Я и Валерий стояли неподалеку от помоста, изображая равнодушное спокойствие, Поля, Риэл и Эрика заняли места за нами, надев зеленые плащи с капюшонами. Мы воспользовались разрешением Его Преосвященства присутствовать на данном мероприятии послушникам. Хотя, по его же наставлению, им обязательно нужно было скрыться от глаз жрецов под зелеными плащами, дабы не марать священное место своим присутствием.
Стоит заметить, что это нововведение значительно облегчило мою головную боль по скрыванию морока Эрики и личности Поли — священнослужители на миг расслабились, посчитав, что ничто не сможет угрожать срыву их священной казни, чем я сразу решил воспользоваться. Ведь раньше послушников даже близко не подпускали к внутренним залам храма, пока они не дадут все клятвы, а тут такая щедрость. Вчера, углубившись в изучение священного писания и внутренних правил жрецов, я обнаружил одну дырку в законах, которую можно было ловко обыграть на казни. Конечно, дырка в правилах была рисковая, но выбора не оставалось, да и придумать что-то стоящее за такой короткий срок я был не в силах.
Тем же днем, ближе к вечерней трапезе Его Преосвященства, я появился в обители Богини, чтобы обговорить с Валерием мои планы. Жрец с неохотой, горестно повздыхав и назвав меня «демоном-искусителем», одобрил сценарий нашего поведения на следующий день, так же как и рискованный запасной вариант. К сожалению, мое предложение «сжечь все дотла и, быстренько прихватив с собой Шона, скрыться в потайном проходе» он без промедления отверг. Жаль, а я хотел пойти по самому простому пути…
Для меня вообще была великая трагедия, когда Валерий не разрешил мне посетить библиотеку храма, мотивируя свои действия тем, что он не может мне позволить осквернить священные писания. Как будто я собирался их рвать и рисовать каракули, как малое дитя, на каждой странице. Может я просто хотел почерпнуть для себя мудрость Богини? Может в тот момент я был готов принять свою судьбу служителя Великой? Конечно, на самом деле я жаждал поискать записи об этой проблемной реликвии, но нашему священнослужителю не следует знать такие подробности. Я вовсе не собирался дарить ему и этому цирку, по ошибке зовущемуся «братство храма», такой ценный артефакт. Может потом, через несколько лет, вдоволь наигравшись с реликвией, под сильным давлением совести, я и подброшу под дверь колыбель со свертком, в которой будут находиться «Слезы Элисень», но до этого момента…
Огромные створки храма медленно раскрылись, явив собравшимся жрецам подсудимого и его конвоиров. Я, как и все присутствующие на площади, с интересом стал разглядывать осужденного. Шон, похрамывая и качаясь из стороны в сторону, медленно ступал босиком на промерзлые плиты двора. Его красная рубаха в нескольких местах была порвана, а сам несчастный придерживал одной рукой расползающиеся края грязного одеяния, не давая оголиться торсу. Он был хрупкого телосложения, его раньше золотые, а теперь непонятного, желтоватого оттенка волосы были неаккуратно обрезаны почти под корень, оголив шею. На скуле Шона был виден огромный почерневший синяк, а нос был сломан. Единственное, что было примечательно в его детском округлом лице — это яркие голубые глаза, которые сейчас безразлично смотрели вперед. На нем не было цепей, которые могли бы удержать от побега, да и вряд ли парень смог бы самостоятельно убежать — он с трудом ходил, сутулясь, и прижимая левую руку к животу.
Эта маска безысходности и смирения, которую на себя нацепил бывший жрец, тронула меня до глубины души. Я с горечью вспомнил свои страдания, которые пережил, находясь в плену у Лиры. Все то время меня поддерживала мысль, что я должен оберегать своего названного брата, помогать ему даже в самых безрассудных начинаниях. А здесь было сразу видно, что парень сдался, что он даже не надеется на спасение. Я едва заметно усмехнулся. Ну, нет, пускай даже не думает ступать прямо в ручки к смерти. Через пару десятков лет он скажет мне спасибо.
Когда Шон проходил мимо нас, Валерий, с трудом сдерживаясь от нахлынувших эмоций, сжал руки в кулаки. Он, не отрывая взгляда от сломленной фигурки своего друга, удерживал себя от необдуманных действий. Несмотря на то, что на лице Валерия почти не было эмоций, я явно осознавал, что ему сейчас очень тяжко.
Осужденный, с помощью конвоиров поднявшись по ступенькам на помост, предстал перед Его Преосвященством. Старик с плохо скрываемой надменностью, молвил:
— Бывший апостол Шон, за совершенные в сторону нашей Богини Элисень злодеяния, вы приговорены к высшей мере наказания, дабы своими вечными муками в геенне искупить тяжкие грехи. Вам дарована милость завершить свой жизненный путь в Яме Неверующих, — он, презрительно бросив в сторону Шона взгляд, нехотя проговорил. — Наша милостивая Богиня даровала вам право последнего желания.
Бывший апостол осторожно обернулся, посмотрев на разноцветную толпу, заполонившую внутренний двор храма. Его взгляд быстро заскользил по рядам, на секунду замерев на нас. На мгновение глаза Шона вновь вспыхнули, в них искрой загорелась жизнь, когда он увидел Валерия. Парень, с трудом улыбнувшись и проводив жреца прощальным взглядом, вновь повернулся к Преосвященству.
— В-с-е-е… — еле слышно проговорил осужденный, обреченно посмотрев на колодец.
— Значит, вы отказываетесь от милости Великой? — старик безразлично махнул рукой, призывая конвоиров. Те, схватив под локотки полуживого парня, подтащили его к выступу. К так называемому «языку Неверующего» — Как опрометчиво…
— Я-а… у-же с-сдела-а… хо-оте… — пересиливая боль, пробормотал Шон, еле шевеля губами. Я нахмурился — у него явно ушиб челюсти. — Я-а… не-е… ша-а-ле-е-ею…
Апостолы выставили вперед свои пики, побуждая своего бывшего собрата сделать неуверенные шаги по «языку» в сторону бездны. Площадь затаив дыхание замерла… Сильный порыв ветра прошелся по площади, подняв рваные полы рубахи Шона. Парень, судорожно вздохнув и задрожав от холода, закрыл глаза. Он, даже не обернувшись, не дожидаясь пока пики, подталкивая к пропасти, вновь коснутся его спины, смело пошел вперед. Когда до края «языка» оставалось совсем немного, Валерий зажмурил глаза не в силах смотреть на последние мгновения жизни его лучшего друга. Шон, умиротворенно улыбнувшись, без сожалений шагнул в бездну…
Но, не успела макушка Шона скрыться в колодце, а жрецы в едином порыве осенить «Яму Неверующих» знаком Богини, как случилось непредвиденное. Какой же для них был шок, когда через пару мгновений из бездны выскочил, как пробка, только что отмоленный осужденный и с высоты нескольких метров, словно тряпичная кукла, упал на скользкие камни площади. Все присутствующие служители пораженно замерли, некоторые впечатлительные объекты даже осели без чувств на землю, не выдержав явления «чуда». Шон пошевелился и с трудом сел на мостовой, отхаркнув кровь, также с неким удивлением осматривая шокированных жрецов. Похоже, он был озадачен, увидев вместо Преисподней невыразительные лица своих бывших собратьев.
Только наша компания оставалась по сравнению с другими во вменяемом состоянии. Как я уже говорил ранее, в законах священнослужителей я нашел интересную погрешность. Если к осужденному применили смертную казнь, но он по милости Великой все еще жив, то второй раз приводить в исполнение приговор строго запрещается. Ладно, если бы смертный приговор был через повешение (можно было подпилить веревку и списать все на то, что Богиня не желает смерти данному человеку), но что можно придумать, если казнь проводится с помощью ямы?
Вчера посетовав на несправедливую судьбу, Полю, и храм, я, взяв под локотки Валерия, двинулся в сторону «Ямы Неверующих». Когда все священнослужители аппетитно хрустели салатом на вечерней трапезе, а апостолы, глотая слюнки, думали о своих счастливых сытых товарищах, я и жрец подошли на несколько метров к яме, чтобы помолиться. На самом деле в течение пары часов молился только Валерий, бормоча под нос псалмы, мне же досталась куда более сложная роль. Осторожно, чтобы никто не заметил колебания энергетического фона, я прикрепил в колодце нечто похожее на упругую сеть, которая смогла бы вытолкнуть осужденного на поверхность. Во дворе храма колдовать было легче, чем в самой обители, но, несмотря на это, мне приходилось трудно. Я потратил в два раза больше энергии, чем это требовалось при таком простом заклинании. Да и была еще одна проблема: сеть не могла продержаться долго — из-за разрушающей энергии храма ее хватит лишь на один или два «прыжка». И сейчас я довольно лицезрел действие своего творения… Конечно, посадка была жестче, чем я планировал, но Шона я все равно буду основательно лечить. По сравнению со спасением его жизни, ушибы и раны не в счет. Первым, кто произнес хоть какие-то связные слова, было Его Преосвященство. Он, пораженно сойдя с пьедестала по лестнице, ткнул в полуживого Шона своим пальцем.
