Кровь бросилась в голову, когда я увидел нежные плавные изгибы, белую сливочную кожу, невинную нетронутую красоту девичьего тела. Два долгих года я не касался женщины и не ощущал жажды сделать это. Зато сейчас желание, примитивное мужское желание огнем пробежало по венам, заставив вскипеть кровь, пробудив к жизни чувства, которые я, казалось, давно утопил в своей холодной беспощадной ненависти. Я забыл, что такое страсть, а сейчас мне очень захотелось испытать это вновь, испытать, чтобы забыться, просто сжать в руках податливое нежное тело и позволить разуму хоть на миг ускользнуть от реальности, позволить сердцу на мгновение забыть о постоянно гложущей его боли. Я протянул руку, коснулся бархатной кожи и ощутил, как пробежали по кончикам пальцев тонкие иголочки возбуждения. Посмотрел ей в лицо. Девчонка зажмурилась от страха. Стянув с себя промокшую насквозь рубашку, накрыл ею замершую ведьму, а потом поднял на руки и отнес в дом. Усадив дрожащую колдунью у печки, велел ей развести огонь и обсохнуть, а сам вышел за дверь.
Алира
Я думала, что победила, что справилась со своим тюремщиком, и теперь, разочаровавшись в собственных тщетных надеждах, он наконец-то избавит меня от своей беспощадной особы, а может, отправит обратно, лишь бы не видеть его, лишь бы больше не ощущать рядом его пугающего присутствия. Он не ночевал в доме, оставаясь и охраняя снаружи, однако не ушел и больше не касался меня, не подходил, а просто смотрел. Вот только взгляд его изменился. Раньше он был пугающим, холодным, равнодушным, а теперь в нем мелькали искорки страсти, мужчина откровенно любовался женским телом, не отворачиваясь более, когда я умывалась в озере, внимательно следя за моими пальцами, смывающими с чистой кожи мыльную пену, ласково изучая все изгибы, словно проводил по ним руками. Я терялась от этих взглядов, они дико смущали, как и осознание того, что он видит всю меня обнаженной, но в то же время глубоко в душе зарождалось нечто темное, некий глубинный отклик другого существа, не меня, но неразрывно связанной со мной сущности, той самой, что видела духов ночи и слабое свечение силы, что еще не могла коснуться этой магии, но уже желала проявить себя. Я ощущала, как раздваивается моя личность, внося полнейшее смятение в душу, как быстрее начинает колотиться сердце, когда я вновь ловлю потемневший взгляд синих глаз и вижу страсть на его лице. Я задерживала дыхание, поспешно отворачиваясь и больше не притворяясь, не пытаясь вести с ним игру. Я ощущала, как ведьмовская сущность крепнет день ото дня, призывая, приказывая нарушить мной же самой возведенные границы. Никто раньше не любовался мной так откровенно, а ведьме льстило это восхищение, ей хотелось испытать те потрясающие эмоции, которые обещал ей его горящий взор. Мне было страшно, а она ждала конца с нетерпением, это было мучительное ощущение раздвоенности, изо дня в день терзавшее меня. Вильдан сумел, сумел пробудить к жизни мою вторую натуру!
В один из дней, так похожих теперь один на другой, я вновь умылась в озере и наклонилась за новым платьем, что он отдал мне утром, после того происшествия. Внезапно заметила краем глаза движение и, выпрямившись и прижав к груди серую грубую материю, широко раскрытыми глазами уставилась на поднявшегося с земли инквизитора. Он приблизился и резко вырвал из крепко сжатых пальцев одежду, а потом подхватил испуганную меня на руки и отнес на зеленый ковер возле старого дуба.
— Думаю, пора это все прекращать! Пусть мне интересно наблюдать, как ты борешься сама с собой, но ты уже проиграла.
Пальцы его слегка пробежались по моей коже, а сердце мое забилось в груди, стремясь вырваться на свободу. Дрожь прошла по телу, а я все пыталась ухватить ускользающий разум. Тягучее тепло разлилось внутри и стало сворачиваться тугим клубком. Его прикосновения были невероятно приятны, они будоражили, заставляя жадно втягивать в легкие воздух, раскалившийся от нашего желания. Мучительное ощущение раздвоенности потихоньку терялось в томительных ощущениях. Его рука скользнула к моей щеке, и я успела заметить на ней тонкий белый шрам, но в тот же миг позабыла о нем.
Вильдан
Я не хотел думать ни о том, что делаю сейчас, ни о том, что собираюсь сделать после, оттого, что было противно до зубовного скрежета. Я изгнал из головы все мысли, сосредоточившись лишь на ощущениях и желаниях. Я не в силах размышлять дольше, иначе не решусь дойти до конца, а потому отбрасываю все сомнения и провожу рукой по гладкой коже в капельках влаги, начиная от ее шеи, беззащитной и открытой моим ласкам, ощущая ее дрожь. Молочная тонкая кожа становится в разы горячей в местах, где я касаюсь ее, а по моей напрягшейся руке пробегают жаркие искры вожделения. Веду ладонь ниже, обводя легким касанием полукружия сосков, захватывая их пальцами, чтобы почти грубо сжать, а потом отпустить лишь на мгновение, чтобы затем вновь склониться и лизнуть упругие розовые венчики языком, поочередно втягивая в рот и вновь выпуская на волю. Облизываю темный ободок и слегка дую на него, вновь беру в рот тугой шарик, перекатывая из стороны в сторону, играя с ним языком, несильно сжимая зубами. Она тяжело дышит и закрывает глаза, разводит руки в стороны, вцепляясь в зеленую траву, сминая пальцами сочные побеги. Выгибается в пояснице навстречу моей ладони, которую я веду еще ниже, касаясь небольшого нежного и влажного холмика, проникая в потаенные складочки и вырывая полустон-полувздох из ее приоткрывшихся губ. Ее отклик на мои прикосновения, эта будоражащая смесь невинности и колдовского искушения заставляет терять голову. Я напряжен до предела. Хочется тотчас же резко и властно проникнуть в нее, но это тягучее томительное удовольствие от вида распластавшегося подо мной тела, которое так страстно откликается на любые ласки и полностью подчиняется мне, заставляет продлевать мучительное наслаждение. Ее блестящие рыжеватые волосы разметались влажными прядями, девчонка дрожит от возбуждения, ее острые белые зубки впиваются в нижнюю губу, прокусывая до крови. Я наклоняюсь вниз слизнуть красную каплю, а она вздрагивает сильнее и забывает, как дышать. Ведьма! Настоящая искусительница, сладкая и пряная, красивая гадина, невинная, но порочная по сути своей. Мне хочется обхватить эту тонкую шею сильнее, сжать в ладонях, но она лишь доверчиво льнет навстречу, принимая эти касания за нежные ласки, подставляя поцелуям лицо и разочарованно вздыхая, когда я обхожу касанием манящие приоткрытые губы. Я не могу удержаться от того, чтобы вновь окинуть взглядом упругую высокую грудь, тонкую талию, плавные изгибы роскошных бедер. Это тело принадлежит не девочке, а обольстительной, сводящей с ума женщине. Я продолжаю ласкать ее между бедер, внимательно наблюдая за тем, как она теряет остатки самообладания, постепенно наращивая темп, проводя языком влажные дорожки по плечам, груди, животу, собирая сверкающие капли губами, слегка прикусывая нежную кожу. Она горит как в лихорадке, и первые капли дождя падают из потемневших небес, но испаряются, коснувшись разгоряченных тел, не в состоянии их остудить. Стоны ее становятся все громче, она мечется будто в бреду, тело выгибается дугой. Я не в силах сдерживаться дольше и, оторвавшись от сладкой бархатной кожи, резко развожу ее ноги в стороны, обхватываю колени, заводя себе на спину, и вхожу в нее так глубоко, как только позволяют сжавшиеся вокруг мышцы узкого лона. Она вскрикивает еще громче, хватается руками за мои плечи, царапая ногтями кожу, отвлекая от резких ритмичных движений. Ухватив одной рукой ее тонкие запястья, завожу их над головой, склоняясь ниже, обхватывая второй упругие ягодицы, поднимая их навстречу и опуская, подстраивая ее движения под мой ритм, чтобы проникнуть еще глубже, ощутить ее до самого дна, дать ей почувствовать свое безумное желание, свою острую ненависть. От криков и стонов кровь бурлит словно жгучая лава, дыхание вырывается из груди резкими хрипами в такт мощным движениям. Девушка извивается подо мной, будучи не в силах высвободить ладони, и только крепче обхватывает ногами за талию, подаваясь вперед, вбирая меня на всю глубину, затягивая в темный омут удовольствия. Еще толчок, и еще, и еще, и она кричит, и грудь вздымается и резко опадает, и ей не хватает воздуха, глаза закрыты, голова запрокинута, мука и счастье написаны на нежном лице, а по телу трепетной волной проходит судорога, и колени сжимаются вокруг меня сильнее, а мышцы обхватывают еще туже, и мир рассыпается на тысячи сверкающих осколков, а я присоединяюсь к ней в лихорадочном безумии и начинаю точно так же задыхаться, бессильно падая сверху и подминая под себя хрупкое тело.
