— Тихо-тихо, не бойся, — улыбнулась она. — Он только шалит.
Покосившись на колодец, я увидела хулиганскую морду черта, который не растерялся и подмигнул нам.
— Ночь-то какая, прекрасные пани, — промурлыкал он, — романтика-а-а.
— Тебе бы все романтику, пан черт, — хмыкнула Малгожата. — Не пугай мне девочку, охальник.
Тот показал язык, сверкнул острыми рогами в свете луны и исчез в колодце.
— Кошмарный тип, — покачала она головой. — Золота не давай — дай пошалить.
— А любит золото? — брякнула я.
— Конечно, — кивнула Малгожата, — обязательно любит. Есть даже легенда, как он забрал всю воду из подземных источников и за её возврат потребовал мешок золота. А на тот момент у Корятовича его не было.
— И как же поступили? — интересом спросила я, осторожно спускаясь за тетушкой в подвал. — Вода-то сейчас есть.
— Феодор на то и Феодор, — рассмеялась Малгожата, открывая тяжелую дверь. — Мешок… он ведь может быть любого размера. Вот и отдал приказ сшить ему крохотный мешочек, на одну монетку. Положил её в мешочек… да и отдал черту.
— А тот? — хихикнула я, поражаясь сообразительности Корятовича.
— Тот осерчал, ушел далеко-далеко. Но потом вернулся. Потому что Палланок и его дом тоже.
Пока я переваривала услышанное, показалось помещение с решеткой. Волколак дрых без задних лап на лавке. Я чуть нахмурилась. Последнее дело — будить спящего. Завтра поговорим.
— Ну что? — тихо спросила Малгожата. — Почему стоишь? У тебя есть метла, можешь ткнуть.
— Очень ты добрая, — проворчала я. — Нет уж, пусть Вовка спит.
— Вовка? — озадаченно повторила она.
Я пожала плечами. Вовк. Вовчик-волчек. Пусть будет так.
— Ему подходит.
— Хорошо, — не стала спорить Малгожата. — Тогда возвращаемся.
Дорога назад показалась куда короче, чем сюда. Видимо, начинаю уже ориентироваться.
После ванной, я добрела до постели. Ласково погладила Бецика и Басю, пожелав обоим доброй ночи. Потом взбила подушку и устроилась поудобнее.
— Ну-с… На новом месте приснись жених невесте, — пробормотала я, с трудом сдерживая смешок.
Не то чтобы я в этом верила, но какой девушке после такого зажигательного вечера не захочется немного романтики и любви?
Откуда ж мне было знать, что лучше держать язык за зубами, не призывая в сон того, кто предназначен судьбой.
Изначально всё было хорошо. Спокойно, уютно, тепло. Бецик посапывал, ветер за окном нашептывал какие-то предания о Палланке и его жителях.
Я прокручивала в голове события сегодняшнего дня. А что, здорово же! Познакомилась с упырями, завела себе собачку. Тьфу, волколака. Потом опять же… метла. Очень полезное приобретение.
Эх, хороша Малгожата. Вот звезда, а не женщина. Как она держалась на этой метле! Я так даже с велосипедом не могу, вечно заваливаюсь. А тут ни руля, ни колёсиков, а какая уверенность в полете! Думать о том, что мне придется самой постигать науку мётловоздухоплавания, пока не хотелось.
Потянувшись, я сладко зевнула и прикрыла глаза. Спать. Только спать.
Хотела было дернуть расхрапевшегося Бецика за лапу, но передумала. Пусть дитя отдыхает. Намаялся на той люстре, да и перепугался будь здоров. Всё же скотинка маленькая, хоть и жрет регулярно.
А потом вдруг исчезли все звуки, и стало жарко.
Я повернулась на бок, шумно выдохнула. Подкравшийся было сон будто сняло рукой. Откинув одеяло, села на кровати. Запустила пальцы во встрепанную шевелюру и откинула волосы с лица. Кошмар. Не спится и все тут.
— Погулять, что ли… — пробормотала я себе под нос.
Раздался тихий смешок.
Я замерла, осознав, что смешок этот… слишком близко. Непозволительно близко.
Как будто тот, кто его издал, сидит совсем рядом. Медленно повернув голову вправо, обнаружила сидящего в широком кресле незнакомца. Последний расположился, закинув ногу на ногу, держал в руке бокал с искрящимся рубином вином. Вместо одежды — тьма. Вместо лица — ночь, усыпанная звёздной пылью. Только глаза, внимательные и горящие ясным серебром, смотрят так, что хочется тут же натянуть одеяло назад. Потому что внезапно сердце начало биться чаще, к щекам прилил жар, а мысли почему-то спутались.
Возникло странное чувство, что я совершенно… абсолютно… черт возьми, полностью принадлежу этому человеку! И он имеет право смотреть на меня в любом виде и в любо время. Потому руки не в состоянии подняться, чтобы прикрыться, а губы предательски пересохли.
— Вы кто? — только и смогла спросить я.
Нет, ну надо же с чего-то начинать!
Он улыбнулся, оставаясь тем же изваянием. И вроде б тьма всё скрывает, но в то же время я совершенно ясно вижу широкие плечи, мощный торс, сильные руки. И почему-то хочется совсем не беседы вести, а встать, медленно приблизиться. А потом дернуть шнуровку на ночной рубашке и, дождавшись, пока та опадет к ногам, шагнуть к незнакомцу, чтобы…
Я чуть не влепила себе пощечину. Это ещё что за новости?! Не хватало пялиться на мужика в маске.
— Тот, кто имеет на тебя все права, Алина, — произнес он голосом, от которого по телу пробежала волна желания.
И в комнате ещё жарче стало. Да ёшкин кузяк, что за здрасте! Никаких прав! Никаких мужиков в моей спальне без подписанного на то заявления у хозяина замка!
— Горневич, вы ли, чё ли? — как можно «вежливее» поинтересовалась я, невольно выдав фразу из незабвенной киноклассики «Любовь и голуби».
Незнакомец расхохотался. Смех, кстати, приятный, зар-р-раза. Снова думается не о том. Так, стоп!
— Нет, моя дорогая, — покачал он головой. — Марк, конечно, достойный противник, но вряд ли бы он помчался за тобой сюда.
— Ему Вислава под стать, — фыркнула я и гордо расправила плечи. — Ещё раз спрашиваю: кто вы и как здесь оказались? И что надо?
Отвечать мне не собирались. Это я поняла, когда вдруг незнакомец поднялся всего одним движением и вдруг оказался рядом. Опрокинул на кровать, не дав даже пискнуть. От сильного тела исходил жар, хотелось отбросить все разумные мысли и прижаться к нему. А потом скользнуть пальцами по звездной тьме, стирая её, чтобы увидеть лицо.
— Ты прекрасно знаешь всё сама, Алина, — шепнул он, обжигая мою шею дыханием.
Длинные пальцы скользнули по моему бедру. Я охнула от неожиданности. Внутри сплелись сумасшедшее желание и страх. Страх, что не захочу сопротивляться и… сделаю всё, как он скажет.
— Ты сама дала согласие стать моей, Алина, — снова шепнул он, губы обожгли мою ключицу, руки стиснули так, что невозможно сделать вдох. — А потом сделала вид, что мы вовсе не знакомые люди.
«Но я и правда не все помню! — чуть не сорвалось с языка. — Особенно вас…»
Однако мне не дали больше произнести ни слова, потому что безумно горячие губы накрыли мои. Все мысли вмиг исчезли из головы, руки сами потянулись, чтобы обнять его, скользнуть по крепкой спине.
Голова шла кругом, поцелуй становился все жарче, сводил с ума.
Шнуровка на ночной рубашке треснула. Я охнула, попыталась высвободиться, но меня не пустили.
— Видишь, Алина… ты не хочешь мне сопротивляться.
От хрипловатого голоса, которым это было произнесено, по спине пробежали мурашки.
— Но ты сама выбрала иной путь, моя девочка, — продолжил он, и я почему-то похолодела от недоброго предчувствия.
Желанные губы практически касались моих. Хотелось снова прижаться к ним и целовать до тех пор, пока он не поймет, что кроме него мне больше никто не нужен.
— И теперь ты должна сделать только одно, — сказал он, и серебро глаз полыхнуло неистовым пламенем.
— Что? — спросила я каким-то не своим голосом.
— Развестись.
***
Утром я встала хмурая и сонная.
Поначалу думала, что всё это было лишь гадким сном, но… когда взгляд наткнулся на опустошенный бокал на тумбочке, поняла: визит таки состоялся.
Небо затянули тучи, напоминая, что на улице самая настоящая осень, несмотря на обманчивое тепло.
Разговор с Бециком не удался. Фамильяр благополучно продрых, приход незнакомца его не потревожил. Можно было, конечно, разораться и построить мелкого, что он спит, пока на мою честь покушаются всякие, но… Интуиция нашептывала, что дело не в Бецике. Тот, кто приходил, позаботился об отсутствии лишних глаз. Правда, при этом оставил бокал. Сволочь.
