[4] Дийтьи — в ведийской мифологии такие же противники богов, как асуры.
9
— Слышала новости? — спросила Хема, подпрыгивая от нетерпенья. — Старшую апсару сместили, и теперь нами будет управлять дайвики. Помнишь? Та, красивая. С золотым пояском. Она приезжала в школу перед тем, как Ревати… Перед этим самым случаем, — она потупилась, и ее радость заметно поутихла, но продолжалось это недолго, и Хема снова запрыгала по дороге, хлопая в ладоши. — Новая наставница танцует лучше всех, у нее мы всему научимся!
— Дайвики Урваши? — спросила Анджали, невольно останавливаясь.
— Да, лучшая танцовщица! Она приказала собрать всех учениц, хочет приветствовать их.
Они пошли дальше, но ноги Анджали стали тяжелыми, как каменные, и даже не боль в бедре была этому причиной. Дайвики Урваши станет старшей наставницей. Мало кто любил прежнюю наставницу, но будет ли новая добрее старой?..
Хема щебетала всю дорогу, строя предположения, как изменится школа, когда во главе ее станет лучшая танцовщица.
«Вряд ли станет лучше. Мне», — подумала Анджали, вспомнив взгляд дайвики — острый, как тысячи иголок.
Ученицы слетались к дому старшей апсары, как бабочки на медоносный цветок. Все волновались и обсуждали новое назначение.
— Пойдем в первые ряды! — тянула Хема подругу.
Но в толпе девушек Анджали сразу же столкнулась с Джавохири — та неловко взмахнула рукой и попала прямо по больному бедру. Анджали невольно вскрикнула, а Хема напустилась на Джавохири, осыпая ее бранью:
— Что стоишь у нас на пути⁈ — возмущалась она. — А ну, посторонись!
Анджали с трудом перевела дыханье, стараясь не показать, насколько болезненным оказался случайный удар. Но от острого взгляда Джавохири невозможно было ничего скрыть.
— Ты сама на себя не похожа, — сказала она, присматриваясь к Анджали. — Я тебя и задела-то чуть-чуть, а ты уже готова упасть в обморок. Не слишком ли рано ты стала неженкой? Воображаешь себя дайвики?
— Сама-то важничаешь, как будто уже ею стала! — не осталась в долгу Хема. — Пойдем, Анджали, пусть эта змея захлебнется собственным ядом!
Подруги протиснулись в первые ряды, откуда были хорошо видны наставницы, подносящие новой начальнице школы цветочные гирлянды и окуривавшие ее фимиамом.
Дайвики Урваши полулежала на переносном бамбуковом ложе, установленном в тени деревьев — как раз там, где в последний раз сидели Анджали, Ревати и Хема, ожидая приговора.
Лучшая танцовщица была прекрасна. Анджали не могла не признать это. Каждое ее движение было выверенным и отточенным, как танец, заученный годами. Лицо дайвики лучилось улыбкой, и она оглядывала учениц ласково, как любящая мать своих детей.
— Мое имя — Урваши, — сказала она громко, когда все собрались. — Господин Кама поручил мне управлять вашей школой. Буду счастлива передать вам знания, научить всему, что мне известно. Прошу проявить должное старание.
Ученицы пали ниц, приветствуя новую наставницу, а остальные наставницы поклонились.
— Чтобы мне получше узнать о ваших способностях, проведем небольшое состязание, — дайвики Урваши оглядела девушек, не переставая улыбаться. Взгляд ее на мгновенье задержался на Анджали, которая стояла во втором ряду, в стороне. — Пусть каждая приготовит танец. Не надо долгого исполнения. Покажите что-нибудь необычное, удивите и потрясите меня.
Девушки взволнованно загомонили, а Хема схватила Анджали за руку.
— Ты поможешь мне поставить танец? — зашептала она, лихорадочно блестя глазами. — Какое замечательное состязание!
— Да, — только и смогла выдавить Анджали, понимая, что встретится с Ревати после этого замечательного состязания.
Вечером, в доме наставницы Сахаджаньи, Анджали была особенно молчалива и задумчива. Наставница приписала все раздумьям о предстоящем танце и перед сном решила подбодрить ученицу.
— Думаю, тебе лучше исполнить бахаи, — сказала она, расчесывая волосы Анджали. — Ты всегда была особенно хороша в этом танце.
— Я не смогу, — глухо ответила Анджали, понимая, что отступать уже некуда.
— Не сможешь? Что за вздор. Не бойся, у тебя все получится. В чем-то ты превосходишь даже Джавохири.
— Я не смогу… Наставница! — Анджали заплакала навзрыд и повернувшись порывисто уткнулась лицом в колени Сахаджанье.
— Что это ты плачешь? — застрожилась та. — А ну, прекрати. Слезы испортят цвет лица! Глаза потускнеют!
— Не смогу станцевать… не смогу… — повторяла Анджали.
— Да что случилось? — встряхнула ее Сахаджанья. — Немедленно говори.
И правда вылилась с потоком слез.
Сахаджанья побледнела и велела распустить пояс одежд. Анджали развязала пояс и оголила распухшее бедро.
Кожа приобрела багровый оттенок, и краснота распространилась уже на две ладони.
— Если старшая апсара увидит, тебя немедленно изгонят, — прошептала Сахаджанья помертвевшими губами.
— Прошу! Не выдавайте меня! — взмолилась Анджали.
— Безрассудная, это же преступление. Об этом узнают, и наказание будет страшным. Тебя изгонят, как Ревати. И меня с тобой вместе.
— Нет-нет, этого не должно произойти, я уверена, что поправлюсь!
— Уверена? До сих пор тебе даже лучше не стало, — Сахаджанья прикоснулась к воспаленной коже, и Анджали вздрогнула от боли. — У меня есть целебная мазь на кокосовом молоке, я всегда ее использую, когда начинают болеть мышцы после выступлений. Сейчас принесу…
Анджали поняла это как намерение сохранить ее тайну и припала к ногам наставницы, бормоча благодарности. Та отстранила ее, досадливо бранясь, но почти бегом сходила за чашкой, в которой лежала белая ароматная кашица.
— И как ты собираешься танцевать с больной ногой? — спросила Сахаджанья, натирая Анджали мазью. — Как будешь танцевать, если даже ступить на ногу не можешь?
— Я буду танцевать танец Гаруды, — сказала Анджали после напряженного раздумья. — Тогда вторая нога не понадобится.
— Глупо! И в танце Гаруды нужно перемещаться по сцене!
— Мне не придется этого делать, если я буду танцевать… на барабане.
— Что? На барабане?
— Да. Я буду танцевать на дхолаке.[1]
— Безумие! И кто знает, почему я помогаю тебе! — в сердцах сказала Сахаджанья.
— Наставница! Ведь у меня нет никого, кроме вас, — Анджали прижалась щекой к ее руке.
Сахаджанья долго гладила Анджали по голове.
— Я попрошу Тубуру, он управляет виманой господина Читрасены, поговорить с жителями нижнего мира, — сказала она, наконец. — Они искусны в колдовстве и умеют лечить. Может быть, кто-нибудь из них сможет помочь. Так ведь не может продолжаться долго, девочка моя. Рано или поздно станет известно, что ты больна, и тебя удалят из Тринаки.
— Пока есть надежда, я не хочу сдаваться, — ответила Анджали, и добавила, помолчав: — И даже если надежды не будет, все равно не сдамся.
Сахаджанья вздохнула и только крепче прижала ее к себе.
Решено было сказать, что наставница в наказанье запретила Анджали выходить из дома. Это избавляло от посещения школы и давало отдых больной ноге.
— Вставай как можно реже, — говорила Сахаджанья, нанося на болезненное место новую порцию целебной мази. — Это не состязание за награду, всего лишь представление старшей апсаре. Как станцуешь, так и станцуешь. При твоих талантах и импровизация будет хороша. Главное, станцуй ровно и не гримасничай от боли.
Когда наступил означенный день, Анджали явилась в школу самой первой. Хема прибежала с красными щеками, глаза у нее так и горели.
— Боюсь, боюсь! — жаловалась она Анджали. — Вдруг я не понравлюсь госпоже Урваши?
Бросили жребий, определяя очередность. Анджали выпало танцевать тридцатой. Она прошла к колонне возле стены и села в темноте под навесом.
Каждый шаг отдавался ноющей болью, а нога была словно бревно — тяжелая, непослушная. Апсары, наряженные и накрашенные, словно на божественный праздник, разминались и повторяли танцы, некоторые молились, беззвучно шевеля губами. Анджали сделала вид, что тоже молится, чтобы оправдать, почему сидит неподвижно, а не повторяет танцевальные движения вместе со всеми.
