боец и сам говорил, что действуешь медленно. Оставайся здесь.
Эдвин что-то проскрежетал, но был вынужден сказать:
– Слушаюсь, роу Квейн. Остаюсь здесь.
Едва белая рубашка Квейна пропала в густо-синей вечерней темноте, как Рава вышла из дома и сказала:
– Ну что? Пошли?
– Куда это? – проскрипел Магот.
– Ай, – сказала женщина. – Ну непонятно разве? Сейчас эти двое будут у храма караулить, а Такхир – он хитрый, он через полуподвал выйдет с другой стороны. Пошли-пошли, полночь ещё не закрыла небо руками, как раз успеем!
– Вы удивительная женщина, мейстрес Рава, – сказал Эдвин. – Вот только неподчинение начальству…
– В неслужебное время? – сказал Магот. – Да ну. Если что, скажем, что Рава решила прогуляться, а мы её сопровождаем.
– Хорошо, что вы не мужчина, мейстр Магот, – вдруг произнесла Рава. – Иначе мне бы нельзя было с вами общаться и тем более быть в доме.
– Кхм, – автоматон неумело изобразил покашливание. – Вы мне тоже нравитесь, Рава. Вы непохожи на абавиек.
– Вы просто не знаете абавиек, – Рава скинула с головы покрывало, завязала его на плечах узлом, чтобы не сползало, и поправила волосы.
– Рава, вы… удивительная женщина, – сказал Эдвин.
– Это ваша магия удивительная. То вы ею режете, как ножом, то управляете с ее помощью железными куклами, то носите как я свою шаль.
Эдвин уточнил:
– На что это вы намекаете, Рава?
– Ай, я уже старая, меня сложно удивить, но у вас получилось, мейстр Эдвертон. Но не надо бояться – я молчу. Абавийские женщины умеют молчать, даже когда болтают!
– Какая же вы старая, – помявшись, пробормотал Магот.
Они как-то незаметно вышли за пределы маленького аккуратного дворика. Дорога от приморского посёлка до более оживлённых частей города Войдена была посыпана белым песком и в темноте почти светилась. Рава шла быстро, но и Эдвин с Маготом от неё не отставали.
– Тридцать лет для абавийки – время, когда она уже готовится стать бабушкой, а у меня даже и детей нет, – сказала женщина, вздохнув. – Ай, раньше было время – в пятнадцать замуж, в шестнадцать родишь…
– Не верю, что вы грустите по таким временам, – сказал Магот.
Эдвин посмотрел на железную махину и вдруг подумал – Рава ему нравится.
– А тебе, дьер Эдвертон, сколько лет на самом деле? – спросила Рава. –– И как тебя на самом деле зовут?
– Меня зовут Эд, – кратко ответил Эдвин. – На самом деле Эд.
– Тут такое дело, Рава. У нас есть тайна, – прогудел Боб. – Сейчас мы в неё посвящены вдвоём. А вы уже третья… Знает кто-то ещё – знают все. Понимаете?
Женщина пожала плечами.
– Не хотите, не говорите, я и так догадываюсь, – сказала она. – Ещё в участке поняла, по тому, как вы сидите, как вы держитесь, дьер. Скажите, что я неправа.
– Скажу, – хмуро и упрямо сказал Эдвин. – Не озвучивайте свои догадки, Рава – не надо. Я всё равно скажу, что вы ошиблись.
– Скажите ещё раз! Поклянитесь – чем вы там в Эврое клянётесь? Богом-отцом и богиней-матерью, землёй и звёздами, здоровьем своей матери и благополучием своих детей. Ну? Скажите трижды – и если соврёте, то звёзды упадут с неба!
– Много красивых слов, – ответил Эд. – Не надо, Рава. Моя мать думает, что меня нет на свете, а детей у меня не будет. Хотите видеть, что скрывает моя шаль? Потому что скорее всего, вы будете последней, кто это увидит.
– О чем ты думаешь? – сорвался Магот. – А ну примолкни и не делай глупостей! Да ещё при свидетеле.
– Знаки на моей спине, – Эд упрямо мотнул головой, словно желая указать ею назад, – я хочу, чтобы ты подновил их, сделал татуировку. А Рава нас не выдаст. Я таких, как она, людей знаю: честные, верные и храбрые.
– Ага, как ты. Такие как раз долго не живут, – буркнул Магот. – Знаете, что? Давайте потом. Поберегите пока дыхалку: нам до этого вашего абавийского квартала ещё пылить и пылить!
И верно. Путь предстоял не такой уж близкий. Эдвин, однако, шёл быстро и дышал ровно, да и Рава не отставала. Пару раз они приостанавливались, чтобы напиться из городских питьевых фонтанчиков, а потом спешили дальше. И лишь у самого квартала абавийцев притормозили.
Тут фонари горели другие, тусклые, и в окнах почти повсеместно не было света. И только возле храма на мостовой стояло немало масляных светильников-плошек. В их отсветах сложно было что-то заметить, но Боб всё же коснулся левого плеча Эдвина.
– Они тут, – тихо прошипел автоматон. – Между теми домами.
– Ай, идем, – прошептала Рава с другой стороны. – Покажу, где другой выход.
– Который час? – спохватился Эд.
– Скоро полночь, – почти беззвучно ответила женщина. – Вон, смотри.
Они как раз обходили храм с той стороны, где их не могли заметить Нейт и Дин Квейн, когда тихонько скрипнула дверца черного хода. Из храма крадучись вышел человек, одетый в тёмные штаны и рубашку. По силуэту он ничем не напоминал священника Такхира – ни долгополых одежд, ни массивного головного убора. Но Рава уверенно дёрнула Эда за руку, указывая на фигуру – мол, это тот, кто им нужен.
– В сторону дома Зайтаны пошёл, – прошептала женщина, щекоча дыханием ухо.
Человек держал в руках какую-то ткань, которую сложил в несколько раз и надел через плечо, как армейскую скатку из одеяла или шинели. Да все на ходу, да так быстро и ловко, что Эдвин взял это на заметку. Опять же, и возраст священника был такой подходящий, за сорок, вполне мог воевать… Как Нейтан.
Тут Эд нахмурился. Не дело это – действовать вот так втихаря, не поставив в известность других участников той же операции. Нейтан такому никогда не учил.
– Магот, – шепнул он, – вернись назад и скажи Хэрригану и Квейну, что Такхир идёт вниз по склону, юго-запад, и что мы идём за ним. Рава, держись рядом со мной, а то у тебя даже подноса нет.
Автоматон кивнул и отправился обратно к храму, благо они ещё не отошли далеко.
– Влетит тебе, – прошептала Рава,
