не простит, если я стану повинной в еще больших увечьях ее дяди.
С тоской смотрю на дом, ведь тут его не оставишь, слишком много внимания привлечет днем. Окно из подсобки таверны выходит на мою сторону, работники, конечно, любят свою хозяйку, но не до такой степени, чтобы покрывать перед законом.
Выдыхаю и хватаюсь снова за ноги графа. Делать нечего, нужно тащить.
– Я помогу, – раздается сзади голос девочки. – Все нормально, я посмотрела в окно. Никого вокруг нет.
Она обхватывает меня сзади, и так тащим ее дядю по траве. К счастью, за овечками регулярно подчищается участок, а не то Оскар рискнул бы очнуться раньше времени от неприятных ощущений и специфического запаха.
Мэрилин хоть и маленькая, однако с ней становится легче. Всего полчаса, и Оскар внутри дома, нам даже удается закрыть дверь и тщательно запереться.
– Все, дальше я его не понесу, – сажусь прямо на пол и прислоняюсь к стене, – не могу.
– Я тоже устала, – отвечает девочка.
– Сейчас, немного отдышусь, принесу ему подушку и одеяло, чтобы не застудился на полу.
– Еще веревки захвати, свяжем его до выяснения обстоятельств, – произносит Мэрилин невинным голосом.
И тут я понимаю, что злодей среди нас совсем не я.
Ночь проходит быстро. Укладываю Мэрилин, следом едва касаюсь собственную подушку головой, как сон мгновенно вступает в свои права. К счастью, подсознание не подкидывает сновидения, бережет мое душевное состояние. Представляю, сколько гадости могло бы мне присниться после дня и особенно вечера.
– Мэри, поднимайся, птички уже поют. Солнце светит, мне не спится, – раздается у меня над ухом голос Мэрилин.
– Занавеси закрыла бы и еще отдохнула, – невнятно произношу и переворачиваюсь на другой бок.
Ничто не сможет отвлечь меня от сна. Немного света совсем не помеха. Уже практически снова проваливаюсь в дрему, как над ухом опять навязчивый голос.
– Я не дотягиваюсь. Открыть получилось вчера, когда выглядывала за тобой в окно, а обратно никак.
– Ничего, бывает, – отмахиваюсь от девочки, – ложись рядом, повернись ко мне и нормально.
– Нет. Не хочу! Хочу есть. И надо посмотреть, как там дядя. Ты его очень слабо связала, плохо сделала дело, – произносит строго Мэрилин.
Ох, Оскар ведь еще. Это действительно весомый повод для того, чтобы подняться.
– Если бы я его связала так, как хотела ты, у него бы нарушился кровоток, и распухли ноги и руки к утру, – произношу, садясь на кровати. – Гуманнее было бы оставить его лежать на траве.
– А так он мог сбежать, – качает головой Мэрилин.
– Сходила бы сама и проверила, вместо того, чтобы мешать мне спать.
– Я ребенок! Должна быть осторожной! – всплескивает руками девочка.
Качаю головой. Ребенок, предложивший связать собственного дядю. Кажется, я совсем не разбираюсь в детях.
– Ладно, все, хватит, – морщусь. – Я к Оскару, заодно и позавтракаем.
Добредаю до места, где мы вчера оставили Уильямсона, он даже перевернулся ночью во сне. Значит, жив и относительно здоров. Это радует.
– Как он? Дышит? – сзади подкрадывается Мэрилин.
– Как видишь, – спокойно отвечаю. – Разбудить бы его и переместить на диван. Одеяло у меня, конечно, прекрасное, но не панацея, – кладу руку Оскару на плечо, намереваясь его растормошить.
– Нет! – чуть ли не визжит Мэрилин. – Зачем? Мы ведь еще не разобрались, на чьей он стороне!
– Если он очнется связанным на полу на дверном коврике, то точно примет не нашу сторону, независимо от того, какая была изначально, – произношу очевидное.
– Тогда его надо на диван. Позавтракаем рядом и поставим ему угощение. Дядя проснется и поймет, что мы хорошие, – выдает «гениальное» предложение Мэрилин. – Но веревки пока оставь.
– У тебя какая–то нездоровая тяга к веревкам, ты знаешь? – качаю головой и думаю, как бы половчее подхватить Оскара. – Давай я под руки, а ты за ноги. На мне будет основной вес.
Здесь, к счастью, Мэрилин не спорит, и мы справляемся довольно быстро. Мои мышцы после вчерашнего ноют, но стали как будто бы выносливее. А Уильямсон так и не приходит в себя, и это начинает беспокоить. Только его методично вздымающаяся грудь успокаивает меня. Надеюсь, он будет без сознания не два дня, как однажды пошутил лично со мной охранный артефакт.
– Идем, поможешь мне собрать на стол. Мы вдвоем, прислуги нет, – даю указания Мэрилин.
– Да я все сама могу, – задирает нос девочка, а я лишь тихонько усмехаюсь.
Заканчиваем завтрак, а Оскар все сидит с закрытыми глазами. Что с ним делать–то?
Мэрилин отрезает себе сыр десертным ножом и тоже наблюдает за своим дядей.
– Я знаю, надо ему что–то сильно пахнущее под нос! – выдает девочка, берет этот самый кусочек сыра и подходит к Оскару, так и не положив ножик на стол.
Наблюдаю за развернувшимся представлением, слегка приподняв бровь. А ребёнок тем временем уже прикладывает сыр к обеим ноздрям Уильямсона, но тот не реагирует. Тогда она усиливает напор и с силой надавливает.
– Дядя, просыпайся! – произносит Мэрилин недовольно. – Дядя! – чуть ли не кричит и трясет ножем в опасной близости перед лицом Оскара.
И как раз на этом действии Уильямсон открывает глаза, чихая от сыра в собственном носу.
Он смотрит на Мэрилин абсолютно диким взглядом, а она на него испуганным. Еще и этот нож, зажатый в ее руке… Решаю, что нужно срочно вмешаться.
Быстро хватаю девочку и отсаживаю подальше. Забираю у нее нож, даю в руки тарелку и кружку, пусть займет себя. А потом в растерянности смотрю на Оскара. Он молчит, и я молчу. Что с ним делать – непонятно.
– Рада, что ты проснулся, дядя, а то опасный артефакт Мэри, так ударил тебя, даже я испугалась, – произносит Мэрилин в перерывах между жеванием.
– С каких пор ты направляешь на меня свои магические штучки? – Уильямсон переводит тяжелый взгляд на меня.
Мэрилин удружила, теперь он точно будет негативно настроен.
– Я не направляю, они защищают дом. А кто может ломиться на территорию ночью, когда предположительно никого нет дома?! – тут же защищаюсь, нападая.
– Но вы здесь, – произносит очевидное Оскар.
– Да, дядя, но это понарошку, не по–настоящему, – снова вносит свою лепту Мэрилин.
Уильямсон хмурится еще сильнее.
– Послушай, я не виновата, что тебя ударило, – тяжело вздыхаю, – я даже не видела, что это ты ломишься к нам, только когда вспышка озарила пространство вокруг, тогда смогла разглядеть. И, между прочим, никто тебя не бросил лежать на траве. Мы благородно тащили тебя до самого дома, а ты тяжелый, имей ввиду! Мышцы ноют теперь.
– Да,
