как-то не хотелось, и Макс со всех ног кинулся вдогонку.
Но сколько бы братья не бежали, никак не могли приблизиться. Кроме того, что земля ходила ходуном, так ещё, казалось, будто земной пласт всё время отступает, не позволяя подобраться слишком близко.
А затем землю вокруг Макса и Дамира тряхнуло так, что они едва устояли на ногах, замерли и вдруг потеряли из виду девушку и пса. Глянули вдаль. Нет больше стычки, лишь неведомо откуда выросла стена камня и скрыла бой. Братья разинули рты, и было ринулись туда, но земля под ногами снова затряслась, стала проваливаться.
Макс успел отпрыгнуть на более устойчивое место, а вот Дамир утопал в почве и проваливался вместе с ней. Возникла пропасть и забрала брата.
— Дамииир! — Закричал Макс и подбежал к яме, забыв о девушке и псе.
Брат свисал над пропастью, удерживаясь за какие-то кусты, травы или корни.
Макс крепко схватил его за руку и потянул.
— Я держу тебя… — Сказал он брату, когда корни и кусты с треском разорвались, а земля под Максом провалилась.
Братья хватались за корни, ветки, травы, впивали пальцы в грунт, но всё рвалось, выскальзывало и рассыпалось.
Падение во тьму было недолгим. С пылью, камнями, травой. Затем последовало жёсткое приземление. Яма проглотила их. И случилась тьма.
Затем из-под земли начали раздаваться громкие удары. И вспышки света. Они сновали и швыряли Макса и Дамира из стороны в сторону, размалывая пространство. Всё утонуло в этой странной ауре, особой атмосфере, где не услышишь ни своего дыхания, ни сердцебиения. Ничего. Не увидишь и не ощупаешь. Тьма, которая полнится ощущениями кого-то другого. Чьё-то голое сознание. И эти оранжевые всполохи. Ты растворяешься. Тебя нет…
Тьма и бесчувствие были недолги. Всё началось с горла. Оно запершило, и Макс закашлял пылью в густой пронизывающей тьме. Казалось, она выедает глаза. Жмурься, не жмурься, толку ноль. Чуть позже кашель ушёл. Макс набрал побольше слюны и сплюнул зёрна грязи. Затем размялся и стал оглядываться.
— Дамир! Дамииир! — Ответа не последовало, но и гулкого эха тоже.
Значит пещерка не такая уж и большая. Макс посмотрел наверх и ничего не увидел. Отверстие исчезло. Где-то тихо осыпались камешки. Горсть земли упала прямо на лицо. Макс заморгал, сделал шаг назад и стряхнул грязь. Руки сами схватились за голову, стали ворошить и дёргать волосы. Думай, думай, думай. Но на ум ничего толкового не приходило. А затем надобность в логике попросту отпала.
Макс вдруг услышал гулкое сердцебиение. Сильнее всего оно звучало где-то впереди, но слышалось повсюду, например, в стенах, если они тут вообще были, потому что, сколько бы Макс не бродил, никак не мог на них наткнуться. Сердцебиение было под ногами и в самом воздухе, над головой, слева и справа и даже в собственной груди.
Затем появился пучок оранжевого света и всполохи рыжих молний. Воздух накалился и задрожал. Вокруг стали витать оранжевые точки. Словно кто-то накрошил солнечный хлеб. Крошки дребезжали и при каждом биении ярко вспыхивали, скапливаясь в одном месте, там, откуда исходило сердцебиение. И возникло облако, своей неясной формой напоминая сердце из оранжевых, ярко-слепящих лучей. Оно всосало всю тьму вокруг себя и почернело, зато в пещере стало светлее. Из облака донёсся голос, низкий и ровный.
— Что пробудило меня, меня воина, павшего в бою с демоном?! Меня предателя крови, богохульника, позабывшего, что есть мужество и честь… Покинутого и оставленного этим миром, где я стал его незаживающей раной, его проклятием… — Голос завыл, захрипел, застонал.
И облако вспыхнуло, сужаясь и растягиваясь, словно мешок, в который заключили все неупокоенные грешные души. В одно мгновение облако разорвалось, и вся эта чёрная масса пролилась в землю, в которой, что-то пульсировало и отстукивало жизнь.
Земля вдруг начала выкапываться изнутри. Оттуда вырвалась костлявая рука, напрочь лишённая плоти и крови. Затем вторая, а через миг вылез целый скелет.
Макс судорожно дрожал, не мог ни о чём даже поразмыслить, что-то внятно сказать или хотя бы промямлить. Зуб не попадал на зуб, он забыл обо всём на свете, о брате, семье, как ходить или дышать, спроси его имя, он бы и его не вспомнил, готовый от напряжения свалиться в обморок.
Скелет уселся в позу лотоса и начал ловить своими костлявыми руками вновь витающие крошки оранжевого света и растирать по костям. И когда он растёр свет по груди, в ней выросло и забилось сердце. Скелет задрожал и продолжил растирать крошки света, которые обращались в плоть и кровь. Вырастали органы, вены и мышцы, всё обтягивалось кожей.
И всё же это был гниющий, кровоточащий труп с язвами и струпьями. Он выл и стонал, метался, словно в агонии, а его лицо, искалеченное и изрубленное, не имело ни губ, ни щёк, ни глаз и прочих черт лица, а только месиво ран, сочащих кровью в тусклом свете пещеры.
Он рыдал. Но продолжал вылавливать крошки и растирать их. Медленно страдание сменялось чем-то другим. То яростью и отчаянием, то страхом или растерянностью, а в конце застыло на старческом облегчении. Теперь это был старик. Весь в глубоких морщинах и шрамах, хилый дряхлый старикан с седыми до плеч волосами. Он тяжело вздыхал. Глазницы, пустые и тёмные, сначала обзавелись яблоками, а затем уж зрачками. Появился нос, кривой и разбитый, и бледно-алым оттенком заблестели тонкие губы, когда язык облизнул их.
За это время Макс не шелохнулся, не дышал, не произнёс ни слова и не мог оторвать взгляда. А когда старик наконец-то поднял голову, Макс кожей ощутил его пронизывающий взгляд. Своими голубыми глазами старик глядел прямо в душу. Мог копаться в ней, словно в белье, мешать грязное с чистым. Макса всё ещё потряхивало, и только сейчас он осознал, что стоит на четвереньках с оцепеневшим разумом и омертвелым сердцем, на окоченевших руках и ногах, а его тело, лёгкое, как бумага, размокает и сыреет под взглядом чужака.
Если бы только тут был Дамир…
— Ты можешь подняться! — Произнёс низкий, хриплый голос.
И Макс, к своему удивлению, поднялся. Это было так легко и неестественно, словно не он сам, а кто-то другой поставил его на ноги.
— Подойди! — Сказал он.
И Макс повиновался. Стал подходить маленькими, неуверенными, робкими шажками, не чувствуя власти над собственным телом, ведомый чужой волей. А когда оказался на расстоянии локтя, старик схватил его за голову и стал вертеть туда-сюда, щупать лицо, волосы и уши, своими тонкими, но сильными пальцами широко раскрывать
