Рано она его отпустила… надо было еще задать пару вопросов насчет него самого... Разозлилась и испугалась, поторопилась закончить на редкость неприятный допрос. Дважды дура!
Кляня себя на чем свет стоит, Инерис забралась в палатку и стянула за собой веревку на входе. покосилась на огненного, который уже погрузился в тяжелый сон. Дыхание хрипловатое, даже громче обычного... Сопротивлялся, наверное, до последнего.
Другое имя… Ассаэр, значит? Довольно распространенное у демонов… интересно, зачем он его сменил? Хотя нет, ясно, зачем – он же полукровкой прикидывался… А такое имя ребенку могли дать только по эту сторону границы.
Вздохнув, она улеглась на собственный лежак.
Но главное – мама действительно жива. Действительно пыталась позаботиться о ней. Даже помогла этому типу (надо было не теряться, а поподробнее расспросить, с чего вдруг – демон изящно обошел эту тему стороной, а она не заострила на этих его словах внимания). А значит, пусть даже отец за что-то на нее ополчился, у нее еще есть семья, есть близкие люди…
Она отчаянно зажмурилась.
Отец! Сколько боли причиняло теперь это слово! Отдать такой приказ, решить, будто она… нет, об этом думать просто невозможно! Боль и злость смешивались в душе в совершенно дьявольское чувство.
Но в самом деле, не только на нем свет клином сошелся. У нее есть еще сестра и брат. Как-то они сейчас живут в этой атмосфере паранойи? Как отреагировали на скорбную весть о своей старшей сестре?
И главное, что дальше-то? Как, зная все это, вернуться домой? А до этого – как вести себя с демоном? Сглупила, как же она сглупила! Особенно с этим вопросом про поцелуй! И дался он ей, как будто раньше не целовал никто!
В сознание мягко толкнулась непрошенная мысль – а ведь так ее действительно не целовали. Романтично, таинственно, невинно...
Тьфу! И главное, кто – двуличный шпион! Вот тебе и "скажи нет предрассудкам"...
Нет, с ним положительно нельзя иметь дело!
Инерис не сомкнула глаз до багряного рассвета, словно предвещавшего новые трудности. Надеялась, что придут слезы, что удастся облегчить ими душу. Но их не было. Она осталась наедине с горькой правдой, рассказанной огненным. И её состояние только усугублялось недовольством по отношению к себе самой.
Столько медлить, столько говорить себе, что надо все обдумать, что надо все просчитать – и пойти на поводу у минутной, почти лихорадочной слабости!
Трижды дура!
***
Среди не сведущих в темных областях магии, бытовало мнение, будто черные обряды проводятся исключительно в полночь и на кладбищах либо в склепах. Совершеннейшая чушь. Далеко не для всех прописывалось место силы. Неизменным было лишь одно условие – абсолютная тьма или только «живой» свет. Никаких магических светильников, огоньков и прочего. И обрядовые свечи надлежит зажигать только от живого, не магического огня – для чего Кэллиэн и прихватил с собой небольшую масляную лампу.
Что до времени…
Какие-то в полночь, какие-то глубокой ночью, какие-то перед рассветом. Самые опасные – те, что проводятся днем, ибо именно они извращают естественное течение жизни и магии.
Срок этого обряда наступал в три часа после полуночи. И, к счастью, не зависел от фазы луны.
У Кэллиэна осталось полчаса на приготовления.
И вот он, как в кошмарном сне, вновь облачается в одеяние мага смерти. Вновь накидывает капюшон на голову, пряча лицо в его тени... сколько лет назад он надевал его в последний раз? Думал, больше не доведется... но так и не выбросил. Это все равно что выбросить частицу себя самого.
Черная магия – настоящая, глубинная, подлинная – всегда обрядовая, символьная. От этого не уйти, это в самой ее основе.
Три баночки, выставленные треугольником на столе вокруг ониксовой чаши. Черный цвет. Белый цвет. Красный цвет.
Но сперва – последний ингредиент.
Кэллиэн небрежно зажег в пространстве черный огонь и подставил к нему основание ладони. Жжение было почти невыносимым, но он не позволил себе даже зашипеть от боли. Обращенная против самой себя черная сила взревела, возмущаясь, пытаясь вырваться из-под контроля и не то пожрать самого святотатца, не то все, что его окружало…
В краску медленно упала черная капля.
Все.
Пламя угасло.
Хотелось ссутулиться, обмякнуть, но маг не позволил себе поддаться слабости. Теперь подготовленную краску нужно было как можно быстрее и качественнее размешать, чтобы этот последний ингредиент напитал ее нужной силой.
Основа черной магии – жертвенность. Так было и будет всегда. Чтобы забрать чужую кровь, сперва отдай свою. Чтобы принести в жертву кого-то другого, принеси в жертву частичку себя – чаще всего такие лишние для черного мага чувства, как способность к состраданию, сочувствию, сопереживанию.
Кто бы мог подумать, что даже обучение у лорда Дариэта не сможет окончательно вытравить их из него…
Готово. И время подошло.
Маг медленно выдохнул.
Приступим.
Символ жизни себе на лоб черным, перед зеркалом – нужно немало практики, чтобы приучиться рисовать его зеркально… Символ смерти белым на лоб жертве. Вечная двойственность, свойственная жизни и смерти. Обратная символика цветов – маг несет жертве смерть. Жертва несет магу жизнь. Маг творит черную магию. Жертва по определению невинна и чиста.
В завершение мазнуть алой краской по губам – неровно, неаккуратно, создавая иллюзию недавно выпитой крови.
Кровь бы тоже подошла – жертвы обряда, разумеется... но полувампир был не настолько самоуверен.
Глубокий вдох, выдох.
Слова. Длинные, шипящие, пугающие. Язык демонов на этом фоне кажется нежным и воркующим.
– Ассашших хасстсии шиэсс ашшэам насстширсаэ эш сен тхиссоэ, эш сен тхасс…
Слетают легко, без малейшей запинки. Словно не было этих лет…
Самый край запрещенного обряда. Самая тонкая грань, на которой он обязан удержаться. Воззвание к силе без призвания силы. Воззвание к смерти без принесения смерти.
Но даже этого хватило, чтобы сила поднялась в нем удушливой волной.
Где-то очень, очень далеко, на другой грани восприятия, завыл оборотень.
Проклятье, эти мохнатые же инстинктивно чувствуют черные ритуалы... Но прерваться уже невозможно, иначе обряд ударит по нему самому.
Край скалы, казавшейся незыблемой, медленно крошится под ногами.
Тьма пробудилась. Тьме интересно. Тьме хочется еще.
«Обойдешься!» – цыкнул на нее Кэллиэн, и черная гадина разочарованно облизнувшись, снова убралась на глубину.
Снова выровнять дыхание.
– Эшшео стесси ххартег… эш сен…
Кровь да свяжет, кровью повелеваю…
Шшоссе тха эш, гессеэ шширассени шортош. Шшоссе тха Шаэ…
Во имя крови – дай увидеть жизнь. Во имя смерти…
Пока вода в ритуальной чаше не испарится, он сможет видеть.
Маг оскалился.
Не испарится! Подобные фокусы никто не запрещал. Это же запретная магия, в конце концов, никто и не ожидает, что черный маг будет в своей стихии играть по правилам.
И Кэллиэн хладнокровно и герметично опечатал чашу непроницаемой лаковой пленкой.
Этого хватит надолго. Проводить второй обряд с проклятущим и вездесущим эльфом в замке было бы слишком рискованно.
Размазать черную краску на лбу, стирая грани символа. Размазать белила на лбу жертвы до цвета гипса посмертной маски. Коснуться губами, оставив алый след между бровями – как последний, прощальный поцелуй…
Это было по-настоящему жутко. Одно дело проделывать подобное с ненавистным тебе мерзавчиком. Одно дело проделывать это с эльфами, которые сунулись куда не надо. Да даже по приказу лорда Дариэта пополнять резерв, воспользовавшись одним из заключенных, которого ты раньше в глаза не видел...
Но это… со знакомым и дорогим тебе человеком…
Кощунство.
Последний этап.
Растереть алый след, надавливая в нужную точку.
– Асх Шаэ.
"Да пребудет смерть".
Пламя светильника угасло. Окно, в которое лился лунный свет, заволокло тьмой. Но свет ему уже не нужен.
