Швиндлер собрал листы в стопку, улыбнулся одними губами.
— Вот и всё, госпожа Бронски. Не пройдёт и месяца, как у вас будет полноценный рабочий вид на жительство.
Из кабинета я вышла, пошатываясь, словно во хмелю. Должно быть, гормоны, отвечающие за эйфорию, выстрелили все разом.
Вид на жительство. На целый год! Это же почти вечность. Миллион замечательных вещей может случиться…
На лестнице мне встретилась Диди, сменившая дневные юбку и блузку на длинное платье цвета пожара, и я улыбнулась ей так широко, как не улыбалась никому, наверное, лет десять.
Она просияла в ответ и ухватила меня под руку.
— Сима, пошли к баб Гице — гадать!
Я изумилась. Хотела отказаться, но подумала, что это может быть любопытно.
Вход во владения госпожи Гицы Батраны скрывался под лестницей за средней дверью и запирался на суб-замок. Я понятия не имела, что увижу. Ведьмину пещеру со связками трав и сушёными тушками летучих мышей? Подобие эзотерического салона с бархатными портьерами, псевдомагическими фонарями и расслабляющей музыкой? Или обыкновенную комнату с добротной тёмной мебелью — вероятнее всего.
Но я совершенно не ожидала попасть в лабораторию химика… или алхимика?
Оцинкованные столы, реторты, путаница стеклянных трубок и сосудов, в которых перетекало и булькало что-то разноцветное.
Сама Гица открыла нам в маске, очках и резиновом фартуке.
— А ты думаешь, на что яички-то молодильные идут? — ухмыльнулась она, стягивая с рук перчатки. — Одно Тэдди Геллерту, одно про запас, одно мне по скляночкам нацедить. На ферме-то была, видала сруб, где парфюм разливают? Вечи туда мальчиков набрал ретивых да голодных. Они там день и ночь запахи всякие изобретают. Чтоб нюхнуть и обомлеть. Запах красоты. Аромат страсти. Все думают, это запахи чудеса творят. А это всё мой экстракт. Запах — что? Цветы вон тоже пахнут, да никого не молодят.
Они с Диди переглянулись и рассмеялись.
— Тебе не предлагаю, ты и так молодая-красивая, только силы своей не знаешь. Да оно, может, и к лучшему…
Гица поправила сбившийся платок, опустила закатанные по локоть рукава цветастой блузы.
Окон в комнате не было, над столами горели яркие лампы, разбрасывая блики по изломам трубок и стёклам лабораторных шкафов. Строгостью и стерильностью здесь не пахло — сплошной рабочий беспорядок. Коробки, мешочки, инструменты, колбы с реактивами.
За всем этим я не сразу разглядела, что бархатный полог всё-таки есть, а позади него всё, что полагается: стол на гнутых ногах, старомодный диван с малиновой обивкой и декоративными гвоздиками, хрустальный шар, гадальные карты, спиритическая доска, даже медная жаровенка, над которой курился пахучий дым…
Я поискала глазами вытяжку. Мы тут не угорим, не опьянеем от какого-нибудь дурмана?
Гица подвинула к нам с Диди мисочку с печеньями и сладостями, разлила чай в толстые глиняные чашки, расписанные конями и розами.
— Не бойся, пей, это душица, не отрава.
Говорят, в крови народов, близких к природе, по-прежнему густо роятся волшебные споры. Наука, правда, этого не подтверждает. Но люди всё равно считают чурилов колдунами, и они поддерживают свою репутацию…
— Гляжу на тебя, милая, всё ты дома кукуешь. Вечерами одна, ночами одна, а молодость-то проходит. Погоди, сейчас мы тебе хорошего жениха наворожим.
— Сначала мне, баб Гица! — Диди заёрзала на диване, потирая крепкие ладошки. — Что там с Джеем?
Домоправительница цокнула языком.
— Не суетись, егоза! Пятый десяток разменяла, а всё скачешь, как молодая кобылка.
Пятый десяток? Я бы дала Диди от силы тридцать пять. В её душе угадывалась тень саламандры, такая слабая, что не сразу удалось разглядеть.
В руках Гицы заплясали узорчатые карты, на стол один за другим легли восемь раскладов. Диди от волнения грызла цукаты. Домоправительница бормотала себе под нос по-чурильски, изредка вставляя татурские фразы:
— Любит ли Джей Диди… Любит ли Джей Виви… Правнучки мои, — она вскинула на меня весёлые глаза. — Всю жизнь в одних и тех же мужиков влюбляются, просто беда. И добро бы, путные мужики… Не будет вам, девки, счастья с этим Джеем. Зазноба у него есть, дама бубей!
— Шшш… — выдохнула сквозь зубы Диди. — Ларинка, вертихвостка, точно! Её масть!
Выудила из мисочки и отправила в рот мармеладное сердце в сахаре, печенье в шоколадной глазури и горсть цукатов — друг за другом, без перерыва. Шумно выхлебала половину чашки с розами и конями. И принялась яростно браниться по-чурильски и по-татурски. Гица её сначала поддерживала, потом утешала, потом снова раскинула карты и посулила через два месяца "настоящего орла пиковой масти".
— А тебе на кого погадать, милая? — домоправительница улыбнулась мне всеми своими тёмными морщинами.
— Благодарю вас, мне не надо. Я просто за компанию, посмотреть.
— Неужто нету на сердце никакого валета? — прищурилась Гица. — Ай, не верю. Но как знаешь. Тогда я тебе будущее открою. Не на картах, на огне.
Она бросила в жаровню щепотку трав из вышитого мешочка, плеснула вина из бутылки, декорированной под замшелый сук. Угли зашипели, пламя поднялось, лизнув решётку жаровни, и сменило цвет — с оранжевого на синий, потом на зелёный и наконец на неестественно красный. Таким и осталось. Комната наполнилась горючим растительно-алкогольным запахом.
Наверное, мне следовало удивиться, даже испугаться, но я уже видела в этом доме столько странностей и чудес, что одним больше, одним меньше…
В голове засели слова про "валета на сердце". Глупые, пошлые, вульгарные, банальные — не стоящие и толики внимания…
Но почему он не пытался связаться со мной? Переоценил свои возможности, не сумел разузнать мой ком-код?
Или показывает характер, ждёт, что я напишу первой?
Ну так не дождётся! Скоро у меня будет рабочий вид на жительство, я перестану от него зависеть. И всё закончится. А потом… Не будет никакого потом. И это к лучшему. Мы из разных миров, у нас ничего общего, и между нами тоже ничего. Кроме одной случайной ночи, которую пора забыть навсегда. Пусть этот… валет… катится к лешему. Пусть утонет, сгорит, лопнет!.. Да! Так ему и надо. Пусть его разорвёт на кусочки. Всё из-за него, все мои метания, все унижения. Уйди! Хватит меня мучить! Ненавижу…
…Мысли кружились, пеплом опадая на дно сознания. Перед глазами горело пламя. Оно уже не было красным и не стояло ровной стеной — лёгкие прозрачные языки танцевали, как волны или маленькие вихри, почти неслышно шипя в такт: "Так его! Так!"
— Что ты видишь?
Было чувство, что меня разбудили посреди кошмара. Сердце колотилось, как бешеное, блузка под жакетом прилипла к спине.
— Что ты видела? — настойчиво повторила Гица, заглядывая мне в глаза.
— Ничего… Только огонь.
— Так-таки ничего?
— Я же сказала — ничего! Что вы ко мне пристали? Что вам от меня нужно!
Вскочила на ноги — и окончательно пришла в себя. Лицо пекло, как от ожога, голова кружилась…
— Простите. Я не хотела! Не знаю, что на меня нашло.
На душе было гадко, словно я сама измазалась грязью — изнутри.
Я никому не желаю зла! А Мэт… он хороший.
— Огонь, говоришь? — протянула Гица. — К чему это, не скажу… но ты видела будущее. Не глазами, а душой.
— Разве так бывает?
— Всяк бывает, уж поверь, — широкие ноздри домоправительницы дрогнули. — Сядь.
Диди ухватила меня за запястье сильной рукой массажистки и заставила опуститься на диван. Мне сунули чашку с остывшим чаем, насыпали в ладонь цукатов. Гица помахала над жаровней веером из чёрных растрёпанных перьев. Запах, туманящий голову, рассеялся, в воздухе повеяло свежестью.
Ладно. Ничего страшного не произошло. Может, у Гицы в самом деле талант предсказателя. Невиданная редкость. Но с её анимами… всяк бывает, как она сказала.
— Эй! — домоправительница потрепала меня по колену. — Что сидишь бледная? Напугала я тебя? Сейчас хорошее скажу. Про любовь, про счастье. Руку давай.
