И он схватил ее сзади за плечи, рывком развернул к себе и поцеловал так, что губы засаднило. Алана оттолкнула его и тут же пожалела: снова на его лице проступила та самая холодная усмешка.
«Я не он, да?» — услышала она прежде, чем погрузиться в тишину.
Больше Келлан не говорил с ней.
* * *
Тропинка сменилась едва видным просветом в траве, а после и этот просвет исчез. Солнце бесстрастно плыло по небу. Алана шагала вперед, а за ней по пятам следовал Келлан. Невидимый тоннель все так же удерживал девушку, и она то и дело натыкалась на него, пытаясь обогнуть большие кусты пожухлой травы или цепкие лапы молодых елей. Стены мерцали от нее на расстоянии полушага. Алане было душно, ветер не проникал сквозь невидимую преграду, не было слышно запахов, и даже звуки казались приглушенными. Тут, среди травы и деревьев, под ясным голубым небом и среди пения птиц, Алана ощущала себя бредущей по пещерному лазу где-то глубоко под землей.
Иногда Келлан выходил вперед и знаком приказывал ей остановиться, и Алана спиной прислонялась к воздушной стене и наблюдала, как он делает что-то с путем. Келлан творил заклинания молча, и только под руками его вспыхивали и исчезали призрачные формы, складывавшиеся в арки. Алане очень хотелось подпрыгнуть и коснуться кончиками пальцев едва мерцающего полотна, но под тяжелым взглядом Келлана она лишь пригибалась, проходя под призрачными сводами.
.
Алана очнулась вечером. Будто проснувшись, вздрогнула от внезапного осознания: еще секунду назад она наклонилась, чтобы точно не дотронуться до заговора, и солнце светило очень ярко, а теперь розовая закатная полоса тлела где-то за деревьями. Холодный ужас окатил ее с ног до головы, когда она поняла, что не помнит, как именно шла вперед все эти долгие часы, будто какой-то клинок ударил в солнечное сплетение, и растекшийся по всему телу страх абсолютно ее обездвижил. Алана осела в траву, пытаясь вспомнить хоть что-то — и не смогла.
— Ч-что? — прошептала она, осматривая свои исцарапанные ноги, растирая закоченевшие руки, касаясь будто онемевшего лица. — Что ты сделал? Что?!
— Ты была очень громкой, и я приглушил тебя, — последовал ответ.
— Да как же ты… — Она задохнулась, не закончив фразу, и согнулась пополам во внезапном спазме рыдания.
— Мы почти пришли. Дальше я не смогу вести тебя как прежде.
— Вести меня как? — переспросила Алана. — Как марионетку?
— Если хочешь передохнуть, давай передохнем, — сказал Келлан, присаживаясь рядом с ней. — Попей. Ты, наверно, хочешь пить.
Алана посмотрела на прозрачную сферу с чистой водой. Губы слипались от жажды, но куда сильнее хотелось выбить сферу из его рук. Вместо этого она сделала несколько больших глотков, смаргивая слезы. Ледяная вода сковала ее горло, но язык теперь не был таким распухшим и шершавым. Она что, шла с открытым ртом, как собака?!
Алану передернуло. Значит, Келлан мог заставить ее… да что угодно, и она бы не вспомнила, что он приказал ей сделать. Что угодно.
— Ты отдохнул от моего мысленного ора? — не удержалась она. — Что дальше?
— Отдохнул, — согласился Келлан. — Почему не смотришь на меня? Что ты опять скрываешь?
— Я не скрываю ничего, — проговорила Алана, борясь с дрожью. — Ты же можешь услышать. И я смотрю на тебя.
Келлан все так же не сводил с нее своих зеленых как лесная чаща глаз — любящих, яростных и отчаянных одновременно.
Алана почти ненавидела эти глаза в тот миг, когда поняла, что сделал с ней Келлан. Алане впервые захотелось, чтобы он потерял сознание, чтобы упал и остался лежать на траве, и чтобы она просто смогла уйти вперед, забыв об этом кошмаре. Образ был таким притягательным и приятным, что Алана удивилась, почему Келлан не ударил ее, и тут же получила ответ на невысказанный вопрос.
— Я больше не могу услышать, о чем ты думаешь, тут все уже иначе, — усмехнулся Келлан. — Воспользуешься этим?
Будто держащие ее грудь клещи разжались. Алана не стала уточнять, что изменилось. Вместо этого она, давя отчаяние и бешенство в груди, сжала виски руками.
— Если ты сделаешь это еще раз, я не прощу тебя, Келлан, — сказала она прямо ему в лицо, надеясь, что он услышит. — Никогда. В каком бы состоянии ты ни был.
— И что же ты сделаешь? — спросил Келлан, поднимаясь. — Мы совсем рядом. Скоро ты все забудешь.
«…когда ты позовешь меня, я услышу».
.
Каким же счастьем было просто мыслить!
Как же ей хотелось его позвать!
Если Келлан поймет, за чьей помощью она готова обратиться, то убьет ее, и даже если черный герцог не шутил, и даже если он попытается помочь, то просто не успеет: Келлан был здесь, на расстоянии вытянутой руки, а Даор Карион, судя по тому, что рассказывал Келлан, не мог воспользоваться порталом. Да и разве существовали такие заговоры, чтобы он услышал ее на подобном расстоянии?
Алана несколько секунд обдумывала, что могло бы произойти, если бы черный герцог появился рядом с ними. Смущаясь, она вспомнила, как охотно он объявил, что она под его защитой — и как между ним и Келланом дрожал от напряжения воздух. И разлившегося кровью мужчину, занесшего руку… Нет, даже сейчас она бы не позвала его. «Даор Карион мог бы просто убить Келлана, раз уж никто в Приюте не узнает об этом, — со страхом поняла она. — Что бы Келлан ни сделал в своем помутнении, если я стану причиной его смерти, то никогда не прощу себя».
.
Теперь Келлан шел впереди, прямо сквозь голые ветви, будто мог видеть в темноте. Холодное предрассветное время, черное, как изначальная тьма, окутывало их. Будто воздушного коридора было мало, Келлан последний час крепко держал Алану за левую руку, и как она ни дергала запястье, делая вид, что просто поскальзывается, его жесткие как тиски пальцы все никак не ослабляли хватку. Кустарники цеплялись за ее юбку, царапали ноги, а углубления в уже неживом мшистом покрове то и дело ловили ступни, так, что она боялась вывихнуть лодыжку. Тканые туфли совсем промокли, и пальцы ног заледенели, несмотря на быстрый шаг. Алана старалась подгибать их при каждом движении стопы, чтобы прогонять кровь, но последний час не помогало и это.
Келлан больше не замечал, что ей холодно. Он не укутывал ее в шаль, как когда-то в другой жизни, он не помогал ей перебраться через поваленные стволы, как еще утром — лишь угрюмо шел вперед, изредка прямо на ходу творя безмолвные заговоры, не оборачиваясь, ведя ее за собой с какой-то мрачной решимостью. Келлан больше не замечал, что ей больно, что она вскрикивает, пробираясь через заросли можжевельника и путаясь в остролисте, что спотыкается, что дыхание ее давно сбилось. Келлан не уставал, шипы не оставляли на нем следов. И Келлан, конечно, не слышал обращенной к нему мольбы, как не слышал и просьбы передохнуть. Алана вообще сомневалась, что Келлан понимает, что происходит. Вперед его гнало безумие.
— Если ты не объяснишь мне, куда меня тащишь, я позову черного герцога!
Это были запретные слова, Алана знала это. Ей было почти плевать на последствия, настолько хотелось прервать бессмысленный бег и остановить Келлана — хоть ревностью, хоть яростью. Она рванула руку так, что кожу на запястье обожгло, а сустав заныл.
И Келлан остановился.
В темноте она почти не разглядела его лица — лишь повернувшееся к ней белое пятно с черными провалами глаз. Келлан сделал шаг, сокращая расстояние между ними, и Алана поняла, что сейчас произойдет что-то немыслимое. Она снова попыталась освободиться, раздался тихий хруст, и Алана вскрикнула от резкой боли, пронзившей ладонь и пальцы.
— Зови. — Его голос был похож на опускающуюся могильную плиту.
— Келлан… — Алана собрала остатки решимости и подошла к нему вплотную, а потом свободную правую руку положила ему на грудь. — Я люблю тебя, — выдавила она из себя, и не успели эти слова сорваться с ее губ, как Ална поняла, какой ошибкой они были.
— Врешь, — будто ударил ее наотмашь Келлан. — Но это не важно. Позови его, чтобы увидеть, что никто не придет.
