Нас ограждают от интриг, от всех проблем мира. Я иногда чувствую себя мухой, которую заманили в приторную ванильно-розовую паутину, из которой она никогда не сможет выбраться. Тысячи запретов, въевшихся в моё сознание и тело, как медленный яд. И судьба, построенная и продуманная заранее. Родители любят нас, всех нас, поэтому формально я свободна в своих решениях и действиях, но от того, что вдалбливали все вокруг с детства, никуда не убежишь – слишком горько видеть в глазах родителей упрёк. Так уж воспитали. И я бы отдала все сокровища мира за возможность избавиться от этого призрачного, но тяжёлого ярма, под названием ответственность. Иногда до безумия хочется быть никому и ни в чём не обязанной, забыть, кто я есть. И полёты дарят мне иллюзию всего этого, хотя мне запретили летать даже в ступе после того, как я не так давно упала с метлы.
Зимняя ночь охотно принимает меня в свои объятия, замораживая ледяным дыханием все тревоги, оставшиеся за спиной. У высокой ели, спящей под сверкающим инеем, могу мечтать часами, глядя на ночное небо, прекрасное в своей первозданной красоте. Здесь всё дышит детством, счастьем, надеждами и глупыми мечтами о том, что когда-нибудь серость однообразия сменится яркими красками, что когда-нибудь разрушится, как карточный домик, эта чёртова предопределённость.
Улыбка тронула обветренные губы… как же здесь красиво. Не хуже, чем в матушкином саду. Спит природа, укрывшись ослепительно-белым покрывалом, и мне хочется заснуть вместе с ней – да так, чтобы, проснувшись, увидеть новый мир и новые горизонты, где нет рамок запретов и печатей долга.
Сами собой закрываются отяжелевшие веки… ствол, к которому прислонилась, приятно пахнет смолой и Рождеством. Пушистые снежинки падают на шубу, застревают на волосах и ресницах. Иллюзия лёгкости и умиротворения. Всего лишь мираж…
– Призрачное обретает плоть, коли верит сердце, – чей-то мягкий голос заставил вздрогнуть и открыть глаза, недоумённо озираясь, – Ты только ждёшь и надеешься. Хочешь изменить свою жизнь?
Передо мной стояла…женщина? Призрак? Бледная, полненькая, высокая, с очень длинными руками, толстой русой косой и огромными добрыми глазами, она была одета в странное платье, какие носили в древней Руси, а голову её венчал красивый кокошник. Мягкий, потусторонний свет окружал её фигуру, но не пугал, а, скорее, напротив, успокаивал.
– Наверное, нет. Хочу научиться ценить то, что уже имею. – Подумав, отозвалась я, не понимая, зачем вообще разговариваю с незнакомкой и как она здесь оказалась, – кто вы?
– Плетя судьбу твоего рода, я случайно запутала нити, – вдруг мягко произнесла та, – Получается замкнутый круг во времени. Распутаешь его?
– Не понимаю вас. – Покачала головой. Теперь казалось странным то, что я не бегу от этой сумасшедшей.
– Впутанная случайно нить приведёт тебя в начало начал, – продолжала она, – Туда, где в нас ещё верили. Но помни: будущее зыбко. Если хочешь, чтобы оно было таким, каким есть сейчас, не затронь важные струны мироздания. Этого не должно было случиться, изначально твоё место здесь… Впрочем, даже я иногда не могу предугадать, куда заведут путанные нити моих узоров. Узоров судеб смертных. Раньше вы, особенно ваш род, чтили нас, и мир был един для всех, а не делился на двое. За непослушание наказывали… много воды утекло. Но пусть лучше будет так, как есть, чем непредсказуемые последствия. Так что будь осторожна с прошлым, чтобы будущее было счастливым… спи…
Странная женщина взмахнула рукой, и сон одолел меня. Я уснула прямо на заснеженной земле, прислонившись к стволу ели и совершенно не подозревая, что на следующий день уже действительно ничего не будет как прежде…
* * *
От автора: Женщина, явившаяся героине – славянская богиня Мокошь, богиня-прядильщица, богиня судьбы.
* * *
Предвосхитить, предугадать,
Дано ли нам по жизни нашей?!
Смогу ль, соломку подстелить,
Иль каплю пронести пред чашей?
Ту каплю, что – п е р е т е ч ё т,
И переполнит всё терпение.
А сможем ли, вдруг – ощутив,
Мы распознать во сне знамение?!
Шестое чувство – говорят,
Загадочно предупреждает.
Оно так тихо исподволь,
Сказав, однажды замирает.
Не повторит оно тебе,
Будь осторожен – там опасно!
Второе «Я» не слышно так,
Подскажет что-то, беспристрастно.
Не слышим! Ум руководит.
Он знает всё, везде бывалый.
А подсознание промолчит,
Оно не жаждет громкой славы.
Да нет! Не избежать беды,
Коль суждено, то испытаешь.
Ни подсознание, и ни – ум
Не оградит, ты всё познаешь …
Возможно глупо ты уйдёшь,
Злой Рок готовит свои козни.
Он как всегда, преподнесёт,
Уничтожающие розни.
Эрик Булатов* * *
Мне снился снег. Белый, как облака летом, он миллиардами искрящихся звёзд опускался на землю. Снилось, что я – одна из множества снежинок, проживающих краткую жизнь в полёте от неба до земли. С высоты мир казался мне маленьким и ничтожным, но чем ближе была земля, тем больше мне хотелось жить и летать над этим самым миром подольше, ведомой ветром, а не сливаться с холодной бесконечностью…
Даже сквозь этот странный сон я чувствовала, как сердце наполняет неясная, непонятная тоска. Не покидало чувство, что прямо сейчас я что-то теряю, что-то важное, но уже не смогу ничего изменить. Будто слышала даже, как рвутся нити, связывающие меня со всем, что у меня было.
…Как и все другие снежинки, я всё-таки упала. Будто искупалась зимой в проруби – так стало холодно. Но только на миг. Стоило лучам солнца скользнуть ко мне сквозь верхушки деревьев, как сугроб, в котором я лежала, вдруг начал таять, унося и холод, и тревоги. А я всё лежала, глядя на солнце. Яркая звезда дня лишь согревала меня, а я могла разглядывать её, не щурясь. И вдруг подумала, что это, наверное, даже лучше, чем летать над заснеженным миром – смотреть на эту необыкновенно красивую, яркую и ласковую звезду, даже если это её тепло однажды уничтожит холодную мечтательную снежинку…
На этом странный сон, тяжёлый, как наваждение, оборвался столь же резко, как и начался. Что-то было не так, и первую минуту, просыпаясь и пытаясь разлепить отяжелевшие веки, я не могла понять, что именно. Кажется, я лежала на чём-то твёрдом и жёстком, в сравнении, по крайней мере, с моей кроватью во дворце. В воздухе витали запахи множества лесных трав, которые я при желании вполне могла бы распознать. Открывать глаза почему-то было страшно – мне казалось, что если сделаю это, то совсем утрачу покой. И не то, чтобы это ощущение было таким уж обманчивым…