, заставляя мир подождать и делая его эрекцию очень, очень счастливой. — Зак, мы должны остановиться.
Он не мог остановиться. Он собирался взорваться. Ей понравилось, когда он поцеловал ее, таким образом, он попытался поцеловать ее снова, теплые, мягкие поцелуи, глубокие, топящие поцелуи, пытаясь стать ближе, пытаясь…
— Зак, я имею это в виду. — Она ткнула его в грудь, отодвигая. На сей раз ее локоть ткнул в его руку. Боль прошла натиском в его голову. Он сглотнул и снял с нее свой вес.
— Я не пытался…
— Конечно, ты пытался… — сказала она легко. Она села и стала поправлять грудь в лифчике. Его мозг снова стал чистым. — … забраться, — сказала она. — Меня ждет мама. А завтра мне нужно работать.
Он смотрел на нее, как она одергивала рубашку по ее плоскому, бледному животу. Он на самом деле не думал, что она будет делать это с ним на качелях на заднем дворе своих родителей. Он вообще не думал. Его тело пульсировало.
Идиот.
Он смотрел ей в глаза.
— Работать, — повторил он.
— Ты знаешь, это нужно делать, чтобы получить деньги? — Ее улыбка была теплее и мягче, чем ее голос. Ему по-настоящему нравилась она. — Я коплю на колледж.
— Я ищу работу, — сказал он.
— Да? — она убрала красно-черные волосы за уши, в ее глазах читался интерес. — Что собираешься делать?
— Я не знаю. — Что-то, что было похоже на худшую идею в мире, когда его мать предложила ее, внезапно стало приемлемо. Даже желательно, из-за Стефани. — Мне нужно найти что-нибудь.
Она задумчиво прикусила нижнюю губу. Крошечное серебряное колечко мигнуло в лунном свете.
— Мой папа ищет кого-нибудь для выставления ассортимента. Я могу поговорить с ним для тебя.
— Ты сделаешь это?
— Конечно. Почему нет? — Качели стали раскачиваться, когда она встала. — Возможно, ты мог бы прийти завтра.
— В магазин, — сказал он, так, чтобы не было никаких недоразумений.
— Что, ты думаешь, что я приглашаю тебя обратно на качели?
Он молчал.
— Нет причин, чтобы ты не мог сделать и то и то. — Она улыбнулась ему через плечо, когда повернулась и пошла в дом.
Несмотря на то, что его эрекция была готова порвать застежку на брюках, он встал.
— Стефани.
Она пошевелила пальцами.
— Увидимся. Завтра.
Он смотрел, как она поднимается по лестнице в дом, его лицо было горячим и жестким, как будто он плакал, его тело было горячим и жестким от того, что они сделали, и от того, что ему не разрешили сделать. Он не мог так вернуться домой. Он бы взорвался. Задохнулся. Его мать ждала с вопросами, всегда с вопросами, и он не мог больше отвечать на них сегодня вечером.
«Куда ты ходил, Зак?»
«Наружу».
«Что ты делал?»
«Стефани».
Ее грудь была настолько мягкой и удивительно твердой, соски — просто чудо под его рукой. Он выдохнул через рот. Хорошо, это не помогало. Подумай о чем-то еще. Сделай что-то еще. Он не мог остаться здесь и заниматься онанизмом на ее качелях. Предположим, что выйдут ее родители? Или она? Он должен был двигаться. Уйти.
Он одернул свою футболку и пошел вдоль дома на улицу. Прохладный бриз прошел по его лицу. Небо пульсировало миллиардом звезд. Он провел рукой по потным волосам, заполняя легкие сладким, ясным, воздухом сумерек, желая, чтобы его тело успокоилось.
— Так. — Мужской голос пришел из тени деревьев, ленивый и удивленный. — В конце концов, это был секс.
Ночь была прохладной с туманом и лунным светом, готовая к сексу и разочарованию. Морган смотрел на мальчика, его большие руки беспокойно висели по бокам, его безразмерная футболка свисала как палатка с широких, костлявых плеч, он почувствовал укол чего-то более теплого и более глубокого, чем насмешка. Возможно, сочувствие.
Это было давно, столетия, но он помнил (не так ли?) его первый неуклюжий секс. Воспитанный в доме Викинга, он и его близнец Морвенна быстро вступили во взрослую жизнь. Даже, прежде чем Морган покинул Святилище, у него была первая женщина, человек с вьющимися бледными волосами и восхитительно быстрыми руками. Он не мог вспомнить ее имя и, по правде говоря, ее лицо. Но он помнил горячее, потное ожидание, животное, почти болезненное облегчение. Его сын нашел развлечение, но, видимо, не освобождение.
— Искупаться — помогло бы, — отметил Морган.
Лихорадочный цвет прошел по лицу мальчика.
— Вода слишком холодная.
— Чем холоднее, тем лучше, я думаю.
Мальчик дернул плечом, ни «да», ни «нет», и начал идти по дороге. Морган пошел в ногу рядом с ним. Закари посмотрел на него.
— Что ты делаешь?
— Я сказал твоей матери, что верну тебя.
— Мне не нужно никуда идти с тобой.
— Нет, — согласился Морган. Он чувствовал, как мальчик удивился, и стал теснить его в сторону дома. — Но я не встречусь с твоей матерью и без тебя, поэтому ты должен решить, сколько моей компании ты сможешь вынести.
— Я не хочу с ней разговаривать. Или с тобой.
Моргана наполовину тянуло притащить мальчика к воде, бросить его туда и покончить с этим. Но было не достаточно доказать, что мальчик — финфолк. Он хотел, чтобы тот был его союзником, согласным инструментом. Дилан был прав. Ситуации здесь и в Святилище были бы легче, если бы между ними было взаимопонимание. Потребуется немало времени, чтобы завоевать доверие мальчика.
— Твой разговор не так высоко ценится, как ты себе представляешь, — сказал Морган сухо.
— Ты не знаешь мою мать.
Морган приподнял бровь.
— Она задает вопросы, — сказал Закари отчаянно. Его голос задрожал.
— Ей не нужны ответы, — сказал Морган. — Только уверенность. И возможно… извинения.
— Ты говоришь мне извиниться?
— Она о тебе беспокоится.
«И я тоже», — подумал он. Новая, тревожная мысль.
— Чем больше ты проявишь себя чувствительным к ее проблемам, тем менее заинтересованной она будет.
— Ты имеешь в виду, чем больше я скажу ей, тем меньше она спросит, — сказал Закари резко.
Морган улыбнулся акульей улыбкой в темноте.
— Точно.
* * *
Лиз почитала Эмили и заправила ее одеяло, они обе были успокоены знакомым ритуалом перед сном. Прошли года, когда Зак был маленьким, и его можно было защитить ночником и поцелуем, когда единственные монстры были воображаемыми и могли быть сосланы в шкаф.
