— И самого бедного, — не удержалась я. — Что ты выдумываешь? В гоблинской сказке про жадность ничего не сказано!
— Зато сказано в вампирской. А у элуантропов у демона, что согласился на эту сделку, даже имя есть. Здохриштук.
— Здх-ри… что? — у меня язык в трубочку свернулся. До этого момента я была уверена, что только у фейри и светлых эльфов трудновыговариваемые имена. А оказывается, демоны поинтереснее будут… хотя, это же сказка. Чего там только нет.
— В общем, нашел будущий Мертвец жадного демона, дал ему денег и попросил вернуть его к жизни. Демон согласился, но поставил условие: воришка должен отдать ему все, что имеет.
— Все деньги Геенны, верно? — уточнила я.
— Нет. Это только у гоблинов есть эта приписка. У остальных — все, что имеет, до последнего гроша. А у фейри демон потребовал у воришки душу. После второй смерти, разумеется. А воришка решил, что очистится от грехов, да и отправится в Парадиз после второй смерти. Туда, где демон-помощник его не достанет. Обмануть он решил своего благодетеля, если это слово в принципе применимо к такому существу, как демон.
— Хороший план, — пожала плечами я. — Дальше что?
— Дальше демон вернул предприимчивого вора в подлунный, и начал тот жить по-прежнему. Вот только жизнь его стала унылой. Не чувствовал он больше вкуса дорогого вина. Не радовали его даже самые удивительные чудеса. Не знал он ни любви, ни нежности, ни злости. Не боялся он никого и ничего, да и не нужен был никому. И все оттого, что солгал он демону не только насчет дальнейших планов. Часть монет, украденных в Геенне, от все-таки придержал в одном из своих карманов бездонных. Только тратить их не стал. Или не мог, кто знает? В сказке гоблинов он хранил их в особом сундуке, но в других преданиях упоминаний о нем нет. Всего тридцать их было, как понимаешь.
— Двадцать четыре золотых и шесть серебряных, — чувствуя себя очень странно, произнесла я.
Это все сказки. Но… как же моя жизнь похожа на ту, что вел Мертвец после воскрешения…
— В общем, закончилась у парня вторая жизнь, умер он. Что там с ним в Геенне снова приключилось, не знает никто. Вот так.
— Хорошие сказки. Только ни к чему они нас не привели, — разочарованно протянула я. — Хоть восемь версий, хоть тридцать пять! Все одно. Мертвец умер, а монеты остались, вот и все. А тот, кто коснется их — платит долг Мертвеца. Мы сгнием заживо, Даг. Оба.
Повисло меланхоличное молчание. Все зря. Все, что со мной происходит — бессмысленно. Я родилась, для того, чтобы умереть, так и не успев вкусить настоящей жизни. А Даг… зачем он в это влез? Как он мог быть таким идиотом? Нилди, ворожея без диплома, пробормотала какую-то чушь, а он ей поверил! И теперь он обречен расплачиваться за свою глупость.
Платить долг Мертвеца вместе со мной.
— Ты чего приуныла? — голос Дага звучал подозрительно жизнерадостно. — Все же хорошо.
Я почувствовала, что у меня внутри понимается волна негодования и жуткого, совершенно нестерпимого желания врезать этой наглой морде лопатой! По морде, ага!
— Ты ведь еще не все рассказал, верно, — прошипела я с таким свистом, что сама испугалась собственного голоса. Даг, тот и вовсе икнул.
— Так я и не утверждал, что закончил! — он опасливо покосился на меня. — С чего ты это вообще взяла?
— У тебя был такой тон, будто «сказке конец»!
— Ну прости, я с мыслями собирался. Сейчас будет как раз та самая часть, где версии различаются. У всех.
— Ну и чего ты молчишь тогда?!
— Я говорю! Но ты меня все время перебиваешь!
— В последний раз ты сам глубокомысленно замолчал! Ввел меня в заблуждение, и радуешься!
Даг издал нечленораздельный звук, чем-то похожий на кряканье. Кажется, он тоже разозлился. На что это, интересно? Это ведь не я веду себя, как свинья!
— Давай уже заканчивать, — я поджала губы и, чтобы хоть чем-то занять руки, схватила со стола пирожок. Желудок протестующе заворчал.
Даг допил свой кофе, налил себе еще и, укоризненно глянув на меня, начал говорить.
— Помнишь концовку сказки, что рассказал Шкуб'Дук? Никогда не бери чужого. Не прикасайся к монетам с вычеканенным профилем Падшего. Не будь жадным. И тогда проклятье Мертвеца тебя никогда не настигнет.
— Помню. Дальше что?
— Так вот, у других рас иные способы избавиться от проклятия. Эльфы утверждают, что нет иного выхода, как сдаться и умереть. Стать настоящим мертвецом. Гномы утверждают, что для избавления нужно найти тот самый сундук, положить в него монеты и сжечь его дотла. Дриады пошли дальше — они утверждают, что иного способа, кроме как убить всю свою семью не существует. Вампиры романтично предлагают убить любимого. Фейри считают, что нет наказания большего, чем уйти в пространство между мирами. Эфир. Элуантропы думают, что нет иного способа, как отказаться от своей второй сущности. Вервольфы бояться стать одинокими, и именно это — их способ избавиться от проклятья. И знаешь, Хельга… ты права. Эти сказки нам ничего не дают.
— Уйти в эфир… — бездумно пробормотала я, не слушая его последних слов. — Для фейри это равнозначно смерти, ты же знаешь?
— И что?
— Почти все из этих способов — аналог смерти. Настоящей или духовной. Жить без любви. Стать убийцей родных. Отказаться от себя. Стать одиноким. Это тоже смерть.
Даг помолчал. А потом зло толкнул чашку с кофе и поднялся на ноги.
— Знаешь, иногда мне кажется, что над нами кто-то очень зло пошутил. Это ведь просто монеты, Хельга. В них нет магии, я проверял. Они не несут в себе ни следа магии, понимаешь?
— И что?
— А то, что это — просто монеты. Ты меня слышишь? Это куски металла со странной чеканкой, и больше ничего.
— Но ведь проклятье существует.
— Или не существует. И нас с тобой поразило что-то иное.
Я не стала спрашивать, какие у Дага есть версии по этому поводу. Я вообще не знала, что сказать. И что думать.
Мысли исчезли. Превратились в зыбкую рябь на поверхности моего разума. Зачем Даг появился? Зачем показал мне, что значит: жить? Зачем подарил надежду?
Потому что сейчас, когда эта надежда умирает, мне больно.
Очень больно.
Меланхолия захватила меня в свои жуткие лапы, сжала в жестоких объятиях, скользила холодными пальцами по моей шее, заставляя мерзнуть, хотя в гостиной было тепло. Жизнь снова покинула меня, и я превратилась лишь в мертвую оболочку. Единственной здравой мыслью, оставшейся в моей голове, была о том, что Даг скоро станет таким же, как я. Сейчас в нем еще теплится жизнь, как в зомби, который умер совсем недавно и помнит своих страхах и желаниях. Но скоро это пройдет. И по Городу будет гулять два Мертвеца.
Может быть, он даже сможет остаться начальником сыскной конторы. Хотя вряд ли. И не потому что он не в состоянии вести дела с теми, кто кажется зомби. Он ведь только назначен, а все время проводит, занимаясь моими проблемами. И теми проблемами, что создал себе сам.
Как будто поняв, что я думаю про него, нахальный начальник поднялся на ноги, обошел стол, склонился над моим ухом и…
— Бу!
От неожиданности я подпрыгнула, боднув его лбом в подбородок и заставив клацнуть зубами.
— Ты чего творишь, придурок?
— Рашшевеливаю, — кажется, он прикусил язык. — Ты чего дереш-шься?
— Что ты делаешь? — переспросила я, не разобрав его слова.
— Раш… Рас-ше-веливаю, — кое-как выдавил он. — Вот почему ты все время пытаешься меня убить, а? Обязательно все время пытаться дать мне в морду?
— А что еще делать, если ты все время нарываешься?
Даг потрогал пальцами зубы, слегка прикусил губу и глубоко вздохнул.
— Пойдем гулять? — предложил он. — Заодно твоих зомби вернем, а то они, мне кажется, немного замерзли стоять во дворе.
— Зомби не мерзнут, — растерянно возразила я, ошеломленная его внезапным предложением.
— Зато коченеют! Будут потом скрипеть на весь дом! И вообще, зачем народ пугать? Зомби посреди бела дня даже в Городе смотрятся слегка экзотично, не находишь?
