врядли понравится вашей милости.
– Ничего, мы пойдём туда не ради публики. Веди, старик!
Но прежде, чем они успели отойти от ворот, сзади послышался противный голос всё того же управляющего:
– Эй, Макало! – крикнул он голосом срывающимся на визг. – Куда это ты собрался? А работа?
Но прежде чем старик успел ответить, молодой сеньор перемигнулся со своим слугой и чернокожий гигант подошёл к надсмотрщику, совершенно нависнув над ним. Они коротко, вполголоса переговорили о чём-то, после чего чернокожий сунул краснорожему, что-то в руку и присоединился к своему господину. Широкая образина управляющего осветилась радостью, когда он взглянул в свою ладонь, но это выражение тут же сменилось злой и мстительной гримасой при взгляде вслед удаляющейся троицы.
...........................................................................................................
– Так что, этаво, вот, ваша милость! – заговорил старый Макало после того, как сделал пребольшой глоток из объёмистой кружки. – Делаю я эта значит своё обычное дело, то есть собираю бычачий навоз и старую подстилку, только на компост пригодную, а тут и выходит ко мне эта самая ведьма, страшная– престрашная!
– Что, прямо такая страшная? – спросил молодой сеньор с некоторой обидой и, одновременно, подавив смешок. – Совсем уродина была, что ли?
– Ну не то, чтобы совсем уж уродина, я даже сказал бы наоборот, девушка очень даже симпатичная, хотя одета не по-нашему и говорит, как-то странно. Но только меня жуть до костей пробрала, когда эта дива вышла оттуда, откуда не только молодой девушке, а никому появиться нельзя было. Ведь там, где помещался тот здоровый бык, к которому господин Фигейрос никого не пускал, никого не было и быть не могло. Я сам только что там всё, как мог, вычистил!
– А что это за господин Фигейрос?
– О, это величайший тореро из всех, что бывали на моей памяти в нашем цирке! Он заколол здесь не меньше дюжины быков, и все здоровенные такие, один больше другого! А этого быка он отдельно держал, вроде как на потом оставил или для особого случая готовил, но только поговаривают у нас, что дон Фигейрос вовсе не хотел этого быка выставлять, что он с ним даже разговаривал, и, что этот бык не такой, как все быки, а какой-то особенный. Ну, не знаю, я со своим длинноухим тоже иногда разговариваю, только он мне ни разу ещё не ответил, а особенный тот бык был или не особенный, мне дело нет, потому что гавно из-под него было самое обыкновенное…
– А сам дон Фигейрос, он кто?
– А хто ж его знает? Пришёл, вроде как, из самого Мадрида, али еще, откуда, хто как говорит, только нихто точно не помнит, откуда он пришёл и когда. Да вот, перед самым появлением ведьмы, исчез куда-то наш дон Фигейрос вместе со своим быком, как сквозь землю провалился! И не предупредил никого. Нихто даже не видел, как он с быком из цирка вышел, и через какие ворота ушёл из города. Его уж и с ног сбились искать, и не знают, что подумать, даже Святому Инквизитору доложили, а всё без толку. А тут ещё эта краля заявляется из пустого бычатника, и говорит, подать, дескать, мне сюда дона Фигейроса, как я есть его сеструха! А какая она может быть ему сеструха, когда сам дон Фигейрос рассказывал, что он круглый сирота, и нет у него, горемычного ни одной родной души на всём белом свете? А она, знай себе, заливает, что у неё с доном Фигейросом мамки разные, а папка один, а у самой огонёк в руке горит волшебный, маленький такой! А, как увидела, что я на тот огонёк смотрю, так сразу этот огонёк в карман спрятала! Ну, я, не будь дурак, сразу за вилы, а ведьма тут и шасть под потолок, что твоя летучая мышь! Поболталась там немного и – фьють в окно, только штаны да сапоги мелькнули! И то, правду сказать, что она за девица, раз носит штаны и сапоги, как какой-нибудь кабальеро?
– И что, так и улетела?
– Да, нет! Над двором ещё летала, лоскуток какой-то выронила, а на нём не то буквицы, не то значки магические. Нужен ей видно был энтот лоскуток, раз она за ним к самой земле спускалась. Да только не нашла она его и совсем улетела. А я вот нашёл, да, не будь дурак, припрятал!
– А зачем припрятал-то?
– Падре Микаэлю хотел отнести, думал отдать за плату малую. Большой охотник до всяких там диковинок наш падре Микаэль. Только не уберёг я тот лоскуток…
– А куда же он делся?
– Так вот, в том то и дело всё, что прошляпил я свою находку, как дурак распоследний! А всё из-за той же ведьмы прошляпил!
– Как же так вышло?
– А вот так и вышло, что пошёл я поутру до падре Микаэля, и совсем уже подхожу к собору святого Иекадима Египетского, где падре Микаэль верховодит, как вдрух подымаю глаза, а на колокольне под самой крышей сидит та самая ведьма и на меня глаза таращит!
– Прямо таки на тебя, почтенный Макало!
– Да! Прямо на меня, а на кого же ещё? Видать не получилось сразу утащить мою грешную душу в ад, так теперь решила не упустить своего, прямо на меня и нацелилась!
– Как же тебе удалось избежать такой страшной участи?
– Да так и удалось! Как увидел я енту ведьму, так и заорал, что мой длинноухий, когда жрать хочет или ослиху чует! А как я заорал, так тут народ и начал собираться, а вскоре и стража подоспела. Стража-то у нас строгая, один капитан Барбарус чего стоит! Он то и прибежал со своими людьми, прям как за углом караулил! Ну, тут-то я и сдураковал, как последний мусорщик, отдал ему тот лоскуток, а он его, не будь дурак, и припрятал!
– А ему-то зачем?
– Как зачем? На то ему прямая выгода! Он же самого Великого Инквизитора наперсник, значит прямо в енту инквизицию он тот лоскуток, ясное дело, и потащил. Теперь ему, а не мне достанется плата малая! Он, а не я купит себе кружечку доброго вина, да миску бобов, если только ваша милость не соблаговолит оделить меня этими благами, а я за то рассказал бы, как ведьма призвала дракона, и как тот дракон вдрызг загадил всю улицу перед собором святого Иекадима Египетского! Ну, я вам скажу, это был навоз! Всем навозам навоз! Я его потом весь день собирал…
– Спасибо, добрый Макало! – сказал молодой сеньор, вставая со своего табурета. – Вот тебе на кружку доброго
