— А это, — я обвела выразительным взглядом красивую, романтическую обстановку на террасе, — способ пустить пыль в глаза?
Конспирация конспирацией, однако от шпильки я не удержалась. Да и, в конце концов, учёные тоже могут быть с характером.
— Не знаю, — покачал головой Уилфорт, разглядывая меня с нескрываемым интересом. Будто это во мне, а не в его мотивах, таилась неизвестность. — В последнее время в моей жизни происходят столь странные события, что я ни что уже не поручусь.
Незначительный шум около выхода на террасу лишил меня необходимости придумывать уместную реакцию на такие слова. Вскоре к нашему столу быстрым шагом приблизился секретарь моего сотрапезника, тот самый Джой.
— Лорд Уилфорт, я чрезвычайно сожалею, но прибыл курьер с депешей из королевского дворца, — извиняющимся тоном сообщил он.
Уилфорт обречённо усмехнулся.
— Ну вот и всё, — обратился ко мне он. — Пыль в глаза закончилась. Ешьте, отдыхайте, наслаждайтесь тишиной. Мне же пора вернуться к работе.
Оставшись одна, я хмуро откинулась на спинку стула. Теперь недопитый бокал напротив был вполне досягаем. Приходилось признать неоспоримый факт: отравительница из меня никудышная.
Я дождалась двух часов ночи. В это время шансы случайно повстречать кого‑нибудь в коридоре были значительно ниже, чем в более традиционную полночь. Где именно можно было с высокой вероятностью натолкнуться на стражу, я к этому времени неплохо себе представляла. Но в самом крайнем случае была готова объяснить свои блуждания по дворцу бессонницей.
Я не взяла с собой ничего из вещей, не считая нескольких мелочей, полезных в моей работе. Даже плащ захватывать не стала. Так что ничто в моём виде не указывало на намерение покинуть дворец. Ни сумок, ни вещевых мешков. Просто приличное платье и кожаные полусапожки. Без каблуков и с очень мягкой подошвой, совершенно не защищающей от сырости, зато позволяющей бесшумно передвигаться по полу и коврам.
Кабинет Уилфорта заперт — он всегда запирается на ночь, — но для меня этот замок — пара пустяков. Один из тех самых полезных в работе предметов, несколько движений — и замок не взломан, а именно открыт, так что впоследствии никто даже не заподозрит неладное. Если, конечно, сейчас всё пройдёт как надо.
На поиски тайника времени не ушло вовсе: место я приметила в свой предыдущий визит. Углубление в стене за гобеленом, стандартный приём. Замок посложнее, но минут за десять я справилась и с ним. Правда, открыв дверцу и вытащив наружу содержимое, чуть не застонала. Здесь была не просто тонкая стопка документов. Вернее, документов как раз было всего несколько штук, но кроме того имелись целых две исписанных тетради! А ведь Брайана в первую очередь интересовали именно записи.
В итоге я всё‑таки позволила себе сесть за стол, хотя обычно предпочитала при подобных обстоятельствах этого не делать, равно как и вообще не касаться ничего лишнего. И принялась просматривать страницы, одну за другой. Точнее, даже не просматривать, а просто бросать взгляд. Текст, перелистнуть страницу, ещё текст, опять перелистнуть. Продолжалось это долго. Я мельком замечала, что одни страницы исписаны сверху донизу, а на других лишь нарисована небольшая диаграмма, либо приводится, к примеру, список из трёх пунктов. На одних почерк аккуратный, как следует выведена каждая буква, а на других — беглый, будто хозяин тетради очень торопился записать пришедшую в голову мысль. Я также отметила и то, что слова 'тёмные' и 'масть' стали регулярно встречаться в конце первой тетради и часть повторялись во второй. Но в смысл я не вдавалась, поскольку это непременно отразилось бы на скорости.
Закончив, поднялась из‑за стола, постаралась поставить стул точно так же, как он стоял раньше, и вернула все бумаги на место в прежнем порядке. Ещё чуть — чуть помедлила: соблазн на этом закончить и покинуть замок был велик. Всё же пересилив себя, я направилась не к выходу в коридор, а к другой двери. Той, через которую можно было попасть в личные покои Уилфорта.
Собственно, можно сказать, что кабинет являлся частью этих покоев. Последней в череде этих комнат, наиболее приближённой к общественным помещениям. Дальше шла маленькая личная гостиная. Ведущая туда дверь тоже была заперта (точнее сказать, это кабинет был заперт со всех сторон), но замок был чисто символическим и поддался очень легко. Полусапожки на плоской подошве бесшумно ступали по коврам. От комнаты к комнате, от двери к двери. Здесь было пусто, тихо и темно, и больше ни одна дверь не оказалась запертой. В том числе и дверь в спальню.
Последняя и вовсе была открыта. Какое‑то время я стояла на пороге, оглядывая комнату глазами, которые успели привыкнуть к скудному освещению. Окно, ковёр, камин, прикроватный столик…. Уилфорт здесь, и он, как я и ожидала, спит. В кровати, настолько большой, что в ней, должно быть, неуютно лежать одному. Я запоздало понимаю, как мне повезло, что рядом с ним не лежит какая‑нибудь женщина. А ведь такой вариант был вполне возможен, и что бы я делала тогда?
Что делать сейчас, я представляю себе довольно неплохо. Правда, представлять себе — это одно, а выполнить — совсем другое… Но душевные метания теперь неуместны. Поэтому я бесшумно приближаюсь к кровати, одновременно извлекая спрятанный под одеждой кинжал. Подхожу к Уилфорту. Поднимаю оружие, стараясь не думать о том, как беззащитно выглядит спящий человек. Лучше думать о шестерых мальчиках и о тех тысячах тёмных, что пострадают, если этот человек проснётся.
Уилфорт будто что‑то почувствовал, зашевелился во сне. При этом одеяло соскользнуло, обнажая плечо. Он спал без рубашки. И я застыла, всё в той же позе, с занесённым над мужчиной оружием, не в силах двинуться с места. Я хорошо помнила эту рану, я сама тщательно её обрабатывала. Да, она хорошо заживала, и это уже была скорее не рана, а шрам, но сути это не меняло: я всё равно отлично её помнила… И не понимала, что делать дальше. Лишь точно знала одно: ударить кинжалом Сэнда я точно не смогу.
За собственную растерянность вскоре пришлось распроститься. В подобных ситуациях нерешительность недопустима. Уилфорт внезапно рванулся вверх и схватил за запястье руку, в которой я держала кинжал. Мы начали бороться. Теперь никакой нерешительности не было; всё вновь стало понятно и недвусмысленно. Это была война, рядом со мной — враг, и моя задача — до последнего биться за свой крохотный шанс на спасение. Кинжал вскоре улетел на пол, но я продолжала отчаянно драться. Наконец, перекатившись на постели, мы застыли, тяжело дыша. Он прижимал меня своим телом к постели, одновременно удерживая руки. И в этой ситуации не было ни капли чувственности.
