С этим повелитель тоже согласился. Он раньше улавливал эту связь с девчонкой, а на днях она внезапно оборвалась. Причиной такого обрыва могла быть только смерть.
— Перепроверьте. Я хочу быть уверенным, что нас не обманули. Этот валорийский лорд слишком хитёр и изворотлив. Но до него я доберусь чуть позже…
Сайрус поклонился и собрался уходить, но его остановили.
— И вот ещё что… Я хочу разобраться, как такое могло случиться с магией твоего брата. Поэтому пройдешь рейдом по ближайшим королевствам, найдешь и приведёшь ко мне девчонок такого же возраста, что и дочь валорийца…
Сайрус непонимающе посмотрел на повелителя.
— Любых?
— Нет, конечно, — усмехнулся чёрный маг, — мне нужны только те, у кого есть предрасположенность к магии…
— Вряд ли их будет много, — неуверенно замялся Сайрус, — если такие вообще найдутся…
— Вот заодно и узнаем. Возможно, ты будешь удивлен, Сайрус. Как маги, они никому не интересны, так пусть послужат мне…
— Да, мой господин.
— Ты, — он обратился к тому, кто всё это время находился в комнате, молча сидел к глубоком кресле в тёмном углу, ничем не выдавая своего присутствия, — отправляйся с Сайрусом и проследи, чтобы всё было сделано.
— Как скажешь. Ты же понимаешь, что они не простят тебе…
— Приступайте немедленно!
Когда повелитель остался в комнате один, он сел, откинулся в кресле и задумался. Проклятые валорийцы решили объявить ему войну? Наивные глупцы, он сотрёт их в мелкий песок и развеет по ветру.
Исчезла одна никчёмная девчонка? Отлично. Он уничтожит других подобных ей, всех кого найдет, всех до единой. Истребит, сожжёт, проклянет…
И пусть чадолюбивые валорийцы захлебнуться в муках совести, что причиной многих смертей стала их самонадеянность и недальновидность.
Глава 20
Переговоры шли почти два часа. Иноземные послы слушали речь Хартана Махитанского с непроницаемыми лицами.
Голос наследника эхом разносился по огромному величественному тронному залу.
— Мы вынуждены пойти на такие меры… У нас есть веские основания полагать, что нашим доверием много лет злоупотребляли… Достигнутые договоренности не соблюдались сариской стороной…
Принц жестко и категорично доводил до гостей политическое решение правителя Махитании. Те слушали внимательно, без единой эмоции на широкоскулых и узкоглазых лицах, что не мешало, однако, им уже трижды применить магию влияния.
Комадор Исмаил удобно разместился в потайной комнате за тонкой расписной стенкой позади трона Хартана и в очередной раз развеял флёр, не позволив ему коснуться наследника.
…- Количество сариских кораблей с товарами, проходящих через наш пролив, увеличилось втрое. Однако размер таможенной дани, уплачиваемый вами уменьшился…
Исмаил не слишком любил сариских послов: всегда себе на уме, виртуозно врут, выдавая желаемое за действительное и всегда слишком много всего обещают. Хорошо, если половину от половины обещанного выполняют. Вечно увешаются амулетами и артефактами, чтобы, упаси Боги, на них никто не смог повлиять, а сами настойчиво и бесцеремонно пускают на Хартана флёр.
Сариский флёр — магия сильная, но очень быстро теряющая силу и легко разрушаемая. Тут главное — вовремя заметить и развеять.
Ну вот, опять.
…- Поэтому нами принято непростое решение, — Хартан сделал многозначительную паузу и окинул ледяным взором гостей, — со следующего месяца мы устанавливаем для всех сариских купцов не долевой размер дани, а постоянный, не зависящий от количества кораблей и, перевозимых через наши пределы, товаров…
Гул возмущения и негодования поднялся над гостями, они дружно закачали головами и зацокали языками, переговариваясь между собой на своём птичьем языке. Слово взял старший из них:
— Мы не понимайм, о великий гахсподин, за што ты нас так унижайш своим недоверий… Ми много лет дружить с Махитань и честн платить дань, нам нечев скрыват…
Исмаил усмехнулся.
Вспомнил, как несколько месяцев назад в Махитанском проливе задержали три сариских шхуны, перевозившие контрабандные товары и молоденьких рабынь, и все три капитана дружно забыли кто они, откуда и куда держат путь, усердно прикидывались дурачками, лопоча на сариском наречии, пока он лично не прописал каждому из них по тридцать ударов хлыстом. Это помогло их памяти быстро восстановиться.
…- Товары изъять, отправить в королевские хранилища, составить опись, провести оценку и передать в ведение казны, — отдавал указания своему помощнику Верховный маг.
— Да, комадор.
— Корабли я конфискую и передаю в распоряжение командующего махитанским флотом.
— Да, комадор.
— Из этих, — он ткнул хлыстом в сторону корабельных команд, — всех, кто не пожелает присягнуть на верность Махитанскому королю — отправить на виселицу.
Капитаны шхун стояли перед ним на коленях, опустив головы, со связанными за спиной рукой, а чуть поодаль испуганной толпой жались друг к другу оборванные, грязные, полуголые девицы. Получить вразумительный ответ кому они предназначались так и не удалось.
— А что с этими делать? — спросил Верховного мага помощник, когда Исмаил уже собрался покинуть порт и сел в седло.
— С кем? — он забыл о них, едва глянув.
Любоваться там было нечем. Тощие, голодные, напуганные до смерти, и к тому же, почти дети. На вид им всем с натяжкой можно было дать лет тринадцать — четырнадцать.
— С пленницами…
— А…, - он повернул голову в их сторону и они затравленно сжались под его тяжелым взглядом, — не знаю, отпусти по домам, забери в свой гарем, продай, подари кому-нибудь, отдай воинам, да что хочешь, мне всё равно…
Он прервал речь, заметив между склоненных грязных макушек всех мастей, дерзкий ненавидящий взгляд. Перед глазами всплыл похожий, непокорный и обжигающий, которым одарила его три года назад одна юная валорийская княжна.
Исмаил перекинул ногу через седло и легко спрыгнул на землю, в несколько быстрых шагов преодолел расстояние до невольниц. От его стремительного движения девушки шарахнулись на шаг назад и только одна осталась стоять на месте.
Та самая.
Кончиком деревянного основания хлыста поддел испачканный острый подбородок, заставляя поднять глаза.
— Сариска? На меня смотри…
— Да…
— Надо говорить «да, господин», — он рассматривал сухие, потрескавшиеся губы с темно-бордовыми бороздками запёкшихся кровоподтёков, высокие скулы, раскосые, чуть вытянутые к вискам глаза, под которыми залегли тёмные круги, слипшиеся ресницы. Не красавица.
— Да, господин, — прошелестела она.
Ну и взгляд… В голосе — покорность, а смотрит, как дикая кошка. Ещё мгновение — выпустит когти, вцепиться в глотку в неистовом желании убить.
Исмаил опустил глаза ниже: тонкая цыплячья шея, острые ключицы в разорванном вороте рубахи, плоская, как доска, грудь. Воображение сыграло шутку, и носу комадора почудился тонкий аромат лаванды и мяты, хотя от толпы девушек смердило, как от бездомных псов.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать, господин.
— Не стоит мне лгать, ты видела, как я наказываю за ложь, — он кивнул в сторону связанных сарисов.
— Пятнадцать, господин.
— Имя?
— Луду, господин.
Исмаил обернулся к помощнику.
— Эту отправь в мой дом.
— Слушаюсь.
— Скажи, чтобы отмыли, накормили, дали одежду, пусть её осмотрит целитель, — велел он, садясь на коня, — если нездорова — пусть вылечит, если здорова — найдут работу на кухне или ещё где, чтобы без дела не слонялась…
…- Мы просим Его Высочеств о снисхождений. Отсрочьте ваше решений на несколько месяц. Сичас разворачиватца сезон штормов, наши доходы падать и мы не сможить платить такой дань… нас это разорить…
Исмаил сидел в глубоком кресле, закинув ногу на ногу.
Торговаться у сарисов в крови, но соглашаться с ними нельзя. Любой шаг на переговорах навстречу их просьбам, любая уступка, рассматривается ими как слабость.
