ней. Мне больно смотреть на диван, на котором мы спали в обнимку под одним одеялом. Но со временем… со временем её запах выветрится.
Мне остаётся плыть дальше по реке, которая всегда стремится вперёд. Течение будет уносить мой разбитый плот дальше, а я буду с тоской оглядываться на провожающую Арину. Буду смотреть на дорогое моему сердцу лицо, которое неумолимо отдаляется от меня и становится еле различимым. Она тоже будет смотреть на меня с грустью, тоской и печалью, провожая в далёкое приключение под названием «жизнь». Мне не отплыть назад в прошлое, чтобы взять её с собой. Она навсегда останется стоять там одна, в безмолвном одиночестве на старом мостике. А меня будет уносить прочь, пока я не перестану различать её лицо, веснушки, глаза, огненно-рыжие волосы, в которых больше не будут плясать солнечные блики. Там, где она теперь, не светит солнце.
Она ничего не говорит. А что она может сказать? Что ей стыдно? Что она не хотела оставаться там одна, что поступила бы иначе, зная все наперёд? Машина времени? Нет. Сделанного не изменить, после смерти к жизни никто ещё не возвращался.
Как бы мне не было обидно и грустно, я не могу на неё сердиться. Больше не могу. Да и признаться честно, не хочу. С ней мне было хорошо. Её мне заменить никому. С Ариной я забыл про одиночество. Забыл, каково это быть в толпе и всё равно оставаться одному. С ней мне было хорошо. Но всё не должно было так заканчиваться. Она должна была приехать через пару дней. Мы снова должны были плыть в потоке страсти, слившись в единое целое днями и ночами напролёт, должны были спать на этом скрипучем диване, укрывшись одним одеялом. Должны были быть вместе. Я ведь даже позволял себе мысли о нашем совместном будущем. О том, какая бы вышла из нас семейная пара. Смешное было бы зрелище, ведь Арина из тех людей, что не представишь в фартучке на кухне, порхающей перед плитой. Скорее всего, мы заказывали бы еду на дом и, обнявшись, сидели перед телевизором, смотря очередную серию какого-нибудь сериала. А с утра мы вставали бы на работу с синяками под глазами, уже переключив будильник около десяти раз, и с чашками быстро приготовленного кофе, как зомби шли бы на балкон, чтобы покурить в нашей небольшой квартирке. Я подбрасывал бы её на работу, забирал её вечером. По пятницам мы с друзьями ходили бы в бар, а в субботу просыпались далеко за полдень. И снова еда на дом и сериалы до полуночи, пока у нас не появятся силы для чего-то другого. В воскресенье либо сериал, либо плановая генеральная уборка, с походом за продуктами в супермаркет.
Но теперь это так и останется в моей голове.
Наша история закончилась. Тот, кто когда либо терял близкого человека, поймёт меня. Теперь я вынужден один плыть на плоту дальше, а она так и останется стоять там позади одна. Навсегда в полном одиночестве, пока я не перестану различать её далекий силуэт. А потом она пропадёт, оставив после себя холодную могильную плиту с какой-нибудь фотографией, которую она ни за что бы себе не выбрала.
Ночи стали неимоверно длинными. Дни были холодными и короткими. В такие времена, зимой, одиночество схватывает нас подобно стальным клещам сильнее, чем когда-либо. Солнце стало меньше. В моей жизни оно погасло. Погасло ещё в ноябре позапрошлого года. Сейчас я вижу в огромной звезде, в центре нашей системы, всего лишь источник света, но не тепла.
Укутавшись в свою аляску и задрав шарф как можно выше, я брёл на встречу со своими друзьями по музыкальной группе, чтобы обсудить очередную песню, которую мы собирались играть на предстоящем новогоднем вечере в универе. В ушах играла одна из моих любимых песен Металлики «Fade to black». Она давно стала своеобразным гимном моего депрессивного состояния.
На улице стоит настолько крепкий мороз, что с трудом спасает мегатёплая аляска, что уж говорить о преимуществах моего организма над обычным. Но не смотря на этот собачий мороз, нам ничего не остаётся, как продолжать жить. У нас в России люди любят жаловаться на холодные зимы и излишне жаркое лето. Не раз слышал от своих знакомых жалобы на погоду, но интересно, где же для нас та самая золотая середина, когда после февраля можно сразу выпрыгивать из шубы в ветровку? За все время, прожитое нами на этой Земле, стоило бы уже привыкнуть к нашим климатическим условиям.
Я не сторонник огромных шумных городов, но у них есть большое преимущество перед маленькими провинциальными городками – большое население. Да, большое население. Когда ты одинок и тебе тоскливо, простая прогулка по оживленной улице помогает немного отвлечься от своего одиночества. Ты видишь вокруг себя людей и вроде даже понимаешь, что ты не одинок. Пытаешься представить себе жизнь этих людей вокруг тебя, придумать их биографии. Это отвлекает. Но, боюсь, это не всегда помогает. Иногда от этой толпы, которая не знает о тебе ничего и даже не задумывается кто ты такой, становится ещё тоскливее и тяжелее. Тяжелее чувствовать свободу. Толпа помогает, как наркотик. Тебе легче на какое-то время, а потом на тебя снова накатывает. И ты опять бредёшь в многолюдные места, ходишь с друзьями в бар, пытаешься вытащить свою компанию куда-то в вечер пятницы или субботы, но на утро ты остаёшься один с большой дырой в груди, один на один со своими мыслями и своим одиночеством. Снова нужен этот наркотик в виде общества. Снова ищешь что-то, что может тебя отвлечь. Погружаешься в просмотр фильмов. Вот это идеальное забвение. Тебе даже не приходится вставать с постели, чтобы развлечь себя. От компьютерных игр я начал постепенно уставать, а вот включил на ноуте какой-нибудь фильм и в путь-дорогу. Но, как вы это понимаете, разве это настоящая жизнь? Сериалы, фильмы, какие-либо снеки и пиво. Так в основном проходили мои вечера в этом городе, как только я переехал в эту квартиру на первом курсе. В целом, неплохо. Но как-то совсем не так я представлял себе студенческую эпоху своей жизни.
Жаловаться, конечно, особенно не на что, ведь большая часть моей здешней компании именно так проводила свободное время. Впустую. Благо, моя Света тоже училась в этом городе и время от времени мы гуляем по Икеа, представляя, что это наша с ней квартира обставлена на первоклассном
