— Включу сигнал бедствия, хотя в этом нет смысла — если и наткнемся на кого-то, то только на таких же бедолаг, как мы. Мы теперь парусная яхта. Такая вот ирония.
Фотонный двигатель «парус» или «зеркало» — это уже изобретение человечества, хотя в его основе тоже много чего «чужого». Мощность «зеркала» на таких яхтах, как «Каллиопа» невелика. Иногда «зеркала» взрываются. Это все, что мне известно. Не слишком оптимистично, не так ли?
На мостик поднялся Пайк.
— Господа, прошу к столу. Ужин сегодня позже обычного, учитывая все обстоятельства.
— Пайк? — Демидов приблизился к слуге и заглянул ему в глаза.
— Да, сэр. Я в курсе, сэр. Система передала мне отчет. Все будет хорошо, сэр.
— Микки, — Кир наклонился к кибер-кабу, все это время безмолвно простоявшему у лестницы. — Готов заступить на вахту?
— Да, сэр! Капитан! — пропищал Мышка.
— Теперь твои вахты с одиннадцати вечера до семи утра. Сообщай обо всех подозрительных событиях и встреченных объектах. Знаешь, юнга, — Демидов заговорщицки наклонился над кибером и прошептал, — только между нами, эта корабельная система… я ей не особо доверяю.
Микки мигнул зеленым — «приказ принят к исполнению».
Демидов пошел вниз, напевая песенку на русском.
«Мы летим, ковыляя в темноте, — с чувством перевела в голове программа-переводчик, — мы ползем на последнем оставшемся приводе. Реактор пробит, в хвостовой части пожар. Но корабль летит, используя молитву и последний привод».
— Что, все так плохо? — спросила я, на всякий случай выглядывая в иллюминатор.
— Нет, Сэм, — успокоил меня Пайк, — просто милая старинная песенка.
— Ничего себе песенка, — проворчала я, передернувшись, — прям аж до мурашек.
… — Нам придется перейти на режим экономии, — деловито сказал Демидов за ужином. — Во всем. Особенно это касается использование воды. Сэм, на тебе оранжерея. Сделай ревизию ресурсов: семяна, почвосмеси.
— Организую сбор компоста, — предложила я. — Удобрение. Теперь все огрызки — мне в ведерко.
Кир кивнул.
— Нужны дополнительные приспособления для сбора влаги в теплицах. Часть кают и отсеков отключим от подачи воздуха. Я рассчитал, — Демидов поводил пальцем в голограмме, торчащей из комфона, — кислород производится из технической воды, аквагеля хватит примерно на тридцать лет при условии многократного использования жидкости плюс синтезатор воды из водорода и диоксида углерода. Создадим замкнутый цикл. Выживем.
— Вообще-то у нас в семье все долгожители, — прокашлявшись, многозначительно сказала я. — Молчу, молчу. Я читал про одного мужика, который лет двести назад выращивал на Марсе картошку.
— Зачем? — удивился Кир. — Там, кроме военных баз, ничего нет. И снабжение у них, насколько я знаю, хорошее.
— Кажется, это было еще до… военных баз.
— Да? Но картофель — это мысль. У нас есть сублимированный порошок батата, но оставим его на крайний случай. Пока есть возможность, будем питаться овощами и белковым концентратом.
— Сэр, мы, роботы и я, при необходимости можем перейти на любые формы биологических отходов, — сказал Пайк, — достаточно отключить вкусовые рецепторы.
— Киберам все равно, старина, а ты, насколько я знаю, привык к нормальной еде. Так что оставь огрызки для Сэма. Энергию будем экономить, — задумчиво продолжил Демидов, — голоприставку с играми в кают-компании придется отключить, прости, Сэм.
— Что?! — я взвыла не понарошку.
— Шучу, — Кир лукаво мне подмигнул. — Просто поменьше ори, когда воюешь с Чужими, кислорода много потребляешь.
За ужином Демидов вел себя по-деловому бодро, даже шутил. Но ночью, когда я встала, чтобы выпить воды, увидела в открытую дверь, как он мечется по своей каюте. Он заметил меня, поманил внутрь.
— С тех пор, как мы застряли, все время хочу пить, — виновато призналась я. — У меня всегда так — вечно хочу именно того, что нужно экономить.
— Пей, сколько влезет, — улыбнулся Кир. — Прогноз очень хороший. Даже если не выйдем к полю, проживем долгую и относительно спокойную жизнь.
Голографическая панель за его спиной была включена. Я невольно уставилась на экран. Среди густой травы цвета сепии бежала девочка лет семи. Длинные волосы, большие глаза, яркие, блестящие, словно вишни. Картинки сменялись. Та же девочка, ей лет десять — плещется в воде, кидая в наблюдающего за ней пригоршни воды. И опять она, уже одиннадцати-двенадцатилетняя, среди людей, сидит на стуле, грустная, встревоженная, у ног большая сумка. Космодром?
— Это моя сестра, — сказал Кир, тоже глядя на экран, — я сохранил свои воспоминания — все, что у меня осталось… о ней.
— Что с ней случилось?
— Она погибла шестнадцать лет назад.
— Как ее звали?
— Я не помню.
— Ну… тогда… — я смутилась.
— Я расскажу. Позже. Нам тут всем понадобится максимум искренности.
— Верно, — я поежилась, чувствуя давление латексного корсета так сильно, как никогда раньше.
— Садись, Сэм. Ты хотел увидеть театры и музеи Земли. Я покажу тебе все, что помню.
Он показывал и рассказывал. Я сидела в кресле чуть позади дивана, на котором полулежа расположился Кир, и большей частью смотрела на него, а не на экран. Это был прекрасный вечер, и его не омрачил даже бесконечный космос и развернутая над пультом пустая карта без спиралек торс-полей.
Глава 10
— Кир, я девушка. Я не Самуэль, я Саманта… Нет, не то… Дело в том, что… Теперь все по-другому, и должна сказать тебе, что на самом деле… Я не парень, и поскольку мы все равно здесь застряли, я совсем не против, чтобы… Я — девушка! Я — девушка, мать твою! Ну почему я не призналась раньше?! А-а-а-а! — я бьюсь головой о туалетный столик леди Сибиллы. — Микки, что мне теперь делать?
Кибер-каб как-то неопределенно шевелит левым ухом. Понятно.
— Я девушка, девушка я, — твержу я, глядя в зеркало над столиком. — Я не могла сказать раньше. Мне нужны были деньги. А сейчас мне ничего не нужно, потому что мы, мать твою, ползем в открытом космосе и неизвестно, доползем ли куда-либо. И потому что…
Отражение в зеркале мало способствует репетиции эпохального события, то бишь моего признания. Я уже затянула отросшие волосы сеткой и напялила паричок — старческий пух на розовенькой основе. На пух пошли белые лохмы от диванной подушки из гостевой каюты, наверное, кто-то из девушек Кира забыл на яхте это воплощение арт-деко.
Ладно, сосредоточимся на текущем моменте. Одной рукой я осторожно распыляю на кожу под глаза тонкий слой грима, пальцами другой быстро формирую сеточку морщин. Та же основа делает блеклыми ресницы и брови. Над глазами тонкие ниточки черным карандашом — раз выпали волосенки, то и от бровок мало что осталось. Складки у рта подчеркнуты театральными тенями. Губки — куриная гузка, но помада — «звездный коралл», самый яркий цвет из коллекции Сибиллы. В сто лет жизнь только начинается, поэтому никаких там «скромных, пастельных». Пигментные пятна — бабуля недавно побывала на курорте, а зря — не все звезды одинаково полезны, ультрафиолет он и в космосе ультрафиолет, однако для старческой пигментации беру самую маленькую кисточку — современные салоны красоты творят чудеса. Отвисший подбородок, дряблая шея — все это театральный латекс, благо у меня его навалом. Замечательно! Теперь тело персонажа. Вот и ситцевое платье пригодилось. Оно висит на мне мешком, я опять похудела, но не от недоедания — Кир гоняет меня на тренажерах, и я подчиняюсь: ничто так не сводит с ума как бездействие, лень и скука в замкнутом пространстве. Вместо грудей — обвисшие мешочки прямо поверх моей «кольчуги», дряблые куски кожи у локтей.
Бабушке лет сто двадцать, поэтому — тросточка, тоже из 3D-принтера, хрупкая, как все, что сделано из переработанного пластика, опираться особо не будем. На ногах — кожаные шлепанцы Пайка, он пока не знает, думаю, ругаться не будет, наш циклон всегда за то, чтобы душевное здоровье мистера Демидова поддерживалось моими шалостями.
