мной. Они всегда заканчивались именно этим. Секс, наркотики и рок-н-ролл. Наслаждение, страсть и свобода. Мы были свободны, и этого у нас тогда не мог отнять никто. Арина была подобна огромному костру или пожару, который не остановить ничем. И она была моей и только моей.
Нас не останавливали ни дожди, ни зной, ни грозы. Мы стали одержимы друг другом, пока ночи не стали холоднее, а солнце не начало уходить за горизонт намного раньше. Дыхание осени будто принесло нам пробуждение от этого сна. Мы будто проснулись после потрясающего сна, будто окрылённые очутились на земле. Мы пытались взлетать, но у нас не получалось. Мы пытались поймать поток страсти, но он куда-то исчез, оставив нас одних с приближающейся осенью и осознанием, что нас снова разлучит обыденность. Наши прежние обряды, танцы и полёты останутся лишь воспоминаниями и пикселями в телефоне, которые мы будем пересматривать, находясь далеко друг от друга.
В двадцатых числах августа мы разъехались. Она уехала к себе, чтобы подготовиться к учебному году, я остался ещё на пару дней в Красной Звезде и позже тоже уехал. Вот и закончилось самое потрясающее в моей жизни лето. Я даже не мог представить, что такое бывает. Даже подумать не мог, что наслаждение и страсть настолько осязаемы. А потом я понял фразу, что за любое счастье нужно платить. И, видимо, моё счастье было настолько велико, что плата была неимоверно высока. Невообразимо и беспощадно велика.
Всё закончилось. Закончилась наша история, оставив за собой множество невыполненных планов, невысказанных слов, тысячи приключений и обрядов. Будто кто-то просто нажал на паузу. Но в этот раз продолжения уже не будет. По крайней мере, не с нами. Уже не с нами в главных ролях. История закончилась. Я потерян. А её просто не стало.
Когда я узнал эту ужасную новость, я не мог поверить своим ушам. У меня не было дикой вспышки эмоций, я не метался из угла в угол, проклиная всё и вся. Я просто продолжил подбирать аккорды для новой песни. Продолжал поиски идеальной последовательности звуков на своей гитаре, ожидая увидеть её, когда закончится этот день.
В какой-то момент мне стало смешно, будто кто-то только что рассказал мне шутку. Просто смешно. Но то была далеко не неудачная шутка. Потом я буду молиться, чтобы это была чья-то дурацкая шутка.
Я засмеялся. Пальцы стали бегать по струнам, издавая дикие звуки, мало похожие на музыку, пока я просто не заорал. Орал я громко. А они продолжали мне рассказывать, как это произошло, будто не видя и не слыша меня. Я не хотел их слушать, не хотел признавать этой правды. Я кричал, отказывался от этой правды, пока не понял, что замер и не издаю никаких звуков. Буря была внутри меня, а снаружи полное безразличие, поэтому они и продолжали мне рассказывать, как это с ней произошло.
Меня ударило в жар. Мысли вдруг переключились на другую тему. Хаотично. Быстро и без разбора. Я думал о том, что нужно купить продукты на все каникулы, что нужно скинуть свои идеи Булату, может быть, он предложит что-то своё для новой песни. Думал, что нужно позвонить ей и спросить, правда ли это. Правда ли, что она разбилась насмерть.
Насмерть. Она. Моя Арина.
Вот так всё закончилось. Закончилась наша история. А потом я просто упал на плечо Светы и зарыдал.
– Пожалуйста, не надо, – говорил я. – Зачем так со мной.
Света произносила только моё имя и гладила меня по голове, пока я становился слабее и беспомощнее. Вскоре к ней присоединились и остальные. Они ничего не говорили, просто обняли меня со всех сторон. Но мне хотелось быть сейчас одному. Быть с ней. Теперь это одно и тоже.
– Ты не любила её! – заорал я, глядя в испуганные глаза Светы. – Ты, должно быть, рада этому! Ты не имеешь никакого права произносить её имени. Лицемерка.
– Елизар, что ты говоришь? – оцепенела от моих слов Света.
– Ты всячески упрекала её! Она была хорошей. Наверное, сейчас ты рада, что её не стало.
– Елизар, пожалуйста, не говори так. Ты не прав! – через слёзы закричала Света и закрыла лицо руками.
Сейчас мне трудно вспоминать то утро, трудно воспроизвести те эмоции. Мозг просто-напросто заблокировал доступ к этим воспоминаниям, защищая меня от той боли. Защищая меня, но даже не спрашивая меня, хочу ли я защититься от этого. А я не хочу защищать себя от той бури, от того всепоглощающего смерча гнева и обиды. Я хотел чувствовать эту боль. Но наш мозг единственный, как ему кажется, кто может нас спасти.
Позже я винил Арину во всём. Винил её в том, что она оставила меня абсолютно одного, винил Арину в её беспечности и халатности, винил её в эгоизме, в её смерти. Я проклинал её имя, швыряя в стену всё, что попадётся мне под руку, наслаждаясь разлетающимися осколками. Я кричал на стену, пытаясь хоть как-то заглушить боль. Но мне ничего не помогало. Казалось, будто в мою плоть вонзили иглу, но я не могу её найти, тщетно шаря там, где её нет. Я пытаюсь найти выход, но никак не могу. Ничто не помогает. Абсолютно.
Меня разрывает обида на эту несправедливость. Почему я? Почему это случилось именно со мной? Почему у меня всё должны отбирать? Почему в моей жизни нет места обычному человеческому счастью? Сначала мама, теперь Арина. Это несправедливо по отношению ко мне. Нечестно. Нечестно.
Силы покинули меня, и я просто бросился на стену, пытаясь сделать себе физически так же больно, как душевно. Не помогло. Просто сполз по стене, захлёбываясь от обиды в своих слезах. Арина, как она могла так поступить? Как она могла быть такой беспечной? Почему она оставила меня одного? Она же знала, как я в ней нуждаюсь. Она же говорила, что любит меня, но она лгала! Думала только о себе! Всегда думала только о себе, действовала в своих интересах. А к чему все это привело? Я же говорил ей быть осторожнее, но она не слушала меня, считала себя самой умной и способной о себе позаботиться. Сука! Сука! И к чему её способность заботиться о себе привела? Я теперь один. Совсем один! Не верю. Не верю, что она умерла.
Я набираю её номер на телефоне и жду гудков. Но гудков нет. Абонент находится вне зоны действия сети. Ещё раз. То же самое.
