– Ваня! – радостно взвизгнула я, бросаясь к нему. Тюремщик удерживать меня не стал, так и стоял на месте с миской в руках, молча наблюдая. – Ванечка, родной мой, живой! Как ты?!
– Как ты? Они тебя не обижали? – одновременно со мной спросил брат, крепко стискивая в объятиях.
– Ну если не считать того, что я уже дурею со скуки, то, наверное, не обижали, – со смешком ответила я. – А ты? Зачем ты тогда на них бросился?! Балбес, у меня чуть сердце не остановилось!
– А что они… – задиристо возразил мелкий, но продолжать тему не стал. – Да ладно, бросился и бросился. Они мне вон даже физиономию этой своей гадостью помазали, так что не болело.
– Какой гадостью? – настороженно уточнила я и отстранилась, пристально разглядывая физиономию младшего.
– Ну этой своей, черной. Я сначала перепугался, думал – все, она съест мне мозг, и привет. Но мозг она, похоже, не нашла и сдохла от голода, – весело сообщил брат.
– А родителей и Василича ты видел? – с надеждой поинтересовалась я.
– Да какой там! Сижу тут один, на стенку со скуки лезу… Как ты этого уломала устроить встречу?! Они что, по-нашему понимают? Или он сам предложил?
– Они не только понимают, они еще и разговаривают, как оказалось! – Я не нашла нужным что-то скрывать. – Представляешь, он мне подсвистывать начал, когда я на скрипке играла, а потом вообще заговорил. А сегодня вот к тебе привел, когда я объяснила, что мне одной страшно и вообще очень плохо. То есть, получается, они нас по одному держали не со зла, так, что ли?
– Угу, от большого добра и из лучших побуждений, – проворчал Ванька, бросив недовольный взгляд на стоящего у стены тюремщика. Тот, кажется, потерял к нам всякий интерес. Во всяком случае, буравил пространство расфокусированным взглядом, держась при этом свободной ладонью за стену. – Что это с ним? – вполголоса уточнил младший.
– Не знаю, – честно ответила я, покосившись на неожиданно проявившего склонность к сочувствию чужака. – Они вообще какие-то странные, я до сих пор не уверена, люди они или что-то совсем другое?
– Люди или нет, а физиономии разные, – прокомментировал Иван. – А я думал – маска!
– Дети!
Наш разговор прервал радостный возглас тети Ады, и мы с братом, ошалело переглянувшись, развернулись на голос. В стене рядом зиял внушительных размеров провал, и из него выглядывала тетя, над плечом которой нависал ее муж. Мы даже до конца не успели осознать свою радость, когда из другой стены в комнату вышел Василич в сопровождении еще одной черной кляксы с человеческим лицом. Как и утверждал братец, лицо у того было совсем другим, не как у моего «меломана».
На некоторое время мы совершенно забыли, где находимся. Тишина камеры наполнилась радостными возгласами, тетя Ада, расчувствовавшись, даже заплакала, и я почти готова была последовать ее примеру. И, наверное, последовала бы, если бы не выплакалась раньше.
В этот момент меня, кажется, больше ничего не интересовало. Главное, все близкие и родные люди живы, здоровы и рядом. А остальное – мелочи.
Когда я более-менее вернула себе способность реагировать на внешние раздражители (то есть совсем внешние, находившиеся за пределами нашего маленького родственного круга), оказалось, сопровождающий остался только один – «меломан». А в стенах появилось еще два прохода, один – там, откуда привели Василича, и второй – там, откуда пришла я.
– Интересно, с чего это нам такая милость, как разрешение на свидание? – подозрительно поинтересовался Василич, озираясь. – Неделю сидели на задницах ровно, а тут вдруг оживились.
– Неделю?! – вытаращилась на него я. – Мне показалось, по меньшей мере месяц прошел!
– Неделя, чуть меньше, – подтвердил брат, постучав себя пальцем по лбу, на котором красовался не замеченный мной поначалу бик. – А это их Аленка как-то уболтать сумела, – поспешил заложить меня младший.
– Вот же настоящая женщина, – хмыкнул штурман. – Даже инопланетный мозг способна проклевать и добиться своего!
– Жень, если будешь всякие гадости говорить, мы тебя отселить попросим! – ворчливо одернула его тетя Ада, крепко обнимавшая нас с братом.
– Какие гадости?! – праведно возмутился Василич. – Я же любя, с искренним восторгом! Аленушка, расскажи нам, как ты умудрилась договориться с этими кляксами?
Я на всякий случай настороженно обернулась к тюремщику, который меня сюда привел, но он тоже когда-то успел уйти, предоставив нас самим себе. Только миска с едой обнаружилась рядом с тем местом, где он стоял. Похоже, ограничивать наши разговоры никто не собирался. Подобрав емкость – не пропадать же добру! – я приступила к подробному рассказу. Поделилась и собственными размышлениями о природе захватчиков, и всеми наблюдениями, и странностями, и даже постаралась по возможности точно пересказать все наши короткие беседы. Про свои слезы только умолчала: сейчас, когда весь дружный экипаж находился рядом, за ту истерику мне было немного стыдно. Напрашиваться на сочувствие не хотелось, а иного смысла в этой подробности я не видела.
– Подозрительные ребята – эти кляксы, – подвел итог моему рассказу Василич. – Если он когда-то знал наш язык, но умудрился его забыть, он явно имеет прямое отношение к людям. Или был когда-то человеком, или в какой-то мере остается им сейчас.
– Память недотерли? – предположил капитан.
– Не вяжется, – возразил штурман. – Если бы он один такой дефектный был, зечика бы лысого нас сейчас в кучу собрали. Устранили бы или его, или несоответствие памяти. Может, он, конечно, большая шишка или умудрился скрыть свои отклонения от товарищей, но… тоже сомнительно.
– Может, их эта черная дрянь поработила? Или они – взбунтовавшийся результат какого-то генетического эксперимента? – предположил Ванька.
– Хороший, однако, эксперимент! – Дядя с легкой улыбкой качнул головой. – Новые виды материи и способы перемещения и ничего до сих пор нигде не применяется? Вряд ли. Да и про рабство тоже сомнительная версия. Каким, интересно, образом?
– Ну, проросла в мозг и начала манипулировать. А из нас они вот такое же хотят сделать, потому и берегут! Профессора небось уже съели, не просто же так его к нам не привели. Или эти ребята на самом деле – биороботы, созданные на базе живых людей?!
– Кто-то смотрит слишком много фантастики, – поморщившись, укорил дядя.
– Борь, не скажи, – заступился за моего братца Василич. – Парень дело говорит. У тебя что, есть более разумные объяснения? Поделись!
– Нет, – признал капитан. – Но они должны быть, нам просто не хватает информации. Может, попробовать разговорить этого «меломана»?
– Попробовать-то можно, только как? – вздохнула я. – Он странный какой-то, заторможенный и весь в себе, – пожаловалась, покрутив пальцем у виска. – Я Ванькину теорию заговора не очень разделяю, но они правда похожи на роботов, просто высококачественных, склонных к творчеству и способных ценить прекрасное. А вот что с нами делать собираются, мне тоже совершенно непонятно. Он утверждал, что мы едем к ним домой; может, как роботы они не имеют права самостоятельно принять ответственное решение и везут нас к хозяевам, разбираться? Что ж у них за хозяева тогда? Может, потомки каких-нибудь древних колонистов?
