месте, порой изредка переговаривались. Ишмерай более не боялась, что пламя не придёт, когда она вызовет его. Руки и горло жгло, золотые и черные линии становились все ярче, а слух ее время от времени окутывал странный шёпот. Ишмерай боялась лишь одного: казнь перенесут в другое место и назначат на другое время. Что тогда она будет делать?
— Кто этот человек, Бернхард? — осведомился Амиль.
— Он спас мне жизнь полтора года назад, когда я уже отчаялась быть спасённой, — последовал хмурый ответ. — На меня напали солдаты, а Адлар вырвал меня из их рук. Благодаря ему в дом меня взял один священник. Я немного помогала ему по хозяйству. Затем Адлар отвёз меня в Аннаб, где я прожила до недавнего времени и учила господскую дочку музыке. Они платили мне деньгами, кровом и добром. Я полюбила их. А Адлар продолжал интересоваться моей жизнью. Я слишком многим обязана ему. И я так его разочаровала.
— А что Сагдиард делал для него?
Ишмерай мрачно поглядела на Амиля и ответила:
— Пожалуй, Александр поведает об этом сам. Если пожелает.
Амиль усмехнулся и тихо сказал:
— Я никогда не был лично знаком с вами, сударыня, но слышал о вас много нехороших вещей. Невоспитанность, избалованность, своенравность, эгоизм.
Ишмерай рассмеялась и ответила:
— Признаюсь, я несильно изменилась, Амиль.
— Верно, но вы не похожи на господскую дочку, которую вечно опекает отец. Вы самостоятельны, независимы и бесстрашны. Но ваша сила… почему вы не пользовались ею раньше?
— У меня ее не было. Она появилась только на казни.
Амиль продолжал странно смотреть на нее, и это раздражало Ишмерай. Она спрятала свои разрисованные руки в перчатки, шея ее была спрятана под плащом.
— Был ли батюшка в здравии, когда вы в последний раз видели его? — тихо спросила Ишмерай.
— Последний раз я видел его полтора года назад. Он был в здравии.
Ишмерай улыбнулась и выдохнула:
— В тюрьме я потеряла всяческую надежду увидеть свою семью вновь. А теперь я боюсь снова обрести эту надежду, ибо если ей не суждено сбыться, моё сердце разорвётся.
— Если я не доведу вас до вашей семьи, моё сердце тоже разорвётся, — фыркнул Амиль. — Я искал вас слишком долго.
Девушка положила руку ему на плечо и тихо сказала:
— Должно быть, исполнять долг перед моим отцом — довольно тяжёлое испытание, господин Амиль.
— Исполнять долг перед Его Светлостью — исполнять долг перед Атией, родной землёй. Это честь. Его Светлость — господин этой земли и один из самых достойных господ, я желаю сказать. Гаральд Алистер заставил народ вспомнить о самобытности и культуре Атии. Атия стала более независимой. С колен она поднялась на ноги и смотрела на Карнеолас открыто, без былых заискиваний. Мало кто одобрил подобную политику, но Гаральд Алистер не думал о других. Он думал о своей земле. Однако он делал это осторожно, чтобы у Карнеоласа не появилось повода схватить Атию за горло и ударить ее по ногам, чтобы Атия снова рухнула на колени. Ваши отец и мать были весьма дальновидны, когда прочили кронпринцу в жёны вашу старшую сестру. Ваша сестра — девица прекрасная и благородная, но между ними не возникло тёплых чувств, и вскоре об этом браке перестали говорить. Но заговорили о вашем браке с младшим сыном короля.
— Однако этот брак не состоялся… — прошептала Ишмерай, опустив глаза. — Когда принц погиб, я мечтала вернуться на место его гибели и прыгнуть в реку Атарат, чтобы разбиться насмерть.
— Что вылечило вас от этой мечты? — тихо осведомился Амиль.
— Александр, — ответила Ишмерай.
— Я рад, что он помог вам. Среди агентов герцога о Сагдиарде ходили дурные слухи. Он — сын врага Гаральда Алистера. Когда восемнадцатилетний Сагдиард пришёл на службу к герцогу, и герцог решил дать ему шанс, все обеспокоились. Кто бы мог подумать, что он сыграет такую роль в вашей жизни?.. Вас ждут великие дела, сударыня Алистер.
— Нас ждут великие дела, — поправила Ишмерай. — Но что вы, Амиль? У вас есть жена, дети?
— На службе у герцога сложно найти время для ухаживаний за дамами, — усмехнулся Амиль.
Ишмерай засмеялась и ответила:
— Марцелл хорошо служил моему отцу и находил время для общения с дамами.
Амиль рассмеялся, и смех этот преобразил невзрачное лицо мужчины.
— Наш дорогой Марцелл был весьма ловок и галантен. Однако немногие женщины согласятся стать женой герцогского соглядатая. Мы слишком мало бываем дома.
— Ты бы хотел жениться?
— Я слишком мало думал об этом.
— Что ж, — заключила Ишмерай. — Подумай. По возвращении я буду многое рассказывать отцу о ваших подвигах. Быть может, он подарит вам свободу.
— Но служить Атии честь.
— Можно служить Атии и не являясь соглядатаем герцога.
Амиль пристально смотрел на Ишмерай, затем улыбнулся, вероятно, не ведая, как реагировать ему на это заявление.
Люди начали подтягиваться к главной площади. Столб с хворостом, предназначенные для Ишмерай, нынче дожидались другого осужденного. Площадь начали оцеплять отряды аннабской стражи.
— Тридцать один… — шептала Ишмерай. — Тридцать два…
Когда девушка насчитала пятьдесят, она мрачно усмехнулась и сказала:
— Они будто охотятся на дракона.
— Они боятся вас, — заметил Амиль. — И Сагдиард здесь — не просто осужденный на смерть. Он приманка.
— Должно быть, время казни изменили, — похолодев, воскликнула Ишмерай. — Почему я до сих пор об этом ничего не знаю? Почему Бернхард не сказал?!
— Быть может, его самого уже схватили… — предположил Амиль и махнул кому-то.
Мужчина в монашеской робе неподалёку кивнул ему. Кивнул и разносчик свежих лепёшек. Кивнула и женщина в одеждах незнатной горожанки.
— В вашем стане есть женщины? — удивилась Ишмерай.
— Это все наш Дамрол, — расхохотался Амиль. — У него такие нежные черты лица, что он часто переодевается в дам и справляется со своей ролью превосходно.
Но Ишмерай не хотелось смеяться. Ей хотелось плакать. Сердце ее стонало и выло, а грудь сдавливало страшное чувство.
Около семи десятков стражников оцепили площадь. Они сделали живой коридор для телеги, медленно катящейся к месту
