Катя вскочила, но Цимаон Ницхи уже стоял перед ней с плотно сжатыми губами и яростно горящим взглядом.
Девушка опустила глаза в поисках чертенка, сейчас он мог бы стать ее спасением, если бы только попытался заглянуть в глаза Создателю. Только Олило нигде не было.
«Убежал», — поняла девушка и в один миг слова Лайонела о чертях и предостережение Нев сложились вместе. Но потом она вспомнила, что и при появлении Лайонела чертенок тоже всегда убегал.
— Ну здравствуй, — промолвил Создатель, не делая попытки схватить ее.
— Я не пойду с вами, — выдохнула Катя, осторожно отступая.
Цимаон Ницхи нехорошо улыбнулся, опуская кончики плотно сжатых тонких губ. Лицо его приобрело жесткое выражение — мелкие морщинки, точно рубцы от ран, выступили на желтоватом папирусе кожи.
— Пойдешь, — спокойно заявил Создатель и усмехнулся. — Вы заставили себя поискать, но вот уже некоторое время я наблюдаю за вами.
Катя неприязненно поморщилась, а он протянул руку и длинными ногтями взял ее за подбородок.
— Я ждал, уверенный, что вы и недели не проживете вместе… Каково же было мое изумление, когда у вас наступила идиллия. Вопрос, конечно, сколько бы она продлилась, но я и так был слишком снисходителен к тебе. А теперь курортный роман закончился, моя крошечка, помни о нем, будь счастлива и благодарна, что он был… твой ангел тебя ждет!
Катя ощутила, как ее охватил бешеный гнев, внутри вспыхнул огненный шар, но Цимаон Ницхи свел брови, сильнее надавил ногтями на ее подбородок и пламя, послушное воле Создателя, внутри улеглось.
— Ничего у вас не выйдет! Не люблю я его, не люблю! — крикнула Катя прямо ему в лицо.
Создатель схватил ее за руку.
— Люблю, не люблю, вопроса не стоит. Обсудим это позже.
— Не пойду!
Цимаон Ницхи хрипловато рассмеялся.
— Хорошо, тогда останемся и дождемся Лайонела. Я убью его у тебя на глазах, а потом ты пойдешь.
Катя перестала вырываться, вглядываясь в янтарные глаза, чтобы уловить ложь. Наконец, девушка кивнула.
— Я хочу взять вещи.
Создатель вместе с ней двинулся в пещеру, где Катя взяла стоящую возле постели из листьев спортивную сумку.
Старец огляделся.
— Славное гнездышко, но как не похоже на Лайонела, как не похоже…
Они вышли, Цимаон Ницхи уставился на сидящую на песке мышь, та даже не сделала попытки улететь, просто сидела, доверчиво и обреченно подняв на него мордочку с блестящими черными глазами.
Катя не успела даже подумать, как стало слишком поздно…
Создатель вытянул руку, мышь в ту же долю секунды оказалась у него на ладони и он сжал пальцы, ломая Нев как надоевшую игрушку. Та закричала от боли и в ее предсмертном крике Катя различила несколько слов: «Орми, скажи, люблю…»
Девушка кинулась на Цимаон Ницхи, вцепилась в руку, пытаясь заставить его разжать тонкие длинные пальцы, но тот небрежно отшвырнул ее. Затем кинул черный комок — то, во что превратилась летучая мышь и, прошептав: «Неблагодарное мое создание», с силой наступил на него.
Девушка взирала на его спокойное, лишенное эмоций лицо и ей было страшно. Ужас, точно лед, сковал тело, она не могла вздохнуть, а внутри вместо огня гнева царила какая-то непонятная горькая пустота. Пару секунд назад Нев была жива, еще чуть раньше даже разговаривала с ней, а теперь была сломана и жалким комком втоптана могущественной ногой в песок. Девушке казалось, что похожее чувство безысходности она испытывала много-много лет назад, а ведь на самом деле совсем недавно — зимой, когда нашла свою бабушку мертвой. Мерзкое осознание, что ничего никогда уже не изменить, ощущение бессмысленности и своей ничтожности перед кем-то или чем-то сильным и беспощадным.
Катя не могла до конца осмыслить, что это она сидит на песке, почти у самой воды, вцепившись в него пальцами и смотрит на фигуру, облаченную в пурпур, с разметавшимися по плечам седыми волосами.
Создатель нашел взглядом заточенный Лайонелом кол, написал им что-то на песке перед входом в пещеру и воткнул в черный, засыпанный песком комок.
Когда Цимаон Ницхи подошел к воде, Катя послушно поднялась и позволила взять себя за запястье.
Губы Создателя брезгливо искривились, а желтые глаза стали ярче, он провел сухими пальцами по ее щеке, словно стирая грязь.
— И это мой бес! — с презрением процедил он сквозь зубы. — Боится и пускает слезы.
Старейшина схватил девушку за руку, взял сумку и поволок свою пленницу за собой в воду.
Катя лишь раз обернулась. Хотелось ли ей, чтобы Лайонел вернулся? Нет, этого она боялась больше всего на свете. Раньше девушке казалось, что нет ничего более нелепого, чем когда один из влюбленных покидает другого, довольствуясь лишь мыслью о том, что тот жив и будет существовать где-то на этой земле. А сейчас вдруг с поразительной остротой поняла: если Лайонел умрет, не останется ни единой надежды, что когда-нибудь они вновь будут вместе.
Джинсы и майка отяжелели от воды, шаг за шагом Катя погружалась в воду вслед за Цимаон Ницхи и в голове у нее тоскливо плакала «Музыка на воде» Генделя. Панихида по Нев и по отнятому счастью.
Старейшина как будто что-то искал на дне, всматриваясь под ноги. Наконец, вскинул голову и прочертил перед собой арку, в которую шагнул, потянув за собой девушку. А за ней оказалось чернота и краткое чувство полета… Музыка оборвалась.
Лайонел замер на склоне, глядя вниз на песок у входа в пещеру. «Не смей!» размашисто гласило послание. Орми сидела, обвив крыльями черный комок, счищая языком и коготками с него песчинки.
Молодой человек не заметил, с какой силой сжал горлышко бутылки — та рассыпалась, вонзаясь острыми осколками ему в ладонь. Он резко разжал руку и бутылка с кровью упала в маки, проливая на землю кровь, блестящей змейкой потекшую со склона вниз.
Лайонел бесшумно спрыгнул к Орми и опустился рядом.
Он знал, что в конце концов Цимаон Ницхи их найдет, и плана у него не было ни тогда, ни сейчас.
Летучая мышь подняла на него несчастные влажные глаза.
— Прости, — все, что смог произнести Лайонел. Ему казалось, что, увозя Катю, забирая у Создателя его беса, он рискует только собой. Знал, что каким бы сильным не был гнев Цимаон Ницхи, тот не причинит вреда своему драгоценному бесу.
Ледяной взгляд устремился на горизонт. Молодой человек подавил вздох. О проводниках он просто не подумал, полагая, что Создатель, способный уничтожить любого, не станет мелочиться, убивая мышей.
«Отец не прощает предательства», — сказала Орми, проводя когтем по сломанным крыльям сестры.
Лайонел поднялся и, схватив сделанный им кол, переломил его двумя пальцами как веточку. Он-то знал — не в прощении дело. Еще несколько месяцев назад он поступал ничем не лучше, убив кошку, что-то значившую для Кати. Так он поступил бы и с пауком Анжелики, если бы захотел сделать ей больно. Ни он сам, ни Создатель не убивали тех, кто слаб, чтобы самоутвердиться, а делали это с одной целью — манипулировать теми, кому дороги эти слабые существа.
Молодой человек медленно двинулся вдоль воды. Он всегда знал, что любовь — это слабое место, уязвимость, которой кто-нибудь обязательно воспользуется.
«Не смей! — крикнула ему вслед Орми, следуя за ним и таща за собой тело Нев. — Не смей оставлять меня, полагая, что так мне будет лучше!»
Лайонел обернулся, глядя на маленького черного дракончика с тремя рожками, сердито сверкающего черными бусинками глаз.
— Я пойду один, — тоном, не терпящим возражений, произнес молодой человек.
«Как бы не так», — зашипела Орми, обнимая за шею Нев.
— Ты со мной не полетишь, — повторил он.
Орми долго молчала, потом неожиданно спросила: «Ты выкопаешь могилу для Нев?»
— Нет, — покачал головой молодой человек. — Ее больше нет, вряд ли я способен передать, как мне жаль! Но если ты полагаешь, что я потрачу хотя бы секунду на все эти глупые человеческие обычаи, ты ничего так и не поняла про меня за наше знакомство! — Он отвернулся и зашагал прочь.
